Огненная обезьяна - Михаил Попов

Столь успешное действие начальника странно подействовало на его полуголых солдатиков — они кинулись врассыпную.

Фурцев тоже выхватил из-за пояса пистолет, Родионов схватил его за руку.

— Тикай, дурак!

Начальник разведки не стал вступать в полемику. Перемахнул вслед за ротмистром через оградку крылечка, и побежал в темноту минуя "овины", петляя между яблоньками.

— Всем в лес православные! — Орал Родионов на бегу. — Хватайте ружья, и в лес!

Фурцеву он объяснил:

— Начало мы просрали! Придется партизанить. Я дую на тот лесистый утес, ну, знаешь ведь, тот, что на берегу реки. Ты поворачивай направо, к пруду не выходи, на батарею не суйся, уверен, там засада. Схоронись в ельнике. Собирай, кого сможешь. В одну кучу нам сбиваться нельзя. Окружат — все!

Родионов остановился, бурно дыша, и пытаясь по блуждающим звукам понять, что происходит в окружающей темноте. У штабной избы происходила какая-то истошная, визгливая возня. Конский топот растекался несколькими потоками в разные стороны от окровавленного хутора. Зигзагами дергались в темноте пятна факелов. Кто-то с шумом падал в пруд, и слышалось водяное чавканье копыт.

— Понял меня, Фурцев? В ельник! Там на конях им не езда, густовато. Самур-райчики! — Прорычал он с чувством.

— Мышкин! — Крикнул начальник разведки не слишком уверенно, и тут же услышал.

— Здесь, вашбродь.

Унтер не только сориентировался в обстановке сам, но и сберег команду.

Родионов удовлетворенно хмыкнул.

— Все, расходимся. Устроюсь, дам знать. Услышишь, что шумлю, поддержи. Я — соответственно. За мной!

Ляпуновы, и еще с десяток пехотинцев вслед за ротмистром растворились в темноте.

— За мной. — Тихо скомандовал Фурцев. Куда он ведет своих людей, капитан не имел ни малейшего представления.

Ночь пережили. Нашли в глубине ельника выстланную мхом яму, набросали поверх еловых лап, так что вышла настоящая перина, легли, прижавшись друг к дружке, под двумя плащами. Мышкин как всегда первым встал на часы. Сначала не спалось. Произошел неизбежный обмен мнениями. Александр Васильевич утверждал, что полковников прикончили ниндзя. "Я читал, что они по потолку бегать могут, и кости из суставов вывихивать, когда надо, и в темноте видят, как днем". "Я тоже читал, — сказал Фурцев, — только это когда было, в такие средние века…Откуда им взяться сейчас и здесь?!" "Может, из энтузиастов, патриотов, знаете, целые клубы бывают, где хранят старину. Ходят под парусом, дерутся на мечах, или учатся глотку перерезать ногтем". "Подобные люди, с такими наклонностями, как мне кажется, не должны сюда попадать", — неуверенно сказал Фурцев. "А как узнаешь, какие у человека наклонности, пока не поставил его в ситуацию", — зевнул географ. "Всякий профессионально, по-настоящему подготовленный человек в нашей толпе, это волк запущенный в овчарню", — продолжал размышление вслух поручик.

— Тише! — Прошелестел губами Мышкин.

Сразу стали слышны движущиеся шорохи справа и чуть ниже по холму, в макушке которого угнездилась разведка. Унтер не стал дожидаться команды, и мягкими шагами двинулся в сторону шорохов, доставая из-за пояса пистолеты. На стволы упали лунные блики. Эх, раньше бы появиться этой луне, может статься, и не было бы такого погрома у штабной избы.

— Приготовиться, но не шевелиться! — Скомандовал страшным шепотом Фурцев. Это было правильная команда. Звук даже осторожного ворочанья разнесся бы в стоячем воздухе на полсотни шагов.

Чужие шаги приближались не совсем с той стороны, где стояла штабная изба. Окружили, тоскливо вспомнил слова Родионова Фурцев. Ельник наш поменьше тайги будет. Может, у них, прости Господи, все ниндзи, как прикажешь тогда с ними тягаться, командуя одним одноглазым унтером. Остальные не в счет. Да и сам я не Пересвет Матросов, чтобы под самурайские копыта кидаться — такие мысли холодными змейками пробегали по сознанию капитана.

И тут за ближайшей елкой, упиравшейся верхушкой прямо в брюхо луны, чихнули. Обрадовавшись, как ребенок, Фурцев крикнул.

— Эй, кто там, братишки, давай сюда!

