Пес, который порвал поводок - Сьюзан Конант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В последнее время я получила кое-какие качественные инструкции, — усмехнулась я. Она поняла, что я имею в виду Рауди.
— Я вас до смерти заговорила, — спохватилась Дженет. — Кофе хотите?
Я не отказалась. Ее кухонька была примерно такого размера, как в жилом вагончике. Четыре сорокафунтовых пакета собачьего корма АНФ выстроились вдоль одной стены вместе с грудой металлических мисок для кормления. На этой стене висел плакат со словом «Аляска» и изображением двух воющих волков. Когда Дженет сняла куртку, я не удивилась, увидев голубую футболку с апельсиновой луной и собачьей упряжкой, тащившей нарты поперек ее тяжелой груди. Дженет зажгла глаз под помятым чайником. Накрыла стол для кофе, достав две кружки, украшенные изображениями… догадайтесь кого.
— Недавно я интервьюировала Маргарет Робишод, — сказала я.
— Мне никогда, ни за что не надо было продавать ей моего пса, — откликнулась Дженет. — Я всегда это знала и не понимаю, зачем это сделала. Ну, вообще-то, понимаю… но больно уж дурная была причина. — Она покаянно вздохнула. — Вы знаете, что она такое. Эта женщина — сила. И она всех знает. Как тут скажешь «нет»? Я говорю ей «нет», отказываюсь продать ей одну из моих собак, а она обсуждает это с каждым, именно с каждым, и в конце концов судьи начинают подозрительно посматривать на моих псов. Вот я и убедила себя, что это будет хорошо для собак, хорошо для породы. Я выслушала все, что она думает о маламутах, все ее замечания насчет их темперамента, хотя меня от этого просто тошнило. Знаете, он был прелестный щенок, из тех, что от Денни, и я сказала себе: «Уж если этот ее не переубедит, ничего не попишешь». Что тут сказать!
Значит, производителем был Денни.
— Она не говорила об этом щенке ничего дурного, — вступилась я. — Напротив, сказала, что обожала его. Если точно, она говорит, у нее не хватит сил завести другую лайку после того, как его потеряла.
— Дерьмо, вот что это такое! — Дженет налила в кружки кипятку.
— Вы уверены?
— А говорила она вам, как здорово срабатывало с ним дерганье за ошейник? «Минимальное поощрение похвалой. Заставьте его понять, что у него нет другого выбора, кроме как слушаться. Минимальное заигрывание, максимальные поправки». Верно? — Она наклонилась вперед и указала на меня пальцем.
— Да, — сказала я, отклоняясь.
— Все это дерьмо. Понимаете, откуда я знаю? У меня сейчас восемнадцать псов. — Она махнула рукой на заднее окно. — Я держу аляскинских лаек тридцать лет, и позвольте вам сказать, что если вы хоть немножко не приласкаете этих собак, то в ответ ничего и не получите, поверьте мне. Ее метод как раз и не срабатывает. Я этих собак знаю. Мой первый муж это испробовал. У него были немецкие овчарки. Я дала ему одного своего пса, и вскоре пес стал портиться. И у моих собак никогда, никогда не было никаких проблем с темпераментом. Я тогда просто не смогла бы выступать.
Как и любой другой премированный корм, АНФ предусматривает сложную сбалансированную диету, но, увидев выражение лица Дженет, когда она припоминала этот случай, я на секунду заподозрила, что она дополнила рацион АНФ, скормив собакам своего первого мужа.
— По-моему, вам понравился бы метод, который д-р Стэнтон применял со своей лайкой, — предположила я. — Его зовут Рауди. Такой миляга…
— Фрэнк был славный человек, — откликнулась Дженет. — Мы с ним часто встречались на выставках, да и не только там — повсюду.
— Он, наверное, любил Денали.
— Знаете, в последний раз я видела Фрэнка, когда выступала с Денни у ветеранов. В Бейсайде.
Ветеранами зовется нерегулярный класс послушания. Для псов восьми лет или старше. Им надо иметь степени в послушании. Они ни на что не претендуют. Это способ сохранить в них ощущение счастья, когда они уже слишком стары, чтобы прыгать, но еще достаточно активны, чтобы наслаждаться игрой.
— Вы когда-нибудь видели Рауди? — спросила я.
— Нет. Никогда не видела. Если ему хотелось маламута, не понимаю, почему он не пришел ко мне.
— Он не решался взять маламута, а потом нашел Рауди, — сказала я. — Окольным путем. Он увидел Рауди, и как раз это заставило его решиться. Рауди чудный пес, а по-моему, доктору Стэнтону щенка брать не хотелось.
— Привозите его иногда сюда, — посоветовала она. — Откуда он взялся?
— Не знаю, — ответила я. — У меня еще нет его документов.
— Вы собираетесь с ним выступать?
— Надеюсь, — сказала я.
— Конечно собираетесь, — решила Дженет.
