Сибирский фронтир - Сергей Фомичев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Врёшь! – раздалось со двора. – Вот этой вот рукой, стервец, пришибу!
– Кто это у вас лютует? – спросил я, пытаясь завести разговор.
Ближайшая лошадь повернула в мою сторону морду, словно желая ответить. Человеческая речь ей, однако, не давалась, а ямщики солидарно проигнорировали вопрос.
– Комиссар, – неохотно бросил один из них поле затянувшейся паузы, и словно устыдившись проявленной вежливости, тут же заинтересовался колесом повозки. Разве что не попинал его, как заправский дальнобойщик.
Дальнейшие попытки вызвать ямщиков на разговор упирались в доморощенный кодекс молчания. Они держались замкнутой кастой и посматривали с подозрением на всякого чужака.
Потратив зря полчаса я, в конце концов, плюнул, и в отместку заподозрил ямщиков в сотрудничестве с полицией, сказать о чём вслух, впрочем, посчитал лишним.
Дембелей искать не пришлось. Облачённые в остатки ветхих мундиров, они крутились возле церкви, в двух шагах от почтовой станции. Большей частью это были калеки – кто без ноги, кто без руки, а иные, что сохранили конечности в полном комплекте, пребывали в глубокой старости. Ветераны доживали деньки, зарабатывая мелким ремеслом или прося подаяния, и видели мало проку в обретенной свободе. Получив на круг горсточку меди, говорили с большой охотой. Межу воспоминаниями о каком–то по счёту крымском походе, где солдаты империи потеряли молодость и здоровье, они поведали о тяжёлой жизни в отставке и с явной завистью вспоминали собратьев, каким хватило ума пристроиться в полках. Становиться отставным унтером как–то сразу расхотелось. К тому же я понятия не имел, как добыть пресловутый "апшит".
– А кому на Руси жить хорошо? – риторически вопросил я и отправился к пристаням.
Спускаясь к Волге, я вновь приметил носатого парня. Тот оставил меня без внимания, о чём–то дотошно расспрашивая молодую женщину. Якобы по своим делам здесь оказался. Так я и поверил. Но спина больше не ныла, а я поумнел и в бега не ударился. Чёрт с ним, пусть следит – дырку в затылке не высверлит.
На берегу мне улыбнулась удача. Среди матросов, травящих байки в ожидании то ли разгрузки, то ли погрузки, я неожиданно услышал знакомую мордовскую речь. Ну, народ–то мне не чужой, земляки можно сказать. Выудив из памяти пару аутентичных фраз, а из кармана фляжку с водкой, я быстро сошёлся с земляками. Оба они оказались крещёными, оба отзывались на Николая, оба поведали много интересного о собственной судьбе, в которой, как водится, отразилась эпоха.
Кроме прочего выяснилось, что даже на Волге ещё существовал кое–где институт ясачных людей. Мордва, марийцы, чуваши частью платили подати как обычные дворцовые крестьяне, а частью платили ясак. Конечно, они почти не охотились за мехами – хорошего пушного зверя повыбили из волжских лесов столетием раньше, а потому их обязательства перед казной сводились к определённой службе или к добыче мёда.
Так вот, договориться с князцами в этих ясачных анклавах, чтобы попасть в туземные списки, оказалось вопросом хорошей мзды. После чего, заделавшись туземцем, не составляло уже труда расстаться с только что обретённой семьёй и выйти из ясачных людей в мещане. Для этого следовало всего–навсего получить согласие общины (то есть всё тех же князцов) и выплатить определённую сумму отступных. А уж из мещан открывалась прямая дорога в купцы.
Для полноты картины я решил потолкаться среди босяков, толпящихся возле трактира Василия Михайловича. И неожиданно нос к носу столкнулся с Копытом.
– Ты–то мне нужен, – сказал я, сразу забыв о босяках.
– Значит, повезло тебе. Я на недельку всего–то в Нижний заскочил.
Лоточник улыбался вполне добродушно. Имел он отношение к давешнему нападению или нет? Сейчас я нуждался в помощи и ради неё оставил подозрения.
– Значит, повезло, – согласился я.
– Что за дело?
Спросив, он двинулся прочь из толпы, продолжая улыбаться знакомым, но так, что никто из них не потянулся следом.
– Тут один парень носатый за мной увязался, – сказал я, посчитав дистанцию от трактира достаточной. – Я его ещё на ярмарке приметил. Вынюхивает что–то, высматривает. Очень уж докучает.
– Грех на душу брать не стану, – сказал Копыто серьёзно. – Но если желаешь, с человеком полезным сведу.
– Да нет, – отмахнулся я. – К чему эдакие страсти. Всё что мне нужно, это проследить за ним. Посмотреть где живёт, на кого работает. Понять хочу, зачем я ему понадобился.
Отказав себе в желании наведаться на Васильевский остров, я всё же захотел прояснить ситуацию в Нижнем Новгороде. Как–никак здесь расположилась моя тыловая база и лучше её обезопасить.
– Проследить можно, – согласился Копыто. – Когда, где?
– Да сейчас и покажу его.
Это я поспешил. Носатый как назло куда–то пропал. На берегу его не оказалось. Мы с Копытом потратили весь вечер, рыская по городу. Ничего.
– Завтра, может быть повезёт, – вздохнул я, прощаясь.
– Может быть, повезёт, – согласился Копыто.
Нам повезло. Носатый проявился на одном из спусков около полудня. Он опять кого–то о чём–то расспрашивал.
– Вынюхивает, тварь, – решил я.
– Лады, – кивнул Копыто. – Пригляжу за ним. Ребят позову, помогут. Тебя–то где потом искать? У Брагина?
– Узнал уже? – не слишком удивился я.
– Долго ли, – хмыкнул Копыто.
– Ну, тем лучше. Значит, и этого не упустишь.
– Не беспокойся.
Устроив дела, я отправился к подножью иерархической лестницы, благо уже имел удобную точку выхода из подпространства на Суре – в аккурат посреди мордовских земель.
Глава шестая. Фронтир
Глава шестая. Фронтир
Мордовская деревня почти ничем не отличалась от русской, разве что пашня в местном пейзаже отсутствовала, вместо широкой улицы вдоль берега петляла едва заметная тропинка, а избушки повернулись к лесу передом, к прохожему задом. Как раз такое, удалённое от цивилизации, сокрытое среди лесов селение, я и искал, обшаривая две последние недели самые глухие притоки Суры.
Нашёл. Вот только кого бы спросить, где тут, мол, в туземцы записывают? Ни детишек, играющих в бабки, ни старушек, лузгающих семечки, ни хороводов из парней и девиц. Даже в окошко не постучишь за полным отсутствием таковых. И ворот здешняя архитектура всячески избегала – убогие
