Детство и отрочество в Гиперборейске, или В поисках утраченного пространства и времени - Татьяна Янковская

А учебный год кончается, и ничего не происходит… Если бы случай опять столкнул их лицом к лицу, как тогда в дверях кинотеатра! Ну ничего, после лета обязательно что-нибудь произойдет.

Уважаемый тов. Хазанов Л. Р.

Дирекция и коллектив учителей школы имени М. И. Калинина в день традиционного праздника «За честь школы» отмечает успехи Вашей дочери в учебе, поведении и общественной работе. Мы благодарим Вас за хорошее воспитание и за внимание к школе. Общими и дружными силами семьи, школы и общественности мы сумеем вырастить Вашу дочь образованным, высокодисциплинированным и культурным человеком, полноценным строителем коммунистического общества.

38

В конце мая приехал погостить дедушка. Он приготовил Ане сюрпиз: они поплывут вдвоем из Перми в Москву! Этот теплоход гораздо лучше, чем прежний, и у них каюта первого класса. В кормовой части палубы ресторан, а в носовой – салон с огромными окнами, в котором есть рояль. Ане разрешили на нем заниматься, она взяла с собой ноты с заданием на лето. Еще несколько девочек последовали ее примеру. Большинство девочек из Москвы. Они все быстро перезнакомились и носились по палубе или сидели в салоне, играя в шашки, карты или болтая. Аню научили новым блатным песням, например, «У развилки трех дорог стоит терем-теремок» и «Много у нас диковин, каждый мудог Бетховен». Мудог какой-то! Вообще московские песни были похабные, а не романтические, как те, что Аня слышала в Гиперборейске, но более современные. У них был ритм новых танцев – модного липси и неразрешенного рок-н-ролла.

Кое-кто из взрослых тоже садился к роялю, но играли все очень неважно. А однажды из салона полилась такая музыка, что Аня, все бросив, помчалась туда. Играл мужчина, который сидел за их столиком в ресторане. Как хорошо он играл! И такие песни, которые Аню раньше не трогали – «В далекий край товарищ улетает…», «Когда умчат тебя составы за сотни верст в далекий край». Не веселые, не грустные, не страстные – нейтрально-спокойные. Как будто ничего в них не происходит, но если вслушаться, они западают в душу и легко, без волнения и напряжения, напеваются. И Георгий Петрович так легко их наигрывает, аккорды лютея из-под его больших, сильных рук. Теперь она каждый день просит его поиграть, и он выделяет ее среди других девочек как старую знакомую. Очень он интригует Аню. Он прихрамывает, но спортивный, занимается теннисом и парусным спортом. Интересно, где он повредил свою ногу? На войне или несчастный случай на яхте? По возрасту мог бы, наверно, и на войне.

Они стояли рядом на самом носу палубы, держась за поручни, и беседовали. Вдруг ветер взметнул Анину пышную штапельную юбку с каймой, которую она сшила себе перед отъездом. Смутившись, она прижала юбку руками – кажется, Георгий Петрович не заметил – и оглянулась. Ее новые подружки уселись в ряд в салоне перед окном и следили за своей товаркой по играм и ее кумиром. Сейчас они потешались над взлетевшей вверх юбкой, строили рожи, «делали нос» и показывали язык. Ну и пусть! Впервые Аня видела во взрослом мужчине не просто старшего, которого надо уважать, а возможную ровню себе, если бы, конечно, они полюбили друг друга. Ничего, что он старый – ему лет сорок, не меньше – но он такой необыкновенный. Еще немножко, и она могла бы влюбиться в него. Но, думая и чувствуя так, Аня помнила, что любит она, конечно, Володю Сенковского. И вообще, путешествие закончится, они приплывут в Москву, и Георгий Петрович навсегда исчезнет из ее жизни, оставив лишь след в душе и это новое понимание, да еще любовь к песням, которые раньше слушала, но не слышала.

Через восемь дней они приплыли в Москву. Больше всего запомнились Ане одинокая церковь на воде около Углича и Горький, где они стояли несколько часов и даже успели осмотреть кремль, совсем непохожий на московский, и место, где была нижегородская ярмарка. В Москве они ненадолго задержались у дедушкиного старого друга. В этот раз Аня побывала в Третьяковской галерее, где выставлены картины русских художников. Оказывается, в Москве продается топленое молоко – не надо его самой делать! – и ряженка, простокваша из топленого молока. Жаль, этого нет в Гиперборейске!

