Дело Локвудов - Джон О`Хара

— Но ведь это же серьезно.

— Ну, да. Я вовсе не имела в виду, что это не серьезно. Я хотела только сказать, что меня это не долшно беспокоить. Потому вы до сих пор и не шенаты, что считаете брак серьезным делом?

— Возможно. Не было времени подумать о браке.

— Сомневаюсь. Скорее наоборот — вы много о нем думали.

— Почему вы так считаете?

— Вы красивы и богаты и если еще не женились, то лишь потому, что так решили. Значит, думали?

— Верно, думал.

Она посмотрела ему в глаза.

— Вы опытный, правда?

— Да.

— Я это знала.

— Откуда?

Она улыбнулась.

— Откуда? Я видела, как вы смотрите на девушек. Мужчина, не имеющий опыта, так на девушек не смотрит.

— А как я должен на них смотреть?

— Вы уже не смошете смотреть на них по-другому, если бы даше сахотели. Так уш действует на человека опыт. И девушки знают, когда человек опытный.

— Женский инстинкт?

— Да. Он их предостерегает. Но предостережение не всегда помогает.

— Где вы этому научились? В школе мисс Холбрук?

— Там я ничему не научилась. Разве лишь чай сервировать. Приседать, если когда-нибудь встречусь с королевой Англии. Я не училась в школе мисс Холбрук, я преподавала там. — Аделаида засмеялась.

— Вы — преподавали? Что именно?

— Пошалуй, не скашу. Ну, то, что мошно уснать на ферме. У моего папы ферма в двух милях от города.

— А, понимаю. Вы объясняли девочкам в школе мисс Холбрук, как родятся телята.

— Телята? Дети, а не телята.

— А я вот никогда не видел. Может, вы мне объясните?

Она покраснела и с тревогой посмотрела на него.

— Нет. — Это слово прозвучало в ее устах как протест. — Я слишком много болтаю.

— Вы меня боитесь? Похоже, что боитесь.

— Не знаю. Наверно, да.

— Мне уйти?

— Останьтесь, но не говорите со мной так. Я сама виновата.

— Хочется вам поцеловать меня, Аделаида?

— Конечно, только я не буду.

— Хотите, чтоб я вас поцеловал?

— Не делайте этого.

— Я и не делаю. Только спрашиваю.

— Вы — опытный. Снаете, как это делается.

— Да, знаю. Вам ведь хочется поцеловать меня, верно?

— Да, но я не буду этого делать.

— И вам хочется, чтоб я поцеловал вас и обнял?

— Да.

— Крепко? Так, чтобы мы тесно прижались друг к другу?

Она склонила голову и дышала, как уставший пловец.

— Вы целовались когда-нибудь?

— Нет.

— Но если будете, то со мной?

— Да. Наверно, да.

— Когда?

— Я не знаю.

— Хорошо бы нам сейчас остаться одним, верно?

— Да.

— Вы все еще боитесь меня?

— Не знаю. Да.

— По-вашему, я дурной человек, Аделаида?

— Да.

— Злой?

— Да.

— Развратный?

— Не знаю. Отпустите меня.

— Я вас не трогаю. Даже не прикоснулся.

Аделаида посмотрела сначала на одну свою руку, потом на другую — и встала.

— Выйдем на свежий воздух.

— Хорошо. Но помните, что вы обещали.

— Знаю.

— И я добьюсь, чтобы вы выполнили свое обещание.

— Если я с кем и буду целоваться, то с вами. Но возможно, что я ни с кем не захочу целоваться.

— Ну, это мы еще посмотрим. Мы оба, — сказал он.

Взбудоражив ее этим разговором, он ушел с вечеринки, представился вновь Крису Мону, снял у него в гостинице номер и, чтобы не терять времени даром, нанес визиты кузнецу, торговцу фуражом и хозяину каретной мастерской — всем, кто обслуживал дилижансы. Эти люди знали, что дилижансами ведал не Авраам, а сам Мозес Локвуд, но тем не менее отнеслись к нему как к сыну с должным почтением. Из бесед с ними он извлек дополнительные сведения о Хоффнерах — семье Леви Хоффнера, — убедившие его в том, что это семейство, при всей его скромности, занимает в Рихтервилле такое же положение, какое Локвуды — в Шведской Гавани. Только сограждане лучше к ним относятся, чем жители Шведской Гавани — к Локвудам.

