Смерть - дорогое удовольствие - Лен Дейтон

– Кончается ваше веселое время, – сказала Мария.

– Не будьте агрессивны. – Мой голос источал понимание. – Сейчас неподходящий момент для того, чтобы просить об одолжении.

– Откуда вы знаете, что я собираюсь просить вас об одолжении?

– Умею читать мысли, Мария. Когда вы неправильно перевели Дэтту мои признания после инъекций, вы спасли меня не просто так, а ради чего-то.

– Вы думаете? – улыбнулась она. – Возможно, я спасла вас лишь для того, чтобы увезти домой и уложить с собой в постель.

– О нет, я не обольщаюсь. У вас были какие-то неприятности с Дэттом, и вы полагаете – возможно, ошибочно, – что я вам могу чем-нибудь помочь в этом деле.

– Что заставляет вас так думать?

В другом конце бульвара Сен-Жермен было потише. Мы миновали фасад министерства обороны со шрамом от бомб и переехали через реку. Площадь Согласия была бетонным полем, залитым светом, как съемочная площадка.

– В том, как вы говорите о Дэтте, что-то есть. Кроме того, той ночью, когда он сделал мне инъекции, вы все время двигались, стараясь, чтобы между вами и им было мое тело. По-моему, вы уже тогда решили использовать меня как средство против него.

– «Самоучитель психиатрии», том третий.

– Том пятый. Тот, где описан набор хирургических инструментов для операций на мозге самому себе.

– Люазо хочет увидеться с вами сегодня вечером. Он сказал, что это что-то такое, в чем вы с удовольствием ему поможете.

– Что он делает – потрошит себя? – спросил я.

Она кивнула.

– Авеню Фош. Встретите его на углу в полночь.

Она подъехала к кафе «Бланк».

– Выйдем, выпьем кофе, – предложил я.

– Нет, мне пора домой, – отказалась Мария.

Я вышел из машины, и она уехала. Жан-Поль сидел на террасе и пил кока-колу. Он махнул мне, и я подошел к нему.

– Вы были в «Собаках» сегодня вечером? – спросил я.

– Я там не был уже неделю, – ответил он. – Собирался сегодня, но передумал.

– Там был bagarre.[45] И там был Бирд.

Жан-Поль сделал гримасу, но, казалось, мне сообщение его не заинтересовало. Я заказал выпить и сел. Жан-Поль пристально смотрел на меня.

Глава 19

Жан-Поль смотрел на англичанина и думал о том, зачем тот его разыскал. Вряд ли это просто совпадение. Жан-Поль ему не доверял, тем более, что ему показалось, будто незадолго до появления англичанина в потоке транспорта мелькнула машина Марии. Что они оба замышляют? Жан-Поль знал, что женщинам нельзя доверять. Они только потребляют, высасывают силы и уверенность, не давая взамен утешения. Сама природа сделала женщин его… «врагом» – впрочем, не слишком сильно сказано? Нет, пожалуй, «враг» – все-таки слишком сильно. Они отбирали у него силы и требовали все больше физической любви. «Ненасытные» – вот единственно подходящее им определение. Все остальное не стоило того, чтобы о нем думать, – секс не был его сильной стороной. Нет. Женщины были горячими и похотливыми, и, по правде говоря, злыми. Вся его жизнь была бесконечным стремлением погасить похоть женщин, которые ему встречались. А если он когда-нибудь терпел неудачу, они его высмеивали и унижали. Женщины всегда только и ждали случая его унизить.

– Вы в последнее время видели Марию? – спросил Жан-Поль.

– Минуту назад. Она меня подвезла.

Жан-Поль улыбнулся, но ничего не сказал. Так и есть. По крайней мере, англичанин не посмел ему солгать. Должно быть, он прочел по глазам. Жан-Поль был сейчас не в настроении терпеть шутки по отношению к себе.

– Как продвигается работа? – спросил я Жана-Поля. – Как оценили критики выставку вашего друга?

– Критики, – сказал Жан-Поль, – находят невозможным отделить современную живопись от подростковой беременности, юношеской преступности и роста преступлений, связанных с насилием. Они считают, что, поддерживая скучные повторения и вышедший из моды неоригинальный тип представительской живописи, тем самым хранят верность флагу, дисциплине, чувству справедливости и ответственному использованию мирового превосходства.

Я усмехнулся.

– А как насчет людей, которые любят современную живопись?

– Люди, которые покупают современную живопись, часто интересуются только тем, чтобы получить доступ в мир молодых художников. Очень часто они богатые невежды, опасающиеся, что их сочтут старыми обывателями, а на деле доказывают, что так оно и есть, поскольку начинают восхищаться смышлеными оппортунистами, которые пишут современные – очень современные – картины. Они продолжают покупать картины ради того, чтобы их продолжали приглашать на вечера богемы.

