Гретель и тьма - Элайза Грэнвилл

Но папа не хочет просыпаться. Он не высовывается из-под одеяла, даже когда я замечаю на стуле его штаны и лезу к нему в карманы. Лотти прячет украденные пятьдесят райхспфеннигов под отклеившийся угол линолеума у моей кровати. Йоханна не идет меня причесывать. Хорошо. Я сажусь читать книжку. Дочитав сказку, я мою те части себя, на которые папа может обратить внимание, надеваю лучшее платье и новые белые носочки. Иду показать папе, какая я красивая, но он все равно не просыпается, даже когда я очень громко ору и пинаю кровать. Вытаскиваю у него из-под головы подушку, а он все равно не двигается. Мы с Лотти пробуем папин кофе, в нем много сахара, как это любит Йоханна, и съедаем один рогалик, намазанный маслом и еще посыпанный сахаром. Лотти говорит, что ее тошнит.

За папой приходит Херта, велит мне вынуть палец изо рта.

— Где твой отец? Опаздывает. У нас много дел, а без него мы начать не можем.

— Папа не хочет вставать.

— Вот как? Сейчас разберемся. — Херта упирает руки в бока. — Он там один? Хорошо. — Она шагает к его двери и барабанит в нее большими жесткими костяшками, потом заходит. Слышен странный звук, будто курица квохчет, когда ей сворачивают шею. Затем Херта выбегает вон и начинает так вопить, что по лестнице взбегают несколько мужчин.

— Что стряслось? — спрашивает один, улыбаясь во все лицо. Я его раньше видела. У него оранжевые волосы и много веснушек. Голос у него, как будто горят еловые шишки. — Паука увидала?

— Там. — Херта хватает ртом воздух, держится за шею рукой и тыкает в дверь: — Удавлен.

— Папу укусил паук? — Грет говорила, что некоторые пауки прячутся под сиденьями в туалетах и, если засиделся, кусают за попу. — Что случилось с папой? — Никто не отвечает. — Что такое «удавлен»? — В папину комнату набиваются еще люди, но который с оранжевыми волосами смотрит с порога. Лицо у него делается серьезное. Он кладет руки Херте на плечи:

— Давно?

— Холодный, — говорит она, потирая руками горло. — Он холодный. Окоченелый.

— Значит, ночью. Кто-то из этих вырвался и пришел искать доктора.

Херта качает головой.

— Даже если б вырвались, откуда им знать, где именно его искать?

— Звериное чутье. Ты же знаешь, какие они.

— Но это ж силу надо иметь, чтоб… — Херта роется в карманах, достает сигарету, оранжевый ее поджигает. У нее трясутся руки. После нескольких пыхов она говорит: — Может, ты и прав, Мецгер[93]. Да, судя по всему, это и произошло.

Я стою у стены в папиной комнате. Он все никак не просыпается, хотя все тут очень шумят и всё кругом осматривают — под кроватью, в шкафу, за комодом. Один проверяет окно: открывает его, закрывает, открывает, закрывает. Потом несколько человек идут ко мне в комнату. Я иду следом и вижу, как они находят мешок, набитый одеждой и игрушками. Херта на него пялится.

— Йоханна права. Он и впрямь собирался сбежать.

Высокий тощий мужчина уходит и возвращается с дядей Храбеном, тот улыбается и злится одновременно. Он заходит к папе в комнату и выкрикивает много очень скверных слов. Все остальные мужчины уходят — кроме Мецгера со странными оранжевыми волосами, он стоит в дверях. Когда дядя Храбен выходит оттуда и берет меня на руки, я начинаю плакать.

— Почему папа не просыпается?

— Не беспокойся, mein kleines Madehen. О тебе дядя Храбен позаботится. — Он приглаживает мне волосы. — Вот что, слушай внимательно. Видать, кто-то из служанок принес завтрак. Кто-нибудь еще тут был? Ты видела кого-нибудь незнакомого?

— Только der Kinderfresser.

— Детоглота? — Улыбка у дяди Храбена делается еще шире. — Нет-нет, Криста, в смысле настоящих людей, вчера после чая или перед завтраком сегодня утром кто-нибудь приходил?

— Сначала пришла Йоханна, — говорю я сердито, — а потом der Kinderfresser. Я думала, что это Песочный человек, но это не он, потому что у него был большой мешок. Ну и Песочный человек всегда оставляет мне сладости, а этот ничего не оставил. А потом Йоханна с папой кричали друг на друга.

Дядя Храбен хмурится.

— Йоханна была здесь прошлой ночью?

— Да. — Я пытаюсь вырваться и спуститься на пол. — Пустите. Хочу к папе.

— Нет, ее здесь не было, — говорит Херта, странно поглядывая на дядю Храбена. — Йоханна была у меня. Она очень расстраивалась из-за… чего-то. Мы полночи проговорили.

— Это неправда. — Дядя Храбен наконец ставит меня на пол, и я топаю. — Она была здесь, со мной и с папой.