Неделю спустя Авраам понял, что Аделаида заинтересовала его не столько как темпераментная девушка, сколько как дочь Леви Хоффнера. С мыслью о браке, равно как с мыслью о вероятной в ближайшие годы смерти отца, связывались его планы на будущее. Мозесу Локвуду шел шестьдесят первый год. Обладая достаточной хваткой в коммерческих делах, он уже не выдерживал длительного физического напряжения. Видно было — да Мозес и сам это сознавал, — что жить ему осталось недолго. Когда одного из братьев Бэнди нашли утопшим в канале, он сказал сыну:

— Вот и еще одним мерзавцем меньше. Хочу пережить их всех, хочу увидеть своего первого внука. Но это уж от тебя, сын, зависит. Сестры твои никогда замуж не выйдут — ни та ни другая. Во время войны я писал тебе. Если со мной что случится, заботы о матери и девочках лягут на тебя. Мать — ничего, а вот Дафну и, возможно, Роду рано или поздно придется сдать в больницу. Будь они крестьянские дети — жили бы себе на ферме. На ферме женщины работают, как ишаки, а ночью другим занимаются, как ишаки. Вот и вся их жизнь. Ни о чем другом не мечтают. Но у наших девиц состоятельный отец, они никогда не трудились и не желают трудиться, а грамоту знают, наверно, хуже, чем мать. Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь фермер пожелал взять их к себе, а уж о городских парнях и не говорю. Так что, сын, эта забота на твои плечи ложится. Не обижай их, пока они, бедняжки, еще дома. Бедные, жалкие созданья. А мать у них была хорошенькая. Да, твоя мать красивая была в молодости. И умница. Блистала, как новая брошь. Живая. Все при ней. Но девочкам ничего этого не передалось. Дафна прячется то в подвале, то в уборной. Рода откалывает такие штучки, что никогда не поверишь, если не знаешь ее. А ведь я их отец. Деньги на их содержание будут — об этом я позаботился. Но как бы то ни было, уж лучше бы они выросли в бедной семье. Бедняки не так разборчивы в выборе жен, как богатые.

Последние слова отца расстроили Авраама. Да, богатые девушки тоже могут быть разборчивы в выборе мужей. Сказать по чести, Сэм Стоукс — завидная партия, столь же завидная, как сам Авраам Локвуд. Правда, ни одна из ветвей рода Стоуксов, отдельно взятая, не имела больше денег, чем отец и сын Локвуды; но род Стоуксов и род Хофманов, находившиеся в близком родстве, а также Чэпины и Уокеры, неожиданно вступили в брачный союз с Хоффнерами из Рихтервилла. В этих условиях Авраам Локвуд, взвесив свои шансы на успех, пришел к выводу, что шансы эти не так велики, как он предполагал.

— Папа, — сказал он через несколько дней после их разговора, — а я нашел девушку, на которой хотел бы жениться. Дочь Леви Хоффнера.

— Что ж, у него их много. Правда, месяц назад убавилось на одну, но несколько еще осталось. Приглянулась?

— Да. На свадьбе познакомились.

— Должно быть, хорошенькая и все такое, иначе ты не обратил бы внимания. Ну, так что?

— Передай мне дилижансы. У меня тогда будет предлог наведываться в Рихтервилл.

— На черта тебе дилижансы? Если бы Леви Хоффнер захотел, то протянул бы в Шведскую Гавань железнодорожную ветку. Ну, если не на всю длину, то наполовину. А дилижансы… Хочешь, чтобы люди равняли тебя с вонючим кучером или с черным Тедом, нашим конюхом? Так за этим дело не постоит. Нет, сын, не стоит. К Леви надо ехать с чем-то более солидным и существенным. Ты с ним на свадьбе разговаривал?

— Нет.

— И хорошо, что не разговаривал. Потому что мог взять неверный тон. Он — птица поважнее, чем кажется. Такие извозчика в зятья не возьмут. Меня-то Леви знает, а вот про тебя может подумать, что умом ты не в старика пошел. Но ты не дурак. Кое в чем даже умнее меня, но не всегда. Леви Хоффнер мог помешать твоему деду и мне организовать рейсы дилижансов в Рихтервилл.

— Каким образом?

— Каким образом? Мало ли каким. Могли не дать нам место в конюшнях. Заставить кузнеца и каретную мастерскую отказать нам в услугах. Затеять судебную тяжбу. Или просто — отравить наших лошадей.

— Он на это способен?

— Леви Хоффнер и его отец, Джейк Хоффнер, не сидели бы, как я, сложа руки в ожидании братьев Бэнди. Они сами поехали бы в Гиббсвилл и там, прямо на улице, свели бы с ними счеты. Я же не мог этого сделать. Никто меня не знал. Некого было позвать поехать со мной. За спиной у Джейка и Леви стоят все Хоффнеры, предки которых жили здесь еще во времена Джорджа Вашингтона, а я в этом чертовом округе был единственным Локвудом, пока эту фамилию не приняла твоя мать. Рейсы дилижансов нам удалось организовать единственно потому, что Хоффнеры не ставили нам палки в колеса. Но они были уверены, что мы прогорим на этом деле. И прогорели бы, если бы не имели других доходов. Первые четыре года рейсы приносили нам одни убытки. Не было контракта с почтой. Эти филадельфийские мерзавцы мешали нам заключить контракт на доставку почты. Хотели, чтобы почту из Форт-Пенна в Рединг возили кружным путем. Так что не вздумай ехать в Рихтервилл как владелец дилижансов. Кто пригласил тебя на свадьбу? Конечно, не Хоффнеры.

— Нет. Сэм Стоукс, мой товарищ по студенческой организации.