Мёртвый сезон. Конец легенды - Леонид Колосов

— Лучший напиток в мире. Русская водка, — ответил Кедар, открывая бутылку. — При этом не какая-нибудь подделка, а «Штолышна» из России.

Он налил небольшой фужер водки, поставил на стол блюдечко с хрустящим картофелем и пододвинул мне кресло. Пили, как это принято в Англии, крохотными глотками, и я невольно поморщился.

— Это вы с непривычки, — заметил Кедар, увидев мою гримасу. — Привыкнете, увидите, что за прелесть.

Оставалось только согласиться.

Как ни странно, но для многих из нас самый лучший собеседник не тот, который умеет говорить, а тот, который умеет слушать, не перебивая, лишь изредка вставляя вопрос, — так, для того, чтобы показать, что он весь внимание.

В этом смысле я тоже считал себя неплохим собеседником. Кедар же оказался на редкость словоохотливым, и через несколько дружеских встреч мне стало известно, что имел в виду мой знакомец, когда говорил об арабах, иногда принимавших его за своего… Во время войны 1948 года его не раз забрасывали в Египет и Сирию, где он успешно вел разведывательную работу.

Вполне понятно, что меня это весьма заинтересовало, и я только удивлялся, как охотно Кедар посвящает в так много говорящие детали в общем-то малознакомого человека. Все, что так неожиданно легко рассказывал израильтянин, было важно, полезно, но это был тот самый крем, которым можно украсить, а можно и не украшать пирог. А вот самого пирога пока не было…

Недели складывались в месяцы, давно уже на дворе стояла хмурая лондонская зима, и газеты резонно сообщали, что дело идет к весне. Но мне пока так и не удалось завязать дружеских отношений ни с кем из англичан. Правда, как-то им предложили заниматься не менее часа в день в лингафонном кабинете — небольшой комнате, где на столах стояли специальные аппараты для прослушивания грампластинок с записью урока на китайском языке. Это вынуждало всех задерживаться после занятий. Получая пластинки в одной библиотеке, работая в одном кабинете и потом обедая в одной столовой, мы поневоле начали больше общаться между собой. Посему мне удалось установить сносные отношения со студентами, выдававшими себя за сотрудников Форин Оффис. Сносные, но не более того. Видимо, этому способствовало отсутствие «чиновничьей формы» и кастовой замкнутости, присущей английским офицерам. Словом, дальше «здравствуй» и «прощай», «хорошая погода сегодня» дело не шло.

Вечера «чиновники» проводили в «своих» клубах. У меня были все основания считать главным противником даже не МИ-5 — всемирно известную английскую контрразведку, а не менее известную традиционную британскую сдержанность и еще английские клубы, куда было очень трудно проникнуть. Но выручили пивные. Они-то и стали теми заведениями, в которых я мог найти общий язык с «чиновниками» и с джентльменами из Форин Оффис.

А случилось это так. Среди преподавателей школы одной из самых ярких, заметных фигур был Сай-монс-младший. Китайский язык он знал хорошо и преподавал его умело. К студентам моей группы, а они были одного возраста с ним, относился как к равным. И вот как-то на уроке грамматики китайского языка Саймонс-младший почувствовал, что большинство присутствующих явно потеряло нить его рассуждений.

— Джентльмены, я думаю, нам надо немного отвлечься, — произнес он тоном искушенного преподавателя. — Все мы люди взрослые и отлично понимаем, что знание одного китайского языка не делает из человека синолога. Не так ли?

Обрадованные переменой темы, студенты дружным хором сразу же согласились с ним.

— Так вот, господа, — продолжал Саймонс, — всем вам необходимо быть в курсе текущих событий в Китае и в Юго-Восточной Азии, знакомиться с китайским искусством, обычаями, традициями и тому подобным. Короче, я предлагаю раз в неделю проводить семинары, каждый раз приглашая именитого гостя, который будет проводить вводную беседу. После беседы организуем обсуждение. Как вы на это смотрите?

Идея Саймонса-младшего понравилась, и вскоре вся группа собралась после занятий в «большой трапезной», а проще говоря, столовой для преподавателей — небольшом полуподвальном помещении, где в два ряда стояли длинные, человек на двадцать, столы. Один из них был заранее накрыт для чая, для чего с каждого из студентов было собрано по два с половиной шиллинга. Рядом стоял такой же, но не накрытый стол, за который все уселись. Саймонс и приглашенный лектор профессор Хони — специалист по Вьетнаму — заняли место во главе стола. Состоялась интересная беседа…

И потом среди гостей «трапезной» бывали сотрудники Форин Оффис, госдепартамента США, известные специалисты по странам Юго-Восточной Азии… Однажды перед нами выступил английский разведчик Форд, в свое время арестованный в Тибете за шпионаж. Правда, на семинаре его представили как бывшего сержанта войск связи, который после окончания войны поступил на работу к далай-ламе. Форд вернулся в Англию незадолго до встречи со студентами школы, и в то время газеты еще продолжали много писать о нем, полностью отрицая его принадлежность к английской разведке. В конце беседы, когда все задавали вопросы докладчику, я тоже спросил: «А где вы работаете сейчас?» Форд, не задумываясь, ответил: «Как где? Конечно же, в Форин Оффис!»

Я не мог не заметить, как при этом на лицах моих коллег появились иронические улыбки. Действительно, с каких это пор стали работать в Форин Оффис бывшие сержанты войск связи?

После дискуссии (все на семинаре шло по строгому регламенту) студенты переходили за накрытый стол и продолжали беседовать за чаем. Однако самое притягательное для всех начиналось после семинара, когда большая часть его участников дружно отправлялась в одну из расположенных поблизости пивных. Возглавлял это шествие Саймонс-младший. Первый раз мы пошли туда сырым и неожиданно теплым зимним вечером. Туман не спеша наползал на Лондон, придавая городу вид фантастический и даже праздничный, Мы шагали по мокрым плитам мостовой, перекидываясь шутливыми замечаниями и предвкушая приятный вечер. «Радуюсь, — подумал я, — как мальчик, летящий на первое свидание…»

Жарко горел камин, приглашая протянуть к огню озябшие руки, поблескивала никелем стойка. Массивные кружки, сияя чистотой, выстроились наготове.

— Я заказываю, — безапелляционно заявил маленький краснолицый джентльмен, служивший, как я предполагал, в военной контрразведке. — Что будете пить, джентльмены?

— Мне светлого.

— То же самое.

— А я буду бледный эль.

— Темного.

Я попросил полкружки темного, ибо не питал особой приязни к пиву, после которого печень побаливала.

Бармен в белой рубашке с темным галстуком бабочкой и белой курточке, сияя улыбкой и напомаженным пробором, ловко налил нам полтора десятка кружек — традиционный английский «круг». Пивопитие началось… После двенадцатой кружки один из «чиновников», носивший фамилию Ватсон, неожиданно утратил обычную для английских офицеров манеру растягивать слова и заговорил на простонародном лондонском «кокни». Стоявший  рядом со мной Венабле, тридцатилетний парень с аристократическим лицом, каковым в Англии считается вытянутая, похожая на лошадиную физиономия, любивший кстати и некстати упоминать, что его отец — член королевского яхт-клуба (позднее я выяснил, что Венабле был капитаном контрразведки), повернулся ко мне и с презрительной усмешкой шепнул: «И эта серость недавно получила майора!» А так как в английских вооруженных силах в различных родах войск установлены различные наименования воинских званий, то этих слов было достаточно, чтобы понять, что Ватсон служит в армейской разведке или контрразведке…