Во имя отца и сына - Иван Шевцов

На следующий день, взяв попугая, Златов помчался в Черемушки искать Восьмую улицу Строителей. Чертыхаясь, он вскоре возвратился к Климову и, с раздражением швырнув Пи-пи в угол, мрачно проворчал:

- Разыграли, мерзавцы. Не пойму кто: голос незнакомый.

Климов раскатисто захохотал. Он смеялся до слез, багровея, приговаривал:

- Я ж говорил: тебе надо прививку сделать. От кретинизма. На такую дешевую покупку клюнул.

Роман Архипов казался полной противоположностью Саше Климову. Сдержанный, по-военному всегда подтянутый, этот светлоглазый парень был не по годам серьезен. Техника - его родная стихия. Общественно-комсомольская работа оставляла ему мало свободного времени. В спорах о современном стиле в литературе, которые нередко вспыхивали в среде заводской молодежи, он участвовал пассивно. Стихов и романов, о которых обычно дискутировали, Архипов не читал - не трогали они его. На художественные выставки ходил редко. Но зато много времени отдавал институту. Он учился на вечернем отделении механического факультета. Его отец, советский дипломат, жил с матерью за границей, а Роман с братом обитали в трехкомнатной московской квартире. Иногда к нему заходили Саша Климов и Коля Лугов или товарищи по институту, крутили магнитофон, смотрели телевизор, обсуждали очередной номер "комсомольского прожектора".

Однажды в соседнем доме обворовали квартиру. Днем. Все возмущались. Роман сказал мрачно:

- Эх, сделать бы так, чтобы воры попадались, как лиса в капкан.

И недели через две капкан-"вороловка", сконструированный Романом, был установлен в квартире Архиповых. Принимала его авторитетная комиссия в лице Александра Климова и Николая Лугова. Втроем они поднялись на пятый этаж, где жили Архиповы. Роман достал связку ключей, сунул длинный с крючком штырь в замочную скважину, повернул его дважды и негромко пояснил:

- "Вороловка" выключена.

Без каких бы то ни было происшествий ребята вошли в квартиру. Затем они возвратились на лестничную площадку, и Роман захлопнул дверь на замок.

- Теперь предположим, вы подобрали ключи или отмычку от нашего замка. Вот тебе, Саша, ключ, открывай дверь и входи.

- И что будет? - насторожился Климов.

- Да ты не бойся, останешься цел и невредим, - успокаивал Роман.

- Да ну тебя: знаю я твои штучки, - Климов отдал ключи Лугову. - Пусть откроет дверь Коля.

Тот молча взял ключ, неторопливо сунул его в замок и резко открыл дверь. И тут же в квартире взвыла сирена, откуда-то сверху ударили упругим пучком струи воды. Коля отпрянул от двери и чертыхнулся, больше от изумления.

- Ну как?! - восторженно спросил Роман.

- Безотказно!

- Впечатляюще!

- Так это для вас я зарядил водой. А вообще - заливаю красными чернилами, - пояснил Роман. - Представляете состояние вора, вдруг под вой сирены окропленного красным. Точно кровью меченный.

- Убежит, - определенно решил Коля.

- Но его запомнят лифтерша, дворник, соседи и прохожие. Словом, больше сюда он не сунется и другим закажет дорогу, - сказал Роман.

- А может, не закажет, а только укажет? - заметил скептически Саша и добавил: - Аппарат не соответствует своему назначению. Какая же это, к черту, "вороловка", когда она никого не ловит, а только отпугивает?

- Предупреждает воровство, - компромиссно уточнил Коля, второй член комиссии.

Изобретение было принято с оценкой "удовлетворительно" без рекомендации в серийное производство и внедрения в быт.

А потом как-то однажды Романова мама возвратилась из-за границы, не предупредив сыновей о своем приезде. С вокзала она приехала на такси днем, ребят дома не было, и она стала первой жертвой изобретательства сына. Аппарат действовал безотказно.

Таков был Роман Архипов.

Что же касается Коли Лугова, то, по мнению заводских ребят, он был в этой тройке своего рода буфером, выполняющим роль арбитра. Когда Архипов говорил "да", а Климов - "нет", решающее слово принадлежало Лугову. А если говорить о его профессиональном мастерстве, то в сборочном цехе таких, как Коля Лугов, было раз, два - и обчелся. Все звали его там "профессором".

Саша пришел с работы без четверти пять и возле своего дома столкнулся с Посадовым. Алексей Васильевич, подняв бобровый воротник зимнего пальто, стоял монументом у крыльца, о чем-то" раздумывая.

- Вы к нам или от нас? - спросил Саша, не поздоровавшись.

- А-а, ты уже с работы, - будто обрадовался Посадов, подавая руку Саше. - А я, понимаешь, дошел до вашего дома и вдруг вспомнил, что мне к пяти надо быть на заводе, в парткоме… Значит, опоздал. Ну ладно - переживем.

