Колымские тетради - Варлам Шаламов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я твой голос люблю негромкий
Я твой голос люблю негромкий,Путешественница моя.Зазвучит ли — глухой и ломкий,И услышу ли голос я?
Пусть попросит воды напиться,Пусть шагнет за чужой порог,Пусть забьется в руках, как птица,Крепко пойманная в силок.
Непослушное слово скажетПусть другому — совсем не мне.На мое оно сердце ляжетВ темной сказочной тишине.
Пусть другому — я сам докончу,Я додумаю — для себя,Еще громче и еще звонче,Чем выдумывают, любя…
Любая из вчерашних вьюг
Любая из вчерашних вьюгМне не грозит бедою.И окроплен иссохший лугЦелебною водою.
И птицы робкие поютПсалмы об избавленье,И дождевую воду пьютВ каком-то вожделенье.
Задумалась у норки мышьО человечьем счастье,Как мы, поверив в гладь и тишьНавек после ненастья.
Здесь до моих страстей и мукКому какое делоСвобода тут — из первых рук,И юность — без предела.
И не касаются меняНастойчивой рукоюЗаботы завтрашнего дняС их гневом и тоскою.
О, память, ты — рычаг
О, память, ты — рычаг,Рычаг второго рода.С короткого плечаВся жуть, вся глубь испода
Событий и людей,Зарытых и забитых,Где схимник и злодейВ одних и тех же пытках
Находят смерть своюИ прячутся под камень…И тонким стоном вьюг,Гудящих над веками,
Покрыт весь этот срам,Весь этот мир позора —Изнанка панорам,Опершихся на горы.
Разогреть перо здесь, что ли
Разогреть перо здесь, что ли,Мерзлый снять налет,Чтобы крикнула от болиПесня, вырвавшись на волю,Наступив на лед.
Опалит босые ноги,Легкую стопуПоморозит по дорогеЧерез горные отроги,Трогая тропу.
Знаю — злое вдохновенье,Тайный гений льда,Может быть, через мгновеньеВыйдет из повиновенья,И тогда — беда.
Мне и так с природой в битвеЖизни не спасти.Среди выбоин и рытвинПод проклятья и молитвыДень и ночь брести.
И махать рубленой прозой,Выйдя на крыльцо.Затаенные угрозыСнегу, ветру и морозуВыбросить в лицо.
Что мне ждать дыханья почек,Бормот соловья.Я не ставлю даже точек,Так спешит на желоб строчекЖалоба моя.
И когда б не цепь размера,Не узда стиха,Где б нашлась иная мера,Чтоб моя сдержалась вера,У боясь греха.
Ведь на гиблом этом местеВечной мерзлотыМы с тобой стояли вместе,До конца сверяя с честьюПомыслы мечты.
Здесь все, как в Библии, простое
Здесь все, как в Библии, простое —Сырая глина, ил и грязь.Здесь умереть, пожалуй, стоит,Навек скульптурой становясь.
Пусть каждый выглядит Адамом,Еще не заведенным в рай.Пусть никаким Прекрасным ДамамНе померещится наш край.
И прост ответ на те вопросы,Что даже ставились с трудом,Как стать холмом или торосом,Человекоподобным льдом.
Весь мир в снегу в пурге осенней.Взгляни: на жизни нет лица.И не обещано спасеньеНам, претерпевшим до конца.
Стихи — не просто отраженье[39]
Стихи — не просто отраженьеСтихий, погрязших в мелочах.Они — земли передвиженьяВнезапно найденный рычаг.
Они — не просто озаренье,Фонарь в прохожей темноте.Они — настойчивость твореньяИ неуступчивость мечте.
Они всегда — заметы детства,С вчерашней болью заодно.Доставшееся по наследствуКустарное веретено.
Отвали этот камень серый
Отвали этот камень серыйЗагораживающий путь,И войди в глубину пещерыНа страданья мои взглянуть.
Ржавой цепью к скале прикованИ похожий на мертвеца.Этой боли многовековойНе предвидится и конца.
Наши судьбы — простые маскиТой единой, большой судьбы,Сказки той, что, боясь огласки,Приковали к скале рабы.
Видишь — дрогнули чернила
Видишь — дрогнули чернила,Значит, нынче не до сна.Это — с неба уронилаСчастья капельку луна.
И в могучем, суеверномОбожанье тех начал,Что стучат уставом мернымВ жестких жилах по ночам.
Только самое больноеЯ в руках сейчас держу.Все земное, все дневноеКрепко буквами вяжу.
Лицом к молящемуся миру
Лицом к молящемуся мируГора выходит на амвон.Пред этим каменным потиромЗемной отвешу я поклон.
Река отталкивает гору,И веет запах снеговой,И переполнены озераСвятой водою дождевой.
И в половодье, как в метели,Взлетают пенные цветы,Льняной растрепанной кудельюВ меня швыряют с высоты.
А я — я тут же. на коленях,Я с Богом, кажется, мирюсь.На мокрых каменных ступеняхЯ о спасении молюсь.
