Говори - Лори Андерсон

Луна скрылась за облаками. Тени напоминали фотонегатив.

«Ты хочешь?» — спросил он.

Что он такое сказал? Я не отвечала. Я не знала. Я не могла говорить.

Мы были на земле. Как так получилось? «Нет». Нет, мне все это не нравилось. Я лежала на земле, а он был сверху. Мои губы беспомощно лепечут, что мне надо идти, что меня ждет подруга, что родители волнуются. Но я прекрасно себя слышу — я бессвязно бормочу, словно в приступе белой горячки. Он закрывает мне рот своими мокрыми губами, и я уже ничего не могу сказать. Я пытаюсь отвернуться. Он такой тяжелый. Меня придавило валуном. Я пытаюсь вдохнуть, пытаюсь закричать, но он зажимает мне рот рукой. В голове колоколом отдается мой собственный голос: «НЕТ Я НЕ ХОЧУ!» Но я не могу выплюнуть эти слова ему в лицо. Я силюсь вспомнить, как мы оказались на земле и куда ушла луна, и — оп! — футболка задрана, шорты спущены, и земля пахнет сыростью, и темнота, и НЕТ! — я на самом деле не здесь, я определенно снова у Рейчел, укладываю волосы и приклеиваю накладные ногти, и от него несет пивом и мерзостью, и он делает мне больно делает мне больно делает мне больно и встает с земли,

и застегивает джинсы,

и улыбается.

Следующее, что я вижу, — это телефон. Я стояла посреди пьяной толпы и набирала 911, потому что нуждалась в помощи. Вот когда пригодились профилактические беседы во втором классе с Дружелюбным Полицейским. Трубку берет женщина: «Полиция. Скажите, что случилось», и я вижу свое лицо в окне над кухонной раковиной, и слова застревают у меня в горле. Что это за девочка? Я ее никогда раньше не видела. Слезы текут по моему лицу, по моим разбитым губам, капая на телефонную трубку. «Все нормально, — говорит милая женщина на другом конце провода. — Мы знаем, где вы находитесь. Полицейские уже выехали. Вы ранены? Вам угрожают?» Кто-то выхватил у меня трубку и стал слушать. Вопль: «Копы едут!» Синие и вишневые огни вспыхивают за окном над раковиной. Лицо Рейчел — такое сердитое — рядом с моим. Кто-то дал мне пощечину. Я выползла наружу, продравшись сквозь лес ног. Во дворе луна улыбнулась мне на прощание и исчезла.

Я вернулась в наш пустой дом. Не сказав ни слова.

Сейчас не август. Луна спит, а я сижу на крыше крыльца, как замерзшая горгулья, и у меня в голове вертится вопрос: а что, если солнце решит послать наш мир ко всем чертям, чтобы выспаться всласть?

Кровь на снегу. Я прокусила себе губу. Надо наложить швы. Мама снова придет поздно. Ненавижу зиму. Я всю жизнь прожила в Сиракьюсе, и я ненавижу зиму. Она слишком рано начинается и слишком поздно заканчивается. Ее никто не любит. И почему тут еще кто-то живет?

Четвертая четверть

Родительский комитет начинает собирать подписи против того, чтобы Шершень был нашим школьным талисманом. Их доконала речовка. Они слышали ее на последнем баскетбольном матче.

МЫ ШЕРШНИ,ОЗАБОЧЕННЫЕ РОГАТЫЕ ШЕРШНИ!ВЕЗДЕ, ГДЕ МЫ БЫВА-ЕМ,МАССУ ВОПРОСОВ ВСЕГДА ВЫЗЫВА-ЕМ.СПРОСИТЕ, КТО МЫ, — И МЫ ОТВЕЧАЕМ:МЫ ШЕРШНИ,ОЗАБОЧЕННЫЕ РОГАТЫЕ ШЕРШНИ!(и так до бесконечности)

Родительский комитет нашей школы слегка прибалдел от вихляющих телодвижений, которыми сопровождалась речовка. Прибалдели и родительские комитеты по всему городу, когда кричалку Рогатых Шершней показали по телевизору. Спортивный телекомментатор счел эту песенку весьма пикантной и поэтому показал отрывок, названный им «Пихающиеся Шершни», где чирлидеры трясут своими жалами, а толпа пихается и трется озабоченными шершневыми попками.

Ученический совет пошел в контрнаступление. Встречную петицию составило Почетное общество. В петиции описывалась психологическая травма, полученная нами в связи с продолжительным отсутствием самоидентификации. А еще там говорилось о том, как важны последовательность и стабильность. Написано здорово: «Мы, учащиеся средней школы „Мерриуэзер“, гордимся нашей принадлежностью к Шершням. Мы цепкие, колючие, умные. Мы улей, сообщество учеников. Не лишайте нас права Шершенства. Мы есть Шершни».

До начала футбольного сезона вопрос этот стоит не слишком остро. Наша баскетбольная команда вечно проигрывает.