Перед самым моим отъездом Дженет задала мне странный вопрос:
— Вы не слышали забавную историю про Маргарет Робишод?
— Забавную?
— Произошло нечто, с моей точки зрения, странное. Пару месяцев назад. У приготовишек. Одна из ее сук уснула.
— На ринге?
— На укладке.
— Я об этом не слышала, — ответила я. — Это странно.
Я уезжала с грустным чувством — жаль, что я не решилась показать Дженет Рауди. Денали старел. Она затрепетала бы от радости, увидев нового Денали, опять молодого. Я чувствовала также, что вычеркнула из списка подозреваемых одно лицо. Несомненно, Дженет признала бы в Рауди одного из своих псов, но она никогда не угрожала бы отобрать его у д-ра Стэнтона, да не отняла бы и д-ра Стэнтона у собаки. И конечно, Дженет старалась бы помешать Маргарет отобрать у него Рауди. И бесспорно, даже если бы Дженет и ухитрилась как-то прокрасться в арсенал во время состязания по кунштюкам, ей в жизни не взбрело бы на ум травить лайку — все равно какую, все равно чью.
Глава 13
Барбара Вудхауз писала где-то, что рай без любимой собаки не был бы тем раем, о котором мы мечтаем. Вы знаете, кто это — Барбара Вудхауз? Кто она была? Скажу только — сейчас она как раз в том самом раю, о котором мечтала. Ее телесериал о дрессировке собак обессмертил слово «прогулочки» и фразу «Какая чудненькая собачечка!», произнесенные ею с четким британским акцентом и не менее четким сюсюканьем. Для многих жителей Кембриджа рай, однако, особое место, куда собакам вход воспрещен. Это — бар сверхдорогого ресторана под названием «Жатва». «Жатва» — на Брэтл-стрит, за углом Гарвард-сквер, возле дома, который кембриджский люд зовет старым зданием ХЦ. Художественный Центр был магазином, который давным-давно разорился, но гарвардцы все еще говорят ХЦ, точно так же как продолжают считать театр на Гарвард-сквер — УТ, хотя он уже несколько десятилетий не Университетский театр. То, что они называют старым зданием ХЦ, на самом деле строения магазина Крэйга и Баррела, и они-то и есть настоящее новое здание ХЦ. Около двадцати лет назад Гарвардский университет снес самое первое здание ХЦ, чтобы построить библиотеку. Я об этом знаю только потому, что когда была маленькой, Мариса обычно водила меня в старый старый ХЦ покупать особые рождественские украшения и висюльки из желтого и голубого стекла, чтобы вешать их на окно в моей спальне, и всякий раз, идя в библиотеку, я вспоминаю эти рождественские походы.
Возвращаясь к теме рая: меню в «Жатве» претенциозно, еда не всегда превосходна, а бар — обветшалый и стильный, и все туда ходят, в том числе и туристы, которые надеются повидать там кого-нибудь из знаменитостей вроде ректора Гарварда или Роберта Б. Паркера. Стив и я были в баре, но не видели ни одной знаменитости. Да мы и не смотрели. После размолвки, о причине которой я предпочла бы умолчать, мы в последнее время редко виделись. Но мы помирились. Ни один из нас даже и помыслить не мог выпить в «Жатве», поэтому пойти туда было особым удовольствием. Оба мы надели костюмы, не изорванные собаками и не исполосованные кошками, и поочередно смахнули друг с друга шерсть одним из этих красных бархатных вращающихся собирателей всякого ворса. Мы выглядели — для нас — весьма элегантно..
— Ты ветеринар. Скажи-ка мне кое-что, — попросила я. — С чего бы это собаке засыпать на укладке?
— Усталость. Скука.
— На ринге?
— Собака была под хмельком?
— Не думаю, — ответила я. — Не колдовство ли это? Я видела собак, которые засыпают на занятии, примерно в конце девятичасового занятия. Но на выставке? На ринге?
— Это возможно, — сказал он. — Пари держать готов, такое бывало.
— И бывает. Одна из сук Маргарет заснула. Давай возьмем еще по бокалу и поговорим насчет валиума.
Мы заказали добавку. Порции спиртного в «Жатве» довольно щедрые.
— Валиум бесспорно нагонит на собаку сон. Вспомни, что он натворил с тобой, — сказал Стив, перебирая мои волосы.
— Он меня не убил, — отозвалась я. — Я считала, что умираю, но в больнице мне сказали, что себя, например, им убить трудно. Одна докторица рассказывала, что они постоянно наблюдают неудачные суицидные попытки с валиумом. А еще она мне сказала, что худшее — не передозировка. Худшее — последствия. Так что же в нем еще? С медицинской точки зрения.
— Валиум, известный еще и под названием диазепам, — одно из самых часто прописываемых лекарств в США, а может быть, и в мире. Это бензодиазенин. Хочешь, по буквам скажу?