Лезут в окна мотыльки
Лезут в окна мотыльки,Окружая лампу,Зажигают светлякиОсвещенье рампы.
Лес приподнят до небесБлижнею горою,Возбуждая интересК главному герою.
Затрепещут листья вдругДождались момента:Словно тысячами рукБьют аплодисменты.
Сосны, сучьями маша,Гнутся в пантомиме,Открывается душаЯвственно и зримо:
Устремленье к облакам,Растопырив руки,И привязанный к ногамГруз земли и муки.
И по грифелю доскиНеба грозовогоПишут молнии мелкиЯростное слово.
И, стирая с неба лучТряпкою сырою,Выжимают дождь из тучНад моей горою.
Тесно в загородном мире
Тесно в загородном мире.Тесно так, что нет житья,Но не уже и не ширеРельс дорожных колея.
Обозначенной дорогиПараллельные черты,Человеческие ноги,Стрелки, шпалы и мосты…
И по шалым листьям палымДождик палочкой стучит,И по шпалам бьет устало,По песочку шелестит.
В природы грубом красноречье
В природы грубом красноречьеЯ утешение найду.У ней душа-то человечьяИ распахнется на ходу.
Мне близки теплые деревья,Молящиеся на восток,В краю, еще библейски древнем,Где день, как человек, жесток.
Где мир, как и душа, остуженПокровом вечной мерзлоты,Где мир душе совсем не нуженИ ненавистны ей цветы.
Где циклопическое окоТак редко смотрит на людей,Где ждут явления пророкаСолдат, отшельник и злодей.
Аввакум в Пустозерске[40]
Не в бревнах, а в ребрахЦерковь моя.В усмешке недобройЛицо бытия.
Сложеньем двуперстнымПоднялся мой крест,Горя в Пустозерске,Блистая окрест.
Я всюду прославлен,Везде заклеймен,Легендою давнейВ сердцах утвержден.
Сердит и безуменЯ был, говорят,Страдал-де и умерЗа старый обряд.
Нелепостей этотЛюдской приговор:В нем истины нетуИ слышен укор.
Ведь суть не в обрядах,Не в этом — вражда.Для Божьего взглядаОбряд — ерунда.
Нам рушили веруВ дела старины,Без чести, без меры,Без всякой вины.
Что в детстве любили,Что славили мы,Внезапно разбилиСлужители тьмы.
В святительском платье,В больших клобуках,С холодным распятьемВ холодных руках.
Нас гнали на плаху,Тащили в тюрьму,Покорствуя страхуВ душе своему.
Наш спор — не духовныйО возрасте книг.Наш спор — не церковныйО пользе вериг.
Наш спор — о свободе,О праве дышать,О воле ГосподнейВязать и решать.
Целитель душевныйКарал телеса.От происков гневныхМы скрылись в леса.
Ломая запреты,Бросали словаПо целому светуИз львиного рва.
Мы звали к возмездьюЗа эти грехи.И с Господом вместеМы пели стихи.
Сурового БогаГремели слова:Страдания много,Но церковь — жива.
И аз, непокорный,Читая Псалтырь,В Андроньевский черныйПришел монастырь.
Я был еще молодИ все перенес:Побои, и голод,И светский допрос.
Там ангел крыламиОт стражи закрылИ хлебом со щамиМеня накормил.
Я, подвиг приемля,Шагнул за порог,В Даурскую землюУшел на восток.
На синем АмуреМолебен служил,Бураны и буриЕдва пережил.
Мне выжгли морозомКлеймо на щеке,Мне вырвали ноздриНа горной реке.
Но к Богу дорогаИзвечно одна:По дальним острогамПроходит она.
И вытерпеть БогаПронзительный взорНемногие могутС Иисусовых пор.
Настасья, Настасья,Терпи и не плачь:Не всякое счастьеВ одеже удач.
Не слушай соблазна,Что бьется в груди,От казни до казниСпокойно иди.
Бреди по дороге,Не бойся змеи,Которая ногиКусает твои.
Она не из раяСюда приползла:Из адова краяПосланница зла.
Здесь птичьего пеньяНикто не слыхал,Здесь учат терпеньюИ мудрости скал.
Я — узник темничный:Четырнадцать летЯ знал лишь брусничныйЕдинственный цвет.
Но то не нелепость,Не сон бытия,Душевная крепостьИ воля моя.
Закованным шагомВедут далеко,Но иго мне — благоИ бремя легко.
Серебряной пыльюМой след занесен,На огненных крыльяхЯ в небо внесен.
Сквозь голод и холод,Сквозь горе и страхЯ к Богу, как голубь,Поднялся с костра.
Тебе обещаю,Далекая Русь,Врагам не прощая,Я с неба вернусь.
Пускай я осмеянИ предан костру,Пусть прах мой развеянНа горном ветру.
Нет участи слаще,Желанней конца,Чем пепел, стучащийВ людские сердца.
КИПРЕЙ