Французская любовь - Елена Смехова

— Нет уж, лучше ты приходи ко мне, — говорит вдруг Анна. Какая же она противоречивая и непоследовательная! Значит, действовать придется решительно и безапелляционно. Хотя это и не в моем стиле.

На ней был полупрозрачный свитер, выразительно подчеркивающий наличествующие прелести. Славная фигурка, отметил я про себя удовлетворенно и, сбросив плащ, немедленно пошел на запах еды.

Всякий русский дом, как известно, начинается с кухни, поэтому соответственно я направился прямо туда.

На столе стояла нехитрая закуска и графинчик с чем-то коричневым.

— Какая красота! — произнес я как можно искреннее. И остановил свой выбор на румяном, аппетитно пахнущем цыпленке. Все остальное доверия мне не внушило.

Мы выпили по рюмочке крепкой, вязкой настойки, и я ринулся в атаку:

— Ты имеешь любовника?

Вопрос ее не смутил.

— Да, только что ушел один… Прямо перед твоим приходом. А следующего я жду после, ближе к ночи…

Вот это я понимаю — «Орлеанская девственница»! Звучит впечатляюще, даже если она слегка и приукрасила реальность.

— Ты была замужем?

— Была.

— Почему развелась?

На этот вопрос она предпочла не отвечать. Что же, ее право!

— А у тебя во время брака были любовники?

Надо побыстрее подтолкнуть ее поближе к теме вечера.

— Конечно нет! Я моногамна!

Ух, как страстно сказано! И с каким вызовом! Тоже мне — нашла чем гордиться.

— Фу, — утрированно изображаю на своем лице гримасу неодобрения. — Как это скучно!

— Скучно — что? Хранить верность? А у вас это не принято?

Кажется, мои слова задели ее, раз с такой запальчивостью реагирует.

— Конечно, нет. Адюльтер — это прекрасно! Мой брак ничуть не сковывает меня в желании обладать другими женщинами.

Ну вот, наконец-то мы подступили к теме вечера вплотную!

— То же самое ты позволяешь своей жене? — решила меня поддеть, вероятно. Не выйдет!

— Я не запрещаю ей этого. Если она не будет привлекательна для других, то и меня рано или поздно перестанет волновать!

В этот самый момент в коридоре зазвонил телефон. Как не вовремя! Только я распалил ее, раззадорил…

Она бросилась к телефону со всех ног, словно только и делала, что ждала именно этого звонка, и исчезла надолго. В нетерпеливом ожидании я плеснул себе еще порцию калгановой настойки. Прислушался к шороху разговора за стеной. Тонкие все-таки у них стены — при определенном напряжении слуха можно уловить не только отдельные слова, но и целые фразы.

Она беседовала с кем-то явно мужского пола. Причем довольно нежно. И судя по всему, заканчивать разговор не торопилась. Пришлось, выпив еще рюмочку, пойти на штурм.

Неторопливо вошел в комнату. Она стояла с телефонной трубкой у окна, и ее напружиненная спина выдавала смятение чувств.

Я приблизился сзади и глубокомысленно, с чувством поцеловал в шею. Она испуганно отпрянула. От неожиданности, видимо. Я поцеловал еще раз, более категорично.

— Прости, у меня гость, дальше говорить неудобно, — быстро произнесла она в трубку и разъединилась наконец-то с моим невидимым конкурентом. Резко повернулась ко мне.

Меня обдало пряной волной. Ее лицо, нетронутое косметикой, оказалось в каком-то миллиметре от моего лица. Мне захотелось немедленно впиться в эти чувственные непокорные губы, но я сдержал себя, решив оттянуть удовольствие.

Властно крутанул ее назад и, не дав прийти в себя, безапелляционно заключил в объятия. Руки мои непроизвольно нырнули в давно уже зазывающий вырез на свитере, нащупали груди и — вожделенно замерли.

Впервые, впервые за долгое время я почувствовал подступившее возбуждение. И возрадовался тому.

— Жерар, — пробормотала она, с явной неохотой убирая мои руки. — Я так не люблю!

— Хорошо, — с трудом переводя дыхание, ответил я, — давай так, как любишь ты…

И приготовился к ответному броску.

Но Анна предпочла устремиться в кресло.

— Я люблю, когда за мной ухаживают! — заявила она отчего-то разгневанно.

Но именно этим я и занимался!

— А я что делаю?

— Что, по-твоему, означает «ухаживать»? — голосом строгой наставницы осведомилась вместо ответа Анна.

Я недоумевал. Как ответить на этот бредовый вопрос?

— То, что я пришел к тебе! То, что ты мне симпатична! Что еще тебе нужно?

