Пес, который порвал поводок - Сьюзан Конант

— Ты уверен?

— Так люди видели, как он выходил и возвращался. Парень даже звонил своему врачу.

У Кевина была и другая информация. Ни д-р Стэнтон, ни Джерри Питс в Антарктике не служили. Билл Литтон, брат Маргарет, — служил.

Я выведала у него и новости о Гэле Шагге, но для меня-то они новостями не были.

— Говорят, у него насчет собак крыша поехала.

— Знаешь, что это значит? Он настолько любит собак, что не перестает о них говорить. Столько о них говорит, что думают, будто он в уме повредился. Тебе и обо мне то же самое скажут.

— Некоторые уже и говорят, — сказал Кевин.

Когда он наконец ушел, я позвонила Баку, чтобы сказать ему о Билле Литтоне — в основном потому, что Стив не принял бы этого всерьез, а Бак принял бы. Он принимает всерьез все, что имеет отношение к собакам. Еще я надеялась, что у него есть какая-нибудь мысль, как все это довести до конца, но он только снова рассказал мне о знаменитом охотничьем псе Билла Литтона.

— Я слышала, одна из собак Маргарет Робишод заснула на ринге, — сообщила ему я. — Ты что-нибудь об этом слышал?

— Слышал. Тьма-тьмущая людей слышала.

Повесив трубку, я поняла, что не знаю, где Рауди. Нашла его у себя в спальне. Я забыла запереть один из выдвижных ящиков под кроватью. Все мои носки, по крайней мере каждая чистая пара, были заботливо разложены на мягкой откидной части кровати, на полу, на подоконниках. Рауди не изжевал и не порвал их. Он просто приготовил их для меня. Самодовольный и горделивый — уши вверх, глаза блестят, хвост подергивается, — он сидел посреди комнаты, выжидая, чтобы насладиться моей реакцией.

— Умница, — сказала я. — А теперь, раз ты такой сообразительный, положи их на место.

Лицо у меня расплылось в улыбке. Пес не выкинет такого трюка для чужого. Он не сделает такого и для вас, пока не убедится, что он — ваш пес.

Глава 15

Мне потребовался целый день, чтобы превратить в статьи каракули моих интервью с Бобби и Маргарет. Рауди большую часть времени проспал у меня в спальне. Примерно через каждый час он вваливался в кабинет, скреб меня по джинсам передней лапой, бросал на меня умоляющий взор, поскуливал и клал голову мне на колени. После обеда я надела голубую куртку, перчатки и надзирательскую фуражку, взяла на поводок Рауди и вышла пройтись.

Не понимаю, как женщина может жить в городе без большого пса. Если боитесь выходить в одиночестве после наступления темноты, попросту не жалуйтесь на насилие и притеснения. Хотите вернуться домой ночью? Заведите пса, а не карманного пуделя. Как только вы возьмете большого пса, мир тут же станет куда более учтив, чем секундой раньше. Возьмите пса смешанной породы, гибрида, ротвейлера, немецкую овчарку, эрделя, добермана, ньюфаундленда, сенбернара, родезийского риджбека. Возьмите акиту. Я когда-нибудь возьму. С хорошо обученным акитой у ноги вы спокойно пройдете и через ад.

К особому удовольствию Рауди, мы прошли по Конкорд-авеню к Гарден-стрит и послонялись вокруг Гарвард-сквер. Рауди любит Гарвард-сквер. Он кипуч и пахуч. На площади мы наткнулись на моих знакомых и провели время болтая с ними. Я получила множество комплиментов своему эскимосскому псу. Кое-кто по ошибке принял его за немецкую овчарку. Мы направились по Массачусетс-авеню к Портер-сквер и по Уолден-стрит вернулись на Конкорд-авеню. Было около четверти десятого, когда мы добрались до угла Эпплтон-стрит, или, как непременно поправили бы меня в Кембридже, до перекрестка Эпплтон-стрит и Конкорд-авеню.

Любители собак, которые верят в экстрасенсорные явления, сказали бы, что, пока мы гуляли по площади или разглядывали витрины на Массачусетс-авеню, Рауди должен был внезапно плюхнуться наземь, задрать голову к луне, издать серию завываний и рвануть к этому самому перекрестку. По крайней мере, сказали бы они, он должен был ощетиниться, а когда мы, миновав лавку цветного стекла Лин Хови на углу Эпплтон и Конкорд, шли мимо забавного зданьица, которое стоит на краю моих владений, образуя одну из стен моего двора, — оно называется недобрым зданием, а отчего, точно не знаю, — на него должно быть напасть провидческое ворчание или там рычание. Может быть, у него нет шестого чувства. Он топал по Конкорд-авеню, задирал ногу на угол недоброго здания и вилял белым султаном хвоста весь путь по ступеням и через холл к двери кухни, которая была приоткрыта.

