Сборник рассказов - Олеся Ермакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Улица была грязной, серой и почти пустынной. Большинство прохожих скрылись от дождя за витринами мелких магазинчиков. А я люблю дождь. Пусть даже он и не по-летнему холодный. Порой устаешь от кристально чистого неба Нового города, где осадки приходят точно по расписанию и желанию климатологов и метеорологов, а прогнозы последних всегда верны. Природа должна быть настоящей. Не стоит менять ее под свой вкус.
Странно, в дождь Нового города не бывает ни грустно, ни весело. Просто равнодушно принимаешь, что через столько-то часов или минут дождь закончится. А дожди Старого — не предсказуемы и поэтому интересны. Или профессия пилота заставляет искать в мелкой мороси романтику.
Возможно, к лучшему, что автобус ушел раньше. Дорога домой займет больше времени и отвлечет от невеселых мыслей. Пилоты в полете вспоминают дом как некий символ покоя и уюта, куда хочется вернуться. Мне в последнее время возвращаться домой не хочется.
Нет ничего печальней дома, из которого ушла женщина. Дело не в мятых рубашках, грязных носках и пельменях на ужин. Сложно привыкнуть к тому, что тебя больше никто не ждет дома, а, чтобы войти, придется искать в сумке ключ…
Хуже только смотреть, как женщина, раньше бывшая любимой, равнодушно бросает в сумку вещи, и ничего не можешь с этим поделать. Все слова уже сказаны, а на нужном ей документе о разводе стоит моя подпись.
Исчезают в темно-зеленом чемодане, с которым мы ездили на море, персиковый свитер, забавные тапочки с помпонами и антикварный сервиз, тщательно завернутый в старые газеты. Пустеют полки шкафа, полочки с ванной словно осиротели без многочисленных масок, мазей, кремов, шампуней и гелей. С уголка кровати соскользнула в чемодан кружевная ночнушка. Стопочка документов в коробке из-под ее старых туфель стала меньше в три раза. Она встала на диван, чтобы аккуратно снять со стены картину с горным водопадом — подарок на день рождения. Сегодня она до невозможности точна и пунктуальна — не упустит ни одной мелочи.
Лена, не переставая, говорит, будто не может остановиться. Или эти пять лет только и занималась тем, что молчала. От этого становится еще паршивей. Слушать, как ее красивый звонкий голосок усыпает меня непрерывными упреками и замечаниями. Если все, что Леночка сейчас говорит, считать правдой, то пять лет нашей вполне сносной, на мой обывательский взгляд, совместной жизни можно приравнивать по героизму к полету экипажа первого звездолета.
— Семья? Да у тебя вечно не хватало на семью времени! — начала новую тираду Лена. А с виду такая хрупкая, беззащитная. По крайней мере, раньше она была совершенно другой. Хотя, что раньше… раньше она не заявляла, что я погубил светлые надежды ее молодости. Или она не возражала?
— Дима, ты должен понять, я не могу жить со смертником! — она будто оправдывается. — Я живая! Мне хочется букетов роз и комплиментов, ужинов в ресторане, а не твоих воспоминаний, комплексов и чувства вины. Да лучше бы ты сам, а не этот твой напарник разбился на этом чертовом звездолете!
Лена сама испугалась последней фразы и отшатнулась от меня, выжидая. Она не злая, и не хотела причинить мне боль. Просто сорвалось. Бывает.
Чего же ты так испугалась? Моего взгляда? Ты лучше других знаешь, что я никогда не повышу голос и не подниму руку на женщину.
— Лен, мы еще не решили, что делать с фотоальбомами, — попытался сменить тему я.
— Дим, ты прости… я не хотела…
Ни в чем она не виновата. Мы оба не виноваты. А если и виноваты, то в равной степени. Мы просто не сумели научиться жить одной семьей. Пытались, но, как говорил почти забытый ныне поэт двадцатого века, Маяковский, «семейная лодка разбилась о быт». Наверное, мы не достаточно друг друга любили, или не научились до конца понимать, или просто неудачно сложились звезды, и так распорядилась судьба.
— Лен, ничего, — пытаюсь улыбнуться я. — Уже ничего. Тебе помочь сумки донести?
Лена улыбается в ответ. Открыто, искренне. На секунду она становится похожа на ту веселую, непосредственную девчонку, которая пять лет назад влюбилась в пилота. Всего на секунду, а потом она опускает глаза и произносит:
— Спасибо, но не надо… За мной приедут…
В подтверждении ее слов раздался требовательный звонок в дверь. Лена поспешила сама ее открыть. Вошедший мужчина по-хозяйски обнял мою бывшую жену и поцеловал.
— Влад, ну зачем… я же просила подождать внизу, — укоризненно произнесла Лена, а, увидев меня, добавила. — Дим, это Влад… Влад, это мой бывший муж Дмитрий.
Он похож на сытого льва. Ухоженный, импозантный, представительный — наверняка, крупный бизнесмен или президент правления банка. Деньги, чтобы водить Лену в рестораны и дарить дорогие букеты у него имеются.
Так ты этого хотела, Лен? Что ж, желаю тебе счастья…
Влад подает мне руку для пожатия.
Вот только сейчас хочется двинуть ему по физиономии, наплевав на последствия. И на леночкины вздохи и испуганные глаза. Хочется прижать ее к себе и никогда не отпускать, никому не отдавать. А с теми, кто осмелится на нее посягнуть, драться насмерть.
«Она больше не твоя любимая женщина…Ты не имеешь на нее никаких прав», — подсказывает разум. Любовь прошла, глупо убеждать себя в обратном. Осталась только разъедающая душу грусть и нежелание отпускать.
«Все вы, мужчины, примитивные собственники!», — заметила бы Лена, умей она читать мои мысли. К счастья, — или к несчастью, — не умеет.
— Лен, ты заходи, если что понадобиться, — прощаюсь я, закрывая дверь…
— Мяу! — требовательно повторила серая кошка, уже минут пять идущая со мной рядом.
— Подожди, киска. Совсем не обратил на тебя внимания. Замечтался как сентиментальный идиот.
Я порылся в рюкзаке и вытащил оттуда бутерброд. Да, представительные мужчины нынче не ходят с рюкзаками — им больше идут солидные чемоданы или дипломаты. А пилоты могут позволить себе наплевать на общественное мнение вне борта звездолета. Поэтому мне когда-то и приглянулась эта профессия.
— Бутерброд с колбасой будешь? — кошка проигнорировала первую часть предложения, но на колбасу согласилась. Ладно, батон я и сам съем.
Дождь кончился, и теперь вымокшая киска пыталась обходить лужи. Через самую большую пришлось ее перенести.
Когда был маленьким, мечтал завести котенка. Сначала мама не разрешала, затем у младшей сестренки открылась аллергия на кошачью шерсть. А потом появилась другая страсть — небо. Наши портовые врачи любят шутить, что все пилоты — психи, и их работа напоминает общение с умалишенными, бредящими небом. Мы, в самом деле, бредим небом и звездами. Такими далекими и манящими, что готовы продать душу за одну лишь возможность стать к ним ближе. Другие в пилоты и не идут — слишком велик риск. Его не покрывает даже приличная для Нового города зарплата.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});