– Разве нет художников-гениев?

– Их немного, – пожал плечами Жан-Поль. – Скажите мне, английский и американский – действительно один и тот же язык, в точности тот же самый?

– Да, – сказал я.

Жан-Поль посмотрел на меня.

– Мария очень увлечена вами.

Я ничего не ответил.

– Я презираю всех женщин.

– Почему?

– Потому что они презирают друг друга. Они относятся друг к другу с такой жестокостью, с какой никогда не относятся друг к другу мужчины. У них никогда не бывает подруг, о которых можно сказать с уверенностью, что те их не предадут.

– Хорошее основание для мужчин быть добрым к ним, – сказал я.

Жан-Поль улыбнулся. Он был уверен, что я шучу.

– Полиция арестовала Бирда за убийство, – сказал я.

Жан-Поль не был удивлен.

– Я всегда думал о нем как об убийце.

Я был потрясен.

– Они все такие, – пояснил Жан-Поль. – Они все готовы убить из-за своей работы. Бирд, Люазо, Дэтт, даже вы, мой друг, готовы убить, если потребует работа.

– О чем вы говорите? Кого убил Люазо?

– Он убил Марию. Или вы думаете, что она всегда была такой – предающей, смущенной и живущей в постоянном страхе перед всеми вами?

– Но вы не убийца?

– Нет, – сказал Жан-Поль. – Что бы мне ни ставили в вину, если только вы не имеете в виду… – Он сделал паузу, прежде чем тщательно выговорить слово «леди-киллер», что значит «сердцеед».

Жан-Поль улыбнулся и надел темные очки.

Глава 20

В полночь я отправился на авеню Фош.

На углу узкой улочки за домами стояли блестящие мотоциклы и четверо полицейских в побитых шлемах, защитных очках и коротких черных куртках. Они стояли так, как умеют стоять только полицейские: не ожидая, что может что-то случиться, не глядя на часы и не разговаривая, просто стояли и смотрели, как будто были единственными в мире людьми, имеющими право здесь быть. Позади полицейских стоял темно-зеленый DS-19 Люазо, а за ними выстроились красные ограждения, и прожекторы освещали закрытую для проезда часть дороги. У барьеров застыли еще несколько полицейских. Я заметил, что это была не транспортная полиция, а молодые, крепкие на вид ребята с беспокойными руками, которые постоянно постукивали по кобурам пистолетов, по поясам и дубинкам, желая удостовериться, что все в порядке. Внутри огороженного участка дороги двадцать широкоплечих мужчин склонились над дорожными отбойными молотками.

Звук оглушал, как будто пулемет стрелял длинными очередями. Грузовик с генератором издавал ровное гудение. Поблизости от меня работающий отбойным молотком человек поднял его и перенес на прогретый за день участок гудрона. Он дал очередь – металлический конец глубоко зарылся в почву, и кусок мостовой как бы со вздохом отвалился на разрытый участок. Человек велел напарнику продолжать, а сам повернулся в мою сторону, вытирая вспотевшую голову синим носовым платком. Под спецовкой у него виднелась чистая рубашка и шелковый галстук. Это был Люазо.

– Тяжелая работа, – сказал он.

– Вы собираетесь пробиться в подвалы?

– Не прямо в подвалы дома Дэтта, – объяснил мне Люазо. – Мы проделали дыру на две двери в сторону, и лишь потом уже через лаз попадем к Дэтту.

– Почему вы не обратились к соседям? – Я указал на дом позади участка, рядом с которым велись работы. – Почему бы не попросить их позволить вам пройти через их дом?

– Я так не работаю. Как только я прошу об одолжении, я раскрываю карты. Например, мне неприятна мысль о том, что вы знаете о наших действиях. А возможно, завтра я сам захочу от всего этого отпереться. – Он снова вытер лоб. – Да, я почти уверен, что завтра мне придется все отрицать.

Позади него вновь заработал отбойный молоток, и выбрасываемая им пыль сияла, как золотая, в лучах прожекторов, как на иллюстрации к волшебной сказке, но от сырой земли шел тот тяжелый запах смерти и бактерий, что стоит в разбомбленном городе.

– Пошли, – кивком позвал меня Люазо.

Мы миновали три больших автобуса «Берлио», набитых полицейскими. Большинство из них дремали, надвинув на глаза кепки. Двое ели хрустящие сэндвичи, несколько человек курили. Никто даже не взглянул на нас, когда мы проходили мимо. Они сидели, расслабив мышцы, ничего не видя и ни о чем не думая, как отдыхают между боями опытные воины.