Будь я в здравом уме и трезвой памяти, я вспомнила бы, что ближайший мой сосед — коп, и попытала бы удачи у миссис Деннеги. Я продолжала держать поводок Рауди. Что я сделала, так это повернула кухонный выключатель, спустила Рауди с поводка и вошла как обычно. Все выглядело нормально, кроме кухонной двери, которая оказалась вскрыта, а замок на ней — сломан, и распахнутой двери моего кабинета. Я всегда, всегда держу эту дверь закрытой, кроме тех случаев, когда сама сижу в кабинете. Рауди не зарычал, отыскивая в доме незваных гостей, и не встал как защитник со мной рядом. Побрел к своей миске для воды и стал жадно пить. Я схватила его за ошейник и потащила за собой в кабинет. Вора, насильника и грабителя я больше всего боюсь не потому, что он что-то сделает со мной или моим домом. Всегдашний и сильнейший мой страх — что какой-нибудь свихнувшийся выродок обидит моего пса.

В кабинете не оказалось никого, кто мог бы нас обидеть. Там не оказалось ничего, чего не было бы раньше, но большая часть вещей валилась на полу. Все содержимое трех металлических шкафчиков архива, все содержимое шести выдвижных ящиков. Архивные папки-скоросшиватели. Бумага. Дискеты. Книги. Бруски и досочки, которые только что были книжными полками. Компьютер, слава Богу, все же стоял на столе, но принтер был сброшен с подставки. Мозги в таких случаях работают туго. Вместо того чтобы поинтересоваться, нет ли кого у меня в спальне и в гостиной, я занялась принтером. Меня увлекла мысль поднять его обратно на подставку и запустить. Сердце у меня сильно колотилось, но я не плакала, не дрожала. Меня привел в себя звук когтей Рауди, который рылся в дискетах, наверное разрушая то, что не было уже безнадежно поцарапано. Я взяла его на поводок и медленно выбралась наружу. Когда я стучалась в заднюю дверь миссис Деннеги, то все еще пребывала в том ложном спокойствии, которое появляется в критический момент. Миссис Деннеги подошла к дверям.

— Не будете ли вы так любезны сказать мне, дома ли Кевин? — спросила я так отчетливо и учтиво, словно давала иностранным студентам урок английского языка.

Кевин был дома и принял командование. Он позвонил своим дружкам, достал оружие, отказался отпустить меня домой и поручил меня заботам своей мамаши, которая усадила меня за кухонный стол и дала мне дозу — не виски, бренди или валиума, — но сладкого травяного чаю с молоком. Копы освобождены от гарвардского запрета на обои. Кухня у миссис Деннеги оклеена обоями с узором из желтых чашек и голубых зайчиков на коричневом фоне. Этих зайчиков я никогда раньше не замечала. Я из-за них разнервничалась. Миссис Деннеги всегда заставляет меня нервничать. Вместо того чтобы обычным образом закалывать свои седые волосы в пучок, она, верно, вбивает эти шпильки себе в череп молотком. Она всегда выглядит так, словно стоически переносит боль. Я начала дрожать, и она дала мне еще травяного чаю и погладила меня по спине. Чтобы успокоить себя, я сделала то, что делаю с тех пор, как себя помню. Вцепилась в своего пса, зарыла лицо у него в шерсти и вдохнула запах прирученного волка.

Кевин вскоре вернулся и отвел меня домой. К тому времени я уже не дрожала. Я была в ярости. В кабинете и спальне детективы посыпали все порошком для снятия отпечатков пальцев. Серый порошок был на всех дверях. Наверное, и на моих дискетах. Я ответила на массу вопросов. Нет, вроде ничего не пропало; пока не могу сказать. Документы, может быть. Дискеты.

Посыпав порошком и обшарив гостиную, дружки Кевина разрешили нам ею воспользоваться. Мы сели на противоположных концах кушетки, странно официальные, словно собирались потягивать «Бристольские сливки» и жевать птифуры, не уронив ни крошки. Хотя я повернула вентили радиатора, чтобы стало теплей, тепла еще ничуть не прибыло, а из-за старого пепла в камине комната казалась еще холоднее, чем была на самом деле. Рауди сел прямо передо мной и все время предлагал мне лапу.

— Вот что я тебе скажу, — начал Кевин. — Это не профессиональная работенка. Мы у тебя тут весь пол записали на пленку приближающей видеокамерой. Дальше. Первое, что делает профессионал, — убеждается, что обеспечил себе отступление. Устраивает себе лазейку: открывает окно, ломает замок черного хода — что угодно. Этот тип ничего подобного не сделал. Мне это не по душе. С профессионалом нечего беспокоиться. Ворюга входит, удостоверяется, что сможет удрать, забирает все, что хочет, уходит. Входит и выходит за пару минут. Меньше всего он хочет видеть хозяина. А у этого типа была какая-то своя цель. Документы?