Вошли в дом, разделись. Посадова Петр Васильевич встретил обычным вопросом:

- Где ты пропадал? Сто лет я тебя не видел. И тот, как всегда, ответил:

- Дела, брат, дела.

- А что, и до вас добрался новенький?

- Что за новенький? - нахмурился Посадов, не поняв Сашу. - Ты о ком?

- О Глебове. Он вас вызывает?

- Не вызывает, а приглашает. Просили зайти, - поправил артист, приглаживая серебристую шевелюру. - Меня, братец мой, вызывать не могут. Это вот таких шересперов, как ты, надо вызывать, да почаще, чтобы помнили и не забывали.

- Что помнили, Алексей Васильевич? - Саша стоял перед сидящим на диване артистом и лукаво улыбался.

- Что человек должен быть человеком, иметь честь, достоинство, совесть, наконец, порядочность. - И Посадов нахмурился.

- Это обязательно для всех людей или только для рядовых, так сказать, для масс? - Сашины глаза сузились, а на беспокойных губах играла улыбка.

- Ты эти штучки брось, - погрозил Посадов Саше толстым пальцем.

Саша частенько донимал отца и Посадова "щекотливыми" вопросами. И всегда с колючей улыбочкой.

- Ты вот что, сходи распорядись насчет обеда, - повернулся Петр Васильевич к сыну.

Обедали все вместе. Петр Васильевич рассказал Посадову о визите к нему Лики и о "Голубом безумстве".

- Вы не хотите иметь Энциклопедический словарь? - спросил Посадова Саша. И этот вопрос задан неспроста, а с тайным смыслом. Он уже много слышал об этом словаре от Вадима Ключанского, дескать, там - торжество истины и справедливости.

- Есть такой словарь? - заинтересовался Петр Васильевич.

- Говорят, скоро выйдет из печати. Вокруг него уже идет сенсационный шум.

- Догадываюсь, - сказал Климов-старший. - Сами себя небось расхваливают до небес, в гении друг друга возводят.

- А зачем мне нужно собрание дифирамбов? По энциклопедии нетрудно догадаться, что это такое будет, - добавил Посадов и помрачнел. - Я воевал в 33-й армии. Командовал ею генерал Ефремов, тот самый, которому памятник в Вязьме стоит. Между прочим, первый памятник герою Отечественной войны. Вучетич, кажется, делал. А попробуйте найдите имя генерала Ефремова в энциклопедии. Нет его.

- Мы многих, к сожалению, не помним, кем по праву должна бы гордиться Россия, - с грустью заметил Петр Васильевич. - Возьмите Савву Мамонтова. Ведь сколько он сделал для русского искусства! Горькому и Шаляпину помог на ноги стать. А скольких художников поддержал!

- Да-а, Савва Мамонтов - это человек! - согласился Посадов и, выпрямившись, сжал тяжелые кулаки. - Вот о ком книгу писать надо! Был богатый человек, это верно. Но куда он, Савва Иванович, свои капиталы вкладывал? В искусство, в таланты народные. Россию любил. И не драпал за рубеж, как рябушинские. Помню, в первые годы Советской власти зашел я как-то к нему на квартиру. Жил он тогда в какой-то хибарке на Красной Пресне. Шел я к нему и думал: "Вот сейчас встречу лютого врага революции". Дескать, станет в позу, начнет ругать Советскую власть. Ничего подобного. Сидит передо мной старикашка и спрашивает: "Ну как там Федька поживает?" Это он о Шаляпине, вот о ком думал! - Окинув взглядом Климовых, Посадов смолк.

Саша заторопился на завод.

- У нас сегодня во Дворце культуры вечер поэзии. Выступают самые молодые, самые популярные, самые-пресамые: Артур Воздвиженский и Новелла Капарулина. Пойдемте, Алексей Васильевич?

Посадов поставил на стол чашку с чаем, посмотрел на Сашу.

- А что я там не видел? Комедиантов?

- Они поэты, Алексей Васильевич. - Лукавые глазки Саши улыбались. - Знаменитые, всемирные. Их стихи даже "Голос Америки" цитирует.

- Вот и пускай едут в Америку. А вам, заводским ребятам, они к чему? - рокотал ворчливо Посадов.

- Действительно, нашли кого приглашать, - хмуро бросил Петр Васильевич. - Да этому Воздвиженскому нужно сначала русскую грамматику как следует выучить, а потом уже стихи писать.

- А зачем ему учить? - сказал Посадов. - Для него грамматика устарела. Потому и реформу замышляют.

- Ну пойдемте, Алексей Васильевич, - умолял Саша: к старому актеру он питал особую привязанность. - Там вы и с Глебовым увидитесь.

- Разве что, - сдался Посадов. Сашу Климова он любил по-отечески, дарил ему разные безделушки, приглашал его на спектакли и концерты, терпеливо слушал его стихи. Впрочем, никогда не переоценивал его способностей. "В тебе артист сидит. А поэзия - возрастное. Пройдет. А вот сцена - сцена для тебя, и ты для нее".