Эксперт № 28 (2013) - Эксперт Эксперт

Калужский Бобур

Ирина Осипова

В Калужской области, по соседству с деревней Никола-Ленивец, художник Николай Полисский представил новую инсталляцию «Бобур»

Новая инсталляция Николая Полисского «Бобур» навеяна парижскими мотивами

Фото предоставлено пресс-службой фестиваля «Бобур»

Полисский — единственный в нашей стране, кто последовательно занимается ленд-артом. Объекты, которые он вместе с артелью из бывших колхозников уже тринадцать лет сооружает в окрестностях Николы-Ленивца, в полях и на берегу реки Угры, сделаны из местных же (экологичных) материалов — дерева, сена, лозы, а то и из снега — и идеально вписаны в ландшафт. И хотя смотрятся они современно и актуально, в основе их лежат народные традиции, промыслы и, как говорит Полисский, крестьянская смекалка, которая успешно заменяет нанотехнологии.

Новая инсталляция Полисского имеет французские корни. Бобур — это район Парижа на правом берегу Сены, где в 1970-е годы был построен Центр искусства и культуры имени Жоржа Помпиду, который сами парижане часто зовут Бобуром по имени квартала. Здание Центра Помпиду построили тогда еще молодой, а сейчас знаменитый Ренцо Пьяно и Ричард Роджерс, совершив архитектурную революцию. Вынесенные наружу разноцветные коммуникационные трубы и громадные перископы стали одним из символов города — и отправной точкой для работы Полисского. По его словам, эта архитектура вроде бы не должна нравиться, но вот есть в ней нечто, что притягивает и восхищает художника, заставляя снова и снова возвращаться на это место.

От первых рисунков до возведения «Бобура» Полисского прошло полтора года. От французского прототипа здесь двенадцать изящно изогнутых труб, вызывающих множество ассоциаций: одни видят связку саксофонов, другие — букет слоновьих хоботов. Издалека двадцатидвухметровое сооружение похоже на инопланетное существо, приземлившееся в чистом поле, вблизи замечаются новые архитектурные аллюзии вроде утолщения труб, как на античных колоннах. Основу конструкции составляет металлический каркас, оплетенный березовыми прутьями. «Можно было заказать на заводе, но мы сами варили, своей смекалкой», — рассказывает Полисский. По его словам, такого не построишь нигде в мире — материала не наберется. У нас же березой как сорняком зарастают свободные поля, и те кубометры, что ушли на «Бобур», не отразились на лесе. В центре «Бобура» — винтовая лестница, ведущая на смотровую площадку, с которой, как и в парижском музее, хорошо обозреваются живописные окрестности. Кстати, за время строительства объекта его название закрепилось в местной топонимике: «встретиться у Бобура», «пойти на Бобур» теперь можно услышать не только в Париже. Искусство удивительным образом продолжает преображать местную жизнь.

Хотя, говорит Николай Полисский, смотреть «Бобур» лучше всего в тишине, тумане и одиночестве, чтобы прочувствовать его философскую составляющую. К открытию инсталляции устроили целый фестиваль, альтернативный традиционному «Архстоянию», с перформансами, танцами, бродячими артистами и музыкантами (духовые инструменты приглашенного брас-бенда своей формой удачно перекликались с трубами «Бобура»). По такому поводу в деревню подтянулись и московские рестораторы, кормившие и поившие гостей привычной кухней. Их броская реклама слегка нарушала природный ландшафт, впрочем, пока баланс естественности и цивилизованности в Николе-Ленивце соблюден.

До конца лета здесь пройдет еще несколько крупных мероприятий. На 26–28 июля намечен фестиваль «Архстояние», в котором год от года архитектурная составляющая уступает место развлекательной. В этом году главным событием станет перформанс «Сотрясение» немецкого художника Юлиуса фон Бисмарка, в процессе которого каждые 40 минут на землю с высоты 14 метров будет падать, сотрясая воздух и землю, стальной груз. Остается только надеяться, что при этом уцелеют бесценные объекты прошлых лет вроде «Ротонды» Бродского. А с 13 по 24 августа состоится новый для Николы-Ленивца фестиваль «Архкузница» (в 2010 году он проходил в Ульяновске), на нем будут показаны отобранные на конкурсной основе функциональные и декоративные объекты из металла — от лавок и фонарей до скульптур, которые впоследствии могут быть установлены на улицах Калуги и Москвы. Тон фестивалю задают мэтры — гений места Николы-Ленивца Николай Полисский и Вячеслав Колейчук.   

