Двум смертям не бывать - Наталья Шнейдер

Снова выбравшись на палубу, он отыскал взглядом Бертовина:

— Собери людей.

— Что-то случилось? — забеспокоился тот.

— Собери людей. — повторил Рамон. — Вот хотя бы здесь — никто внимания не обратит.

Долго ждать не пришлось.

— Я говорил с капитаном. — начал Рамон. — И то, что услышал, мне не понравилось. Первое — за три дня нас отнесло от курса, и довольно далеко. Второе: мачта сломана, а значит, вместо двух парусов у нас остался один. Третье — ветер утихает и мы можем оказаться в полосе штиля, а на нефе, как вы все уже заметили, весел нет. Все это значит, что до места мы доберемся куда позже, чем планировали.

— А когда? — подал голос Эдгар.

— Почем мне знать? Капитан говорит, что если ветер останется таким, как сейчас — через две недели. Возможно, дольше. Намного.

— Когда мы садились на корабль, две недели должен был занять весь путь.

— Да, и то в худшем случае. — кивнул Рамон. — Мы живы, это главное. Если кто-то хочет напиться по этому поводу, я не против. Но прежде чем продолжить радоваться, нужно кое-что сделать.

— Приказывай. — сказал Бертовин.

— Возьми Хлодия, пересчитай, сколько осталось еды, воды и спиртного. Треть еды отложишь, остальное подели на две недели, будешь выдавать утром каждому его дневную долю, дальше пусть поступают с ней, как хотят.

— Негусто выйдет.

— Негусто. — согласился Рамон. — Ничего, не отощаем. Воды прибережешь половину. Выпивки — две трети.

— Отметили, называется. — Буркнул кто-то.

Воин нашел его взглядом:

— Свою долю, можешь взять всю и вылакать прямо сейчас. Но если дело обернется совсем плохо, то вино, разбавленное морской водой, можно пить. А вот морскую воду в чистом виде — нет.

— Я понял, господин. Прости.

Рамон обвел взглядом своих солдат:

— Я очень надеюсь, что до этого не дойдет. Но лучше пусть я буду трусом, испугавшимся тени, чем мои люди будут голодать.

Он снова обернулся к Бертовину:

— Еще одно. После того, как вы с Хлодием закончите, оставь кого-нибудь сторожить еду. Пока одного, там посмотрим. Мало ли.

— Понял, господин.

— Все. Свободны.

Эдгар осторожно тронул брата за плечо:

— Думаешь, все так плохо?

— Не знаю. Одна мачта цела, а значит, нас не будет носить по морю без руля и без ветрил. Но я должен думать о худшем… в Агене под конец осады, говорят, были случаи людоедства.

— Не сравнивай язычников с…

— Люди везде одинаковы. Неважно, в кого ты веришь: поскреби любого, получишь дикаря. Я надеюсь, до крайностей не дойдет. Очень надеюсь.

— Ты циник, погрязший в безверии.

— Может быть. Но когда от тебя зависят люди, лучше быть погрязшим в неверии циником, чем блаженным, верящим, что все люди чисты и невинны лишь потому, что молятся тому же богу, что и он.

— Мне жаль тебя, брат.

Рамон пожал плечами и отвернулся, уставившись в море. В тот день они больше не разговаривали.

Капитан оказался прав: путь занял еще две недели, и к концу плавания многим пришлось затянуть пояса. До кошмаров, которыми пугал Рамон, дело не дошло, но Эдгар облегченно вздохнул, когда на горизонте показался берег. С братом они давно помирились, и выяснять на опыте, кто из них был прав, как-то не хотелось.

Город встретил разноязыким гамом. Сойдя по пружинившим под ногами доскам, Эдгар замер на миг, обескураженный. Рамон подхватил его под руку, потащил вперед, сквозь людскую толчею. Солдаты копья последовали за ними.

— Куда мы идем?

— Ко мне. Уезжая, я оставил дом на слуг, да и Амикам обещал присмотреть. Тебе ведь все равно пока больше некуда?

— Я думал, меня встретят.

— Кто? Если мы задержались на неделю, и никто не знает, доплывем ли? Сейчас Дагобер прикажет разместить тех, кто здесь впервые, доберется до отца — тогда за тобой пошлют. Не суетись.

Пришлось "не суетиться". Правда, всю дорогу Эдгара так и тащил под руку брат, не давай остановиться и разглядеть ни странно выстроенные дома, ни еще более странные одежды местных. "Успеется" — ворчал он, и продолжал неуклонно вести куда-то.

— Куда торопишься? — не выдержал Эдгар.

— Домой. Я устал от бесконечной качки, тесноты, вони и чужих людей. Поэтому, прошу тебя — пошли домой. Отдохну, высплюсь, и свожу тебя погулять, если хочешь — но не сейчас.

Эдгар вздохнул и подчинился.

Оказывается, Бертовин их обогнал — занятый разглядыванием города, Эдгар и не заметил этого — и когда Рамон со своими людьми подошел к дому, их уже ждали. Немногочисленная челядь выстроилась во дворе, склонившись в поклоне. Рамон кивнул в ответ на приветствия, оставил брата на дворецкого, чтобы тот показал ему отведенную комнату и дом, и пошел к себе. Открыл дверь в свою спальню — за три года ничего не изменилось, да и что могло измениться, по большому-то счету? Разве что впервые в жизни он и в самом деле почувствовал себя дома. Он замер на миг, удивившись, а потом рухнул на кровать и рассмеялся. Будь что будет, но сейчас он — дома.

Постучавшись, в комнату заглянул пожилой слуга, спросил, будет ли господин есть.

Рамон кивнул:

— Неси сюда, спускаться лень. И приготовь помыться, а то самому от себя против ветра встать хочется.

— Что подать?

— А что, в доме полно разносолов? — хмыкнул Рамон. — Готов поспорить, что нас не ждали.

— Твоя правда, господин. Но, думаю, ты не попросишь жареного целиком быка прямо сейчас?

— А вдруг я за три года стал ленив и капризен? — Молодой человек улыбнулся. Не то, чтобы он считал свои шутки верхом остроумия, просто сейчас, несмотря на усталость, ему хотелось смеяться непонятно чему. — Давай что-нибудь на свой вкус… только солонину и сыр не надо, три недели, почитай, только это и ели, уже тошнит.

— Яичница на сале, зелень, вареные раки и вино?

— А моим людям?

— То же самое. Еще копченая рыба, сыр и моченые арбузы и яблоки. Должно хватить. А ужин уже приготовим как полагается.

— Хорошо.

Слуга поклонился. Выходя, на миг задержался в дверях:

— Мы рады, что ты вернулся, господин.

— Я тоже рад.

Он дождался, пока слуга вернется и поставит на стол принесенное.

— Постой. Расскажи, как тут дела?

— Господина интересуют все новости за три года?

— Нет, что ты! — испугался Рамон, представив, сколько болтовни на него выльется. — Про что сейчас люди говорят.

— Купцы жалуются — на дорогах снова шалить начали. Так что посуху, почитай, теперь почти не ходят, все морем. Герцог жениться собрался.

— Это я знаю.

— Ора — ты ее помнишь? — второго родила.

"Помнишь"? Как не помнить? Сливающаяся с белизной простыней кожа, рассыпавшиеся смоляные кудри, негромкий смех, собственное смущение… наверное, он был ужасно неловок тогда, но у нее хватило такта этого не заметить. А потом была вторая ночь, и другие…