Зато в Гиперборейске не лапали девочек за попу, как в Москве. Первый раз Аня почувствовала, что кто-то схватил ее за ягодицу в той самой юбке с каймой, когда она заходила в кинотеатр. Она с возмущением оглянулась и увидела в очереди за собой высокого, приличного на вид немолодого мужчину. Он смотрел поверх ее головы, как будто не видя ее. Неужели он? Или тот, кто это сделал, скрылся? А на следующий день кто-то цапнул ее в толчее в автобусе. Был у них в школе один четвероклассник, который подходил к девочкам-первоклашкам и говорил «есть рубль?». А когда они отвечали «нет», хватал за это место и говорил «а это что, не рубль?» Аня видеть это не могла, чувствовала, какое унижение должны испытывать девочки, – а главное, такому верзиле и сдачи не очень-то дашь! Но то был мальчишка-хулиган, а здесь взрослые дядьки. Столица называется! Но теперь – в Ленинград, а оттуда на дачу.

39

Хорошо на даче! Слушаешь, как птицы разоряются с утра, ходишь по живой земле вместо асфальта. Воздух пахнет хвоей в солнечные дни, а в дождливые питает влагой кожу и легкие. Хорошо сидеть на застекленной веранде, спрятавшись от дождя, и болтать с Соней, играть в дурака, в девятку или в «бонжур, мадам». Аня не рассказала Соне про Володю Сенковского, почему-то не захотелось. Может быть, поэтому она уже отправила несколько писем Маше, в которых писала, что скучает по В. С., обрамив его инициалы мамой и Машей для конспирации на случай, если письмо попадет в чужие руки.

– Жалко, что ты не живешь в Ленинграде, – сказала Соня. – Если бы Рафаила тогда не посадили, вы бы не уехали на Урал.

Аня не сразу поняла, что речь идет о дедушке. Она привыкла говорить старшим «тетя» и «дядя», а в семье Симоны Наумовны принято всех родственников называть по имени, независимо от возраста.

– Дедушку Рафу?

– Ну да. Твоего дедушку. А ты разве не знала, что он сидел в тюрьме, а потом в лагере?

– Как это?

– Он был арестован как враг народа.

– Дедушка – враг?!

– Да нет, конечно, никакой он не враг, но при Сталине многих сажали.

– За что?

– Обвиняли в том, что они шпионы или вредители или хотят Сталина убить. Да ты не бойся, Рафаила уже реабилитировали, признали, что он ни в чем не виноват. Хрущев разоблачил культ личности Сталина, и теперь никого просто так не сажают.

– Откуда ты знаешь?

– А я читала доклад Хрущева.

– Когда же это было? Почему я ничего не слышала?

– Это не был публичный доклад. Но многие знают, это было в 1956 году. Можешь почитать, у папы есть книжечка с докладом, сейчас принесу.

Дождь уже перестал. Аня вышла на участок, устроилась в гамаке и принялась читать. Как же так получилось, что сажали и расстреливали невиновных? Было страшно. Она вспомнила случайно подслушанный разговор их соседки Екатерины Андреевны с Георгием Александровичем. Видимо, его на самом деле обвиняли в том, что он японский шпион! И хромали они оба, как и папа Тани Рогачевой, тоже, может быть, из-за того, что сидели в тюрьме и в лагере. И в Москву Екатерина Андреевна вернулась как раз тогда, когда дедушка вернулся из лагеря. Дедушка, родненький! Но ведь сейчас все так хорошо, и дедушка довольный и счастливый, она же видит, и жизнь такая замечательная! Нет, раз культ личности разоблачили и всех невиновных отпустили, значит, все страшное позади, в прошлом.

Они живут на даче уже много дней, но никто ни разу не убирал, не мыл пол. Аня попросила у тети Лили, Сонькиной мамы, ведро и тряпку, и быстро и с удовольствием начала смывать грязь с крашеных досок. Воду пришлось менять несколько раз. Так приятно, когда пол чистый! Даже запах в комнатах другой. И всем приятно, все хвалят Аню. Аня думала, что Соня последует ее примеру и в следующий раз помоет пол сама, но Соня и не думала. А через несколько дней тетя Лиля попросила Аню снова помыть полы. Почему же она Соню не попросила? Аня пошла мыть уже без всякой радости, а когда мыла около кровати, на которой Сонька читала книжку и поджала ноги, чтобы Аня могла помыть под кроватью, Ане стало очень обидно. Они что, служанкой своей ее считают, Крошечкой-хаврошечкой?

В воскресенье на дачу приехал дед, и Аня попросилась обратно в город. Папа достал путевку на последнюю смену в лагерь калийщиков, и до отъезда она сходит в Русский музей, в Летний дворец Петра I, а еще они с дедушкой поедут в Петергоф, Пушкин, Павловск. И просто будут гулять по городу и разговаривать.

40

– Дедушка, а почему революция – это хорошо? И что хорошего в диктатуре пролетариата?

– Благослови тебя Бог, деточка, – ответил неверующий дед, целуя Аню в макушку. – А почему тебя это заинтересовало?

Аня рассказала про возникшие у нее на уроках истории сомнения.