В самом деле, что еще ей, разведенной женщине, нужно? К ней в дом является роскошный французский любовник, которому она сама же, между прочим, выдала аванс! И сама, между прочим, пригласила в гости. Она ведь не маленькая неопытная девочка! Отношения между полами известны ей не понаслышке, тогда что за игры такие? Что ей еще необходимо?

— И ты считаешь, что мне этого достаточно? — продолжает тестировать меня Анна с маниакальной настойчивостью.

— А чего тебе недостает?

Она на полном серьезе принимается перечислять:

— Я люблю, когда мне дарят цветы. И еще когда меня приглашают в рестораны…

Мне это стало надоедать. Возбуждение пошло на убыль. Вместо него нахлынули раздражение и боль в низу живота.

— …И когда не хватают с первого свидания за грудь, — закончила она с надменной убежденностью старой девы.

И тут я не сдержался:

— Значит, ты — дура!

В самом деле, сколько можно слушать подобную околесицу?

— Почему так грубо? — оторопела она.

Кажется, я перегнул. Но если она и вправду дура!

Кто научил ее так скудоумно мыслить?

И так аномально вести себя с мужчиной?

— Послушай, — смягчаюсь я, заметив ее расстройство, — через три часа я улетаю в Алматы, у нас очень мало времени.

Вместо того чтобы воспользоваться моим терпеливым снисхождением, Анна принимается повествовать мне, почему никогда не вступает в интимную связь с мужчиной на первом же свидании. О своих детских комплексах, иезуитски развитых ее бывшим мужем. О своем любовнике, которого, как именно сегодня вдруг выяснилось, она до сих пор сильно любит.

«Мышление женщины обладает невероятной упругостью: от сильного удара оно сплющивается, кажется раздавленным, но спустя определенное время принимает прежний вид» (Оноре де Бальзак).

Продолжать все намеченное уже не имеет смысла. Чтобы остыть и немножко подумать, прошу дать мне почитать ее последнюю статью. Статья оказалась довольно неплохой, но, на мой взгляд, чересчур короткой. Попросил принести другие. Делая вид, что вчитываюсь в каждую строчку, лихорадочно размышляю, что делать дальше. На это уходит почти полчаса.

Надлежит, видимо, похвалить ее профессиональные способности. Хвалю. Ноль эмоций.

Медленно одеваюсь. Чего-то ожидаю… Ничего не дожидаюсь.

Нужно уйти красиво, какие бы бури не бушевали в душе. Вместе выходим в холл.

— Значит, так, — говорю спокойно, — я улетаю в Алматы. Через неделю возвращаюсь. Ты меня встречаешь в аэропорту…

Внимание!..

— Я тебя нигде не встречаю! — упорствует она заносчиво.

Ну да, ехать в аэропорт ей не слишком близко, об этом я как-то не подумал. Но не сдаюсь.

— О’кей, — переигрываю на ходу, — через неделю я возвращаюсь из Алматы, еду мимо твоего дома, прихожу к тебе…

Ну хоть напоследок не будь ты дурой!

— И ко мне ты не приходишь… — произносит уныло. Кажется, она устала уже сама от себя.

— О’кей. Я тебе позвоню из Алматы! Au revoir, — говорю почти машинально и — лечу вниз на лифте. В непролазную, безнадежную, промозглую тьму…

Внутри все пылает от негодования.

Таких проколов в моей жизни еще не случалось.

Никто и никогда подобным образом со мной не поступал! Какая низость, какая подлость! А какова оказалась наша племянница-девственница! Она даже хуже чертовки — та хоть не скрывает своих интриганских наклонностей. А может, чертовка Анну и подговорила? Не исключено. У них ведь такие трогательные отношения… Как я сразу не сообразил? Надоумила, чертовка, подучила, с какой стороны ко мне подобраться…

Месть отвергнутой женщины — самая страшная месть. Я знал это всегда и потому со всеми старался расставаться красиво.

Как же меня обдурили! Как обвели вокруг пальца, как заморочили голову!

Я даже забыл, зачем пришел.

Черт, мой план! Мой план летит в тартарары!

Неистовство охватило меня.

Надо срочно ловить такси, времени в обрез.

Эй, такси!

«В аэропорт не подбросите?»

«Садись!»

«Вы? О боже! Но откуда?»

«Нам надо поговорить».

«Согласен, надо».

«Что ты делал у Анны?»

«Я просто зашел к ней в гости».

«Между вами что-то было?»

«Нет».

«Не лги мне. Эта девочка не должна страдать. Ей и так досталось».

«Да-да. Она такая… трепетная, такая впечатлительная… словно бы из прошлого века. Уверяю вас, мы просто разговаривали. Полемизировали. Я читал ее газетные материалы…»

«Хорошо, допустим. С этим разобрались.