Филология как должность

Артем Рондарев

Нужно ли о пошлости писать пошлыми словами

Национальная премия «Большая книга» в восьмой раз объявила список финалистов. Победителей, определенных жюри, назовут на торжественной церемонии в ноябре. Уже две недели на сайте «Большой книги» доступны все книги шорт-листа премии и идет читательское голосование. Редакция предложила независимому обозревателю Артему Рондареву высказать свое мнение о книгах-финалистах.

Майя Кучерская — весьма заметный деятель нашего литературного истеблишмента, она пишет большое число рецензий в весьма, как бы это сказать, неравнодушном ключе. Она автор благонамеренной книги «Современный патерик. Чтение для впавших в уныние», и тут надо понимать, что когда в прошлом году книгу архимандрита Тихона «Несвятые святые» пытались обозвать патериком, то коннотация шла именно сюда, иногда эксплицитно. По образованию Кучерская филолог; почему это важно, я скажу позже. Википедия рассказывает, что в интервью 2006 года она сообщала, что работает над художественной «повестью о пошлости». Надо понимать, что теперь мы имеем результат, ибо никакого другого слова лично мне за все время чтения в голову не пришло. Замысел, безусловно, удался. Так что для тех, кому не хочется читать бранную рецензию, я суммирую происходящее цитатой из обсуждаемого романа: « В тот же тихий день, нет, уже вечер, пятничный, свободный, непоздний, Коля захотел ее губ и сисек» . После этого, если кто еще здесь, — о том же, но по порядку.

Роман «Тетя Мотя» представляет собой, как нетрудно догадаться, жизнеописание Тети Моти. Тетя Мотя — это отнюдь не пергидрольная продавщица, а вовсе даже редактор прессы в расцвете возраста фертильности (о чем ниже); Тетя Мотя — это домашнее прозвище и одновременно, не побоюсь этого слова, литературный прием. Жизнь Тети Моти, как опять-таки нетрудно догадаться из послужного списка Майи Кучерской, состоит из любовей, проблемных замужеств, страданий по поводу ребенка, предчувствий и прямых оменов, которые главной героине подают русские народные бабки и подблюдные песни. Таким образом, сюжет книги каждый может предположить сам исходя из того представления о женской судьбе, которое формируют глянцевые журналы. Ибо данная книга есть не что иное, как растянутая на множество страниц журнальная колонка, из тех, что в изобилии публикуются на порталах «Дарья» и «Анжелика» в разделе «Психология». И даже не столько из-за сюжета — Толстой тоже про женскую судьбу написал роман, в конце концов, — а из-за языка и идеологии. В сюжете имеются влюбленность через текст, разного рода любовные геометрические фигуры, солидные мужчины, сын по прозвищу Теплый, противопоставление женского мужскому, а природного — интернетному. Словом, полный список неврозов современного, напрочь лишенного экзистенции человека, который обнаружил, что радио есть, а счастья все-таки нет, и решил написать на эту тему книгу. На беду свою Майя Кучерская человек образованный и слышала, что для толстой книги потребен если не сюжет, то конфликт. Конфликт она нагнала многостраничными описаниями свадеб, снов, мечт, поездок на машине и прочих видах транспорта с внутренними монологами и потоками сознания героев, списками эмоций и восклицаний — словом, всем тем, что нервные люди именно и называют психологией, хорошо помня со школьных уроков, что без нее книги дрянь, а с нею — русская литература; есть тут также своего рода роман в романе и многозначительные, вставленные там и тут цитаты из газет и журналов — жизнь врывается в текст, все по учебнику. В финале на магистральную трассу выходит тема деторождения — герои начинают видеть беременных любимых девушек во сне и наяву, а из Тети Моти в роддоме, натурально, выскользнуло что-то «большое, мокрое, горячее», и она поняла, что счастье все-таки есть. Чуковский по поводу романа «Хождение по мукам» писал, что там над всем миром воздвигается беременный живот; знал бы он, чем обернется дело, когда в литературе прочно обоснуются писательницы традиционалистских взглядов, хорошо помнящие, в чем подлинное назначение женщины.