Весна уже в пути. Зимние крысы — покрытые коричневой ржавчиной консервные банки за 700 долларов, на которых с ноября по апрель ездят все разумные люди, — прячутся обратно в гаражи. Снег окончательно тает, и на парковке для старшеклассников сияют блестящие хорошенькие малютки.

Есть и другие признаки весны. Центральные лужайки отхаркивают лопаты и варежки, проглоченные январскими сугробами. Мама убрала зимнюю одежду на чердак. Папа что-то там бормочет насчет зимних рам, но не снимает их. Из окна автобуса я вижу фермера, который обходит свое поле в надежде, что грязь скажет ему, когда начинать сев.

Именно первого апреля, в День дурака, большинство старшеклассников получают письма из колледжей о том, приняли их или нет. Ура или увы. Самый нездоровый период времени. Напряжение зашкаливает. Ученики прямо из бутылочки пьют розовую микстуру от колик в животе. Дэвид Петракис, мой напарник по лабораторным работам, составляет программу с базой данных выпускников, чтобы проследить, кто куда поступил. На основании анализа таких факторов, как выбранные старшеклассниками продвинутые классы и факультативные занятия, средние результаты тестов и средний балл, он хочет определить, что необходимо сделать для поступления в Гарвард.

Я практически не пропускаю уроков. Хорошая девочка, Мелли. Поворачивайся, Мелли. Садись, Мелли. Правда, по головке меня никто не гладит. Я сдала тест по алгебре, я сдала тест по английскому, я сдала тест по биологии. Что ж, аллилуйя! Все это ужасно глупо. Может, ребята именно потому и вступают в разные клубы, чтобы было о чем подумать на уроках.

Энди Чудовище стал членом Интернационального клуба. Вот уж никогда бы не подумала, что он живо интересуется греческой кухней или французскими музеями! Он покинул стол Март и теперь увивается вокруг Рейчел/Рашель, Греты-Ингрид и остальных иностранок. Рейчел/Рашель хлопает своими фиолетовыми ресницами, словно он супермен какой. А ведь она всегда казалась такой разумной!

Пасха как-то незаметно приходит и уходит. Думаю, она застала маму врасплох. Мама не очень-то жалует Пасху, потому что она всегда выпадает на разные дни и вообще во время Пасхи покупатели не слишком активны. Когда я была маленькой, мама обычно по всему дому прятала для меня крашеные яйца. Последнее яйцо лежало в большой корзине с шоколадными зайцами и желтыми зефирными цыплятами. Когда еще были живы бабушка с дедушкой, они обычно брали меня с собой в церковь, и мне приходилось надевать тесные платья с кружевами, от которых чесалось все тело.

В этом году в честь Пасхи мы ели бараньи отбивные. На ланч я сварила яйца вкрутую и черным фломастером разрисовала их рожицами. Папа всю дорогу жаловался, что у него куча работы во дворе. Из мамы слова было не вытянуть. Я оказалась еще менее разговорчивой. Там, в раю, бабушка с дедушкой хмурились. Я, типа, даже пожалела, что мы не пошли в церковь. Некоторые пасхальные песни очень красивые.

Сегодня последний день весенних каникул. Наш дом потихоньку проседает, и я чувствую себя Алисой в Стране чудес. Опасаясь, что моя голова скоро пробьет крышу, я ухожу из дома и отправляюсь в торговый центр. У меня в кармане десять баксов. На что их потратить? На картофель фри? Взять картофеля фри на десять долларов — предел мечтаний. Если бы «Алиса в Стране чудес» была написана в наше время, спорим, Алиса получила бы не малюсенькое пирожное, а огромную порцию картофеля фри с надписью: «Съешь меня». Но с другой стороны, лето на носу, что означает шорты, и футболки, и, возможно, даже купальник. Я прохожу мимо фритюрниц.

Сейчас, когда весна уже почти кончается, в витринах осенние коллекции одежды. Ладно, будем ждать — через год мода будет как раз по сезону. В некоторых магазинах у входных дверей торчат приглашенные для перформанса артисты. Какой-то парень запускает дурацкий самолетик, который делает мертвую петлю; женщина с пластмассовым лицом завязывает и развязывает шаль. Нет, теперь это юбка. Теперь топик с лямкой на шее. Теперь шарф. Люди стараются на нее не смотреть, поскольку не знают, то ли аплодировать, то ли бросить ей пару монет. Мне ее жалко. Интересно, какие отметки у нее были в средней школе? Я бы с удовольствием дала ей денег, но вот только неудобно просить сдачи с десятки.

Я спускаюсь по эскалатору к центральному фонтану, где сегодня в качестве развлечения разрисовывают лица. Очередь длинная и шумная — шестилетние дети с родителями. Мимо меня проходит маленькая девочка — она тигр. Она плачет, требуя мороженого, и размазывает слезы по лицу. Ее тигровый окрас расплывается, и мамаша орет на нее.