Почему он счел звучный, сопливый чих признаком именно русского солдата, поручик объяснить бы не смог, но и не ошибся. Из-за широкой ели, выбежали с радостным хрюканьем "робяты", как тут же выяснилось, бойцы-артиллеристы Будкин и Доскин. Парни примерно лет двадцати пяти от роду. Будкин толстый, гладкий и испуганный Доскин худосочный, прыщавый и испуганный еще больше. Артиллеристов засыпали вопросами, отвечали они кратко и забито. Удалось, правда, выяснить, что батарея потеряна. Внезапное нападение "с двух концов". Фейерверкера Кашина, пытавшегося пробраться с горящим фитилем к пушке, "зарубил по затылку" конный кто-то. Старик Аверьянов отбивался от нехристей длинным баником, так ему отрубили руку. Остальные разбежались. Это все, что удалось понять из сопливых ответов. Больше им ничего не известно, так как они больше заботились о том, чтобы унести ноги, а не рассмотреть, что происходит.

— Та же тактика, что и у штаба — подкрались, напали. — Сказал Мышкин.

— Зачем им несколько тактик, когда и одна работает. — Мрачно заметил поручик. И заметил беглецам. — А о том, чтобы оружие спасти, вы не подумали? На что вы нам тут голорукие?!

Артиллеристы переглянулись и Доскин, понизив голос, сообщил, что они с Будкиным унесли с батареи ящик с "бомбами", благо лежал он на краю позиции рядом с песчаным бруствером.

— Так, где же он? — Возбудился Мышкин.

— Да, тяжелый, вашбродь. Мы его до леска доперли, а там между камнями и сховали, а сверху ветками.

— Место запомнили хорошо?

Доскин отвечал самым утвердительным образом, мол, запомнили отлично, там рядом "камень с носом".

Александр Васильевич усмехнулся.

— Ящик с бомбами, это хорошо. — С приятной задумчивостью в голосе сказал Фурцев.

Артиллеристы получили по ломтю сала и по сухарю. После чего вся команда ухнула в еловую яму и окуталась сном. Одноглазый унтер-офицер остался один перемигиваться луной.

За ночь больше ничего не случилось. Разбудил Фурцева сырой утренний холодок. Поручик вскочил и начал приседать и приплясывать. Мышкин неболезненными пинками поднял остальных и объявил зарядку по командирскому примеру.

— Иначе околеете к черту.

После перекусили, пустив в дело четверть скудного запаса. За ночь поручик не только выспался, но и составил план ближайших действий. План простой.

— Сидеть всем тут возле ямы. Огня не разжигать, Твердило за командира. А мы с унтером сходим поглядим, что к чему.

И пошли. Ступая осторожненько, выставив перед собой по два пистолета, замирая и приседая при каждом звуке. Никаких признаков, что конное войско наезжало в ельник на холме, не обнаруживалось. Надо думать, у самурайев хватало дел на открытом месте. Вот и край хвойного убежища. Чтобы удобнее было обозревать округу, поручик с унтером забрались на обомшелый валун меж двумя деревьями и легли за выступом на его вершине. Таким образом, они оказались и в укрытии, и на смотровой площадке. Открывшаяся перед взором картина: прямо, если перебежать взглядом кочковатый луг, стоит, как и стояла на всхолмии давешняя изба, служа теперь чуждому штабу. Сохранился при ней один длинный сарай, от другого осталась горелая проплешина, кажется, еще дымящаяся посередине. От нее, как продолжение материнского тела, сбегали вниз по пологому откосу кляксы поменьше — отметины бивачных костров. До самого берега пруда. А там туман над смутным зеркалом.

На берегу рядком, головами от воды лежали люди. Человек двадцать пять. Все без сапог, в белых рубахах, и со связанными за спиной руками. Значит, не трупы. При них было три охранника, они прохаживались вперед-назад кособоко переступая через лежащих, держа левую руку на рукояти торчащего назад меча. Шагах в двадцати от лежащих горел костерок, возле него сидели на бревне еще два ворога. Они сушили сапоги и чихали от дыма. Перед ними стоял босоногий пленник с большой кудрявой головой. Сидящие о чем-то у него допытывались. Он, то ли не понимал, то ли не желал отвечать. К нему сзади подошел один из охранников и ткнул рукоятью меча в спину. Кудряш болезненно оглянулся, и что-то сказал. И сидящие у костра, и подошедший охранник весело и громко захохотали. До непонятной этой сцены было шагов семьдесят, в неподвижном, свежем воздухе звуки разносились с особой охотой.

Фурцев переправился взглядом к валуну, под боком которого были спрятаны ружья его команды. "Склад" располагался как раз на полпути от ельника до пруда, под боком обомшелого длинного камня. За прудом, и светлой березовой рощицей, стояла невидимая с валуна батарея, главная ударная, а теперь бесполезная сила русской армии.

— А где ж все остальные? — Спросил тихо Мышкин, пересчитывая взглядом вислоусых вояк. И сам себе ответил. — Должно, возле наших пушек. Небось, наладить пробуют.