— Ты меня врушкой зовешь? — Херта щурится и зло смотрит на меня. Она меня не пугает, но я на всякий случай прячусь за дядю Храбена. Он лезет в карман и потихоньку передает мне лакричное колечко.

— Йоханна играла со мной в шашки и расчесывала мне волосы. А потом сняла платье. Она пришла ко мне в комнату в одном корсете и в трусах. Я видела ее сиси.

Мецгер издает странный звук и делает вид, будто кашляет. Дядя Храбен закрывает рот рукой. Херта хмурится на них обоих.

— Этой дурочке все приснилось.

— А вот и нет. — Я достаю пудреницу из тайного места под подушкой и оставляю там лакричное колечко — на потом. — Смотрите — Йоханна потеряла.

Херта пожимает плечами.

— Да, это ее, но она могла ее здесь забыть когда угодно.

— Вчера, — упираюсь я и сую палец в рот.

— Ты же знаешь, что бывает с детьми, которые так делают, — говорит Херта и тащит мой палец изо рта двумя пальцами, зажав его, как ножницами.

Вваливается ведьма Швиттер, опираясь на свою волшебную палку, чтобы все думали, будто это клюка. Она видит меня, и глаза у нее делаются круглые.

— Криста? — Она оглядывает остальных. — Вы что себе думаете? Где вообще приличия? Ребенку здесь точно быть не положено. Пойдем, Криста, спустимся в кухню. Может, найдем тебе что-нибудь славное поесть.

Вверх по лестнице взбегает Урсель. Лицо у нее ярко-красное. Ей так жарко и она так запыхалась, что у нее прямо усики из капелек пота.

— Это правда? Внизу говорят, кто-то его удавил. Я поднималась меньше часа назад. Если б я знала… — Урсель содрогается. — Он правда мертвый?

Я вдруг пугаюсь. Беру Лотти и прижимаю к себе, сильно-сильно.

— Кто мертвый? — Все оборачиваются и смотрят на меня. — Кто мертвый? — кричу я.

— Произошел несчастный случай, Криста, — говорит ведьма Швиттер и тянет меня своей лапой прочь из комнаты. Я с ней дерусь. Ей приходится отцепиться, потому что тут нужны две руки, а в другой у нее палка. Я ныряю под рукой у Мецгера и бегу обратно к папе в комнату.

Папа все еще на кровати. Кто-то натянул ему одеяло на голову, и на нем нет одежды. Он выглядит странно, как большая кукла, только у кукол спереди не бывает волос. Он спит с широко открытыми глазами, а на шее у него — здоровенные багровые пятна.

— Забор был высокий, как дом, — говорит Грет, растирая масло в муке, — и толстый, как эта комната в длину. Летом его весь оплетали темно-красные розы. И так был прекрасен их аромат, что чувствовался за пять миль. Он то и привлек Принца ко дворцу Спящей Красавицы. — Она вываливает тесто на доску. — Подай мне скалку, Криста. — Пум. Пум. Ком поделен надвое, половинки раскатаны кругами. Грет кладет тот, что покрупнее, в блюдо. А я пока выбираю камешки из сушеной чечевицы.

— А какой это будет пирог?

— С котятами и Рапунцелью. В хозяйстве все сгодится: кошка соседская родила деток, а повар утопил их в ведре. Ты сказку слушать хочешь или нет?

— Не буду есть пирог с котятами.

— Тогда не получишь пудинга.

— Ну и пусть. Что принц дальше делал?

— Так вот, под цветами у роз были острые шипы — здоровенные, как твой мизинчик, и кривые, как ятаган у злого турка, и потому достал принц свой меч и принялся рубить стебли. — Грет рассекает воздух ножом для масла. — Рубит он стебли, а шипы колют его в ответ, покуда на земле не стало по колено красных лепестков и алой крови. На это ушла у него неделя, а то и больше, но он наконец прорубил дыру — довольно, чтобы внутрь пробраться. И вот дворец, все еще заколдованный, и все в нем спят: повара, служанки, лошади, гончие. Всюду пыль. Schmutzf[94] — Она хлопает по стене мухобойкой, подбирает полумертвую мясную муху за крылышко и несет к открытому окну. — Даже навозные мухи.

— А что же Спящая Красавица?

— Она тоже спала. — Грет зевает. — Она спала долго-долго.

Мне так не терпится, что не могу ноги держать спокойно.

— Дальше, дальше.

— Может, потом. Я слишком устала. Кроме того, еще столько котят нужно нарубить, глаза у них повыковыривать.

Я смотрю в таз.

— Это не котята. Это голуби, которых ты купила на рынке.

— Уверена? — Грет смеется и тыкает в окровавленные тушки. — Слушай. Слышишь? — Она прикрывает рот ладонью. — Мяу-мяу-мя-а-а-ау.

— Глупости какие. Это ты мяукаешь. И вообще, я знаю, чем все закончится. Принц целует Спящую Красавицу, и она просыпается…