Крымские тетради - Илья Вергасов

Партизан распределяли по взводам. Тут решающее слово было за Петром Ковалем, Сашей Кучером, Иваном Подопригорой и Михаилом Вязниковым. Они знали людей, видели их в бою с карателями.

- Товарищ командир, а в какой же взвод Семена Зоренко? Он наш, гурзуфский, - спросил Смирнов.

Думали, гадали и оставили при штабе для охраны. Правда, прежде спросили у него:

- Куда желаешь?

Он мялся, мялся, а потом выдавил из себя:

- Хоть в попы, хоть в пономари. Церковь одна, без колоколов.

Кривошта внимательно посмотрел на партизана, но ничего не сказал. День закончился. В конечном счете, как думал я в тот вечер, вся наша предварительная подготовка может оказаться безрезультатной, если не достигнем главного: боевого успеха.

Видел, как дотошно расспрашивает новый командир об обстановке на Южном берегу, как изучает по карте тропы, как интересуется глубиной снега.

У нас было одно замечательное преимущество - внезапность. Фашисты чувствовали себя на южном шоссе относительно спокойно, не боялись передвигаться даже по ночам. Их там никто еще не трогал.

Главный расчет был именно на внезапность. И конечно, на подбор людей. Тут у Николая была своя тактика. Кучер рекомендовал самых боевых; тех, кого он водил под Гаспру, когда забрал в качестве трофеев оружие и солдатские книжки. Но Николай Кривошта стал возражать:

- Воевать должны все, а не исключительные лица. Мы пойдем под Гурзуф, значит, первые кандидаты те, кто лучше знает местность, кому этот край роднее.

И я согласился с командиром. Правильная логика: "Воевать должны все!"

Отлично знали район рабочий совхоза "Гурзуф" Григорий Кравченко, айданилец Михаил Болотин, бывший гурзуфский маляр Александр Смирнов. И два ялтинца: бухгалтер Туркин, учитель Ермолаев.

Мы их проводили, а через час ушел и комиссар, увел комсомольцев Галкина, Тимохина, Горемыкина и Серебрякова на Гаспринский перевал.

Две операции решали судьбу всего отряда. Мы очень волновались.

По глубокому сыпучему снегу Кривошта подошел к спуску у Гурзуфского седла и расположил группу в полуоткрытой пещере... Впереди длинная ночь. Тихо. Не слышно привычных выстрелов патрулей. Далеко в море бродит одинокий огонек, перемигивается с берегом.

- Спать! - Приказал Кривошта.

Он засыпал мгновенно, но прежде будто программировал память, чтобы проснуться минута в минуту.

Ровно в полночь открыл глаза, приказал постовому спать, а сам вышел, стал следить за дорогой, которая угадывалась внизу под ногами.

Нет-нет да и проскакивали машины, причем временами, видать, тяжело груженные.

Зло брало: как же так? Немцы под носом у отряда совершают ночные перевозки, бросают под Севастополь войска и грузы, а отряд отсиживается в древней кошаре с односкатной крышей.

... Но первую операцию надо было совершить днем. Пусть все, увидят, что фашистов можно бить на этой дороге в любое время суток. И не только бить, а подбирать трофеи, документы. Сегодня все должно быть именно так!

Спускались по глубокой снежной и очень крутой тропе. Из-за темных верхушек сосен пробивался косяк луны. Чем ближе к морю, тем становилось теплее.

Волнуется маляр Смирнов. Он увидел крышу собственного домика, освещенную луной.

- Жена и дочь там, - тяжело вздохнул партизан.

Рассвета ждали в густых кустарниках, пьяняще пахло морем.

Когда посерело на востоке, ползком пробрались еще ближе к шоссе.

Кривошта внимательно огляделся, что-то ему не понравилось. Он подполз к проводнику Григорию Кравченко:

- А еще ближе нельзя?

- Опасно, места почти голые, со всех сторон видать.

- Веди к самой дороге, - жестко приказал командир.

И вот дорога всего в трех метрах от партизан. Жутко. Промчался патруль на трех мотоциклах, легковая машина фыркнула газом.

Стало совсем светло. Кривошта посматривает на партизан: волнуются. Ну ничего, ничего...

На дальнем повороте показалась семитонка, крытая брезентом. На бортах - знаки: бегущие олени. Гудит - земля трясется... Двести метров, сто...

- Не спешить! - крикнул Кривошта полным голосом.

Внизу машина.

- Головы! - Кривошта метнул под колеса противотанковую гранату и прижался к земле.

Машина будто крякнула и раскололась, высыпая перепуганных офицеров в летной немецкой форме. Везет Кривоште!

Партизаны стали их расстреливать из автоматов и винтовок. Смирнов и Туркин пытались тут же уйти в горы.

- Назад! - Кривошта поднял автомат. - Марш на дорогу, подобрать трофеи!

Выбежали на дорогу... Кривошта бросился к кабине, навстречу полоснула очередь из автомата, но Кравченко застрелил притаившегося в кабине офицера.

- Спокойно! Собирать трофеи!

У гурзуфского моста уже лаяли собаки. Автоматные очереди резали утренний горный воздух. Раздавались голоса команды.

Кривошта будто ничего не слышал. Он только тогда дал команду отходить, когда каждый партизан нагрузился трофеями.

- Молодцы, хлопцы! Теперь айда!

Гриша Кравченко - мастер перепелиной охоты, он знал местность, как собственный двор. Вел по такой круче, что страшно было вниз смотреть, но вел точно и безопасно.

Через пять часов вышли на яйлу, от смертельной усталости повалились на снег и никак не могли отдышаться.

Отряд встретил так, как никого еще не встречал. Крик, шум, тисканье, смех. Лица красные, разгоряченные.

А тут комиссар явился. Правда, трофеи у него небогатые, зато надо же быть такому совпадению! И он, оказывается, разбил машину с военными летчиками. Вот здорово! На тот свет отправили столько офицеров, сколько достало бы на целый авиационный полк.

Летчики! То были экскурсанты, которые решили воспользоваться перерывом в воздушных боях и полюбоваться Южным берегом Крыма.

Ничего себе - полюбовались!

На радостях мы выпили по стакану вина.

Утром я спросил у командира:

- Двинется дело боевое?

- Уже двинулось. Теперь главное, чтобы каждый понюхал пороху на магистрали. Покоя никому не дам!

На посту опять бессменный часовой Зоренко, мой земляк.

- И до него очередь дойдет? - спросил я комиссара.

Тот подумал, улыбнулся:

- Не знаю, что и ответить. Пока ему дел и при штабе хватит.

- Что, Семен, пошел бы на дорогу?

- Что я, у бога теля съел, что ли? Мое дело подчиненное.

Видать, и его заело. Это хорошо!

Ялтинцы "нюхали порох" на магистралях. Кривошта никому покоя не давал. Вскоре крымский лес заговорил о Ялтинском отряде как о боевом, крепком.

Вот выписки из боевого дневника отряда.

"18.2. 1942 г. - В районе Гурзуфа разбиты 2 семитонные машины с солдатами и офицерами. Одна машина слетела под откос глубиной до 70 метров, вторая перевернулась в кювет. Потери немцев 58-60 человек, в дальнейшем в перестрелках убито еще 3 человека. Отряд потерь не имел".