Мы носим лица людей - Тори Ру

я разбил телефон, когда ехал на репу… – Не дожидаясь одобрения Макса, Ли открывает браузер.

– Да, вперед… – видимо, припомнив, что от порнушки так и не очищена история, обреченно вздыхает Макс.

– Кстати, Даня, чуть не забыл… – Ротен наклоняется к рюкзаку, достает из внутреннего кармана смартфон и протягивает его мне. – Все работает. Принимай.

– Спасибо!.. – Как следует поблагодарить Ротена за ремонт моего многострадального чуда техники я не успеваю, потому что сидящий у монитора Ли начинает глумливо хихикать.

– Кома, тебе, конечно, присуща некоторая… эм… метросексуальность, и ты у нас блондин, – давится он от смеха. – Но логиниться под ником Ice blonde – это перебор!!!

– Айс, айс, беби… – вкрадчиво нашептывает Ротен и тоже ржет.

Пару секунд Макс смотрит на Ли, как на ненормального, и откровенно тупит, а потом резко поворачивается ко мне, и его брови взлетают вверх.

– Кого же ты хочешь отмудохать до полусмерти и за что?.. – тихо спрашивает он, и я опускаю голову.

Глава 30

В трехэтажном кирпичном коттедже с огромными сводчатыми окнами жила-была маленькая девочка. Ее дом был огорожен кованым забором и обвешен по периметру камерами видеонаблюдения, в саду располагалась будка охранника, на ночь с цепей спускались собаки, но это был ее дом, и другого она не знала. Она жила в нем вместе со своей семьей: самой красивой и доброй мамой и самым сильным папой на свете.

Еще у девочки была лучшая подруга Лена, которая часто приходила в большой дом с мамой и восхищалась:

– Дарина, ты живешь во дворце. Наверное, ты принцесса…

– Я тогда действительно верила, что я принцесса, представляешь? – Глядя в стену перед собой, я улыбаюсь своим светлым детским воспоминаниям, хотя глаза жжет от слез. В комнате светятся только старый заляпанный монитор да тусклый ночник над кроватью. Макс лежит на диване, удобно устроив голову на моих коленях, и я перебираю пальцами его мягкие волосы.

– Но не все было так безоблачно, потому что родители мои постоянно скандалили и ругались. Отец выпивал. Мать часто плакала…

Склоки и ссоры сплелись в клубок, который уже нельзя было распутать. Однажды, вернувшись из школы, я обнаружила, что в доме больше не осталось маминых вещей… Мама собрала чемоданы и уехала к своей матери. К нашей бабушке. Сюда.

В тот вечер отец пришел домой сильно нетрезвым, я хорошо помню, как он молнией метался по дому и крыл матом бабку, а потом сел за руль – тогда у него был огромный «Ленд Крузер».

В страшном ДТП на обратной дороге отец не заработал ни царапины, а мама получила тяжелейшую черепно-мозговую травму, впала в кому и больше никогда не приходила в сознание – несколько лет ее состояние было вегетативным…

Я долго помнила мамину улыбку, теплые руки и волшебные сказки, но время текло как вода, оно постепенно стерло ее образ.

Итак, наша девочка прилежно училась в обычной общеобразовательной школе: когда-то мама настояла на том, что ребенок не должен отличаться от остальных детей, к тому же Лена тоже училась там… Девочка стойко терпела побои, унижения и насмешки, хотя папа все чаще намекал на возможность перевода в престижный столичный интернат с углубленным изучением английского языка…

Девочка отказывалась – сначала боялась уезжать далеко, а потом, спустя время, всех в этой школе купила.

Скрипит дверь комнаты, встревоженная бабушка показывается в проеме. Макс приподнимает голову:

– Бабушка, мы смотрим фильм. Восемнадцать плюс! – объявляет он тоном, пропитанным ядом сарказма. – Присоединишься?!

– После фильма тебя ждет раскладушка в гостиной… – сухо напоминает бабушка и прикрывает за собой дверь.

– Что за кошмарная женщина! – заводится Макс, набирает полную грудь воздуха, отчего я съеживаюсь – мне ли не знать, какие словесные конструкции за этим последуют… Наклоняюсь и затыкаю его рот поцелуем – пусть не умею толком этого делать, но я вкладываю в этот поцелуй все несбывшиеся мечты, любовь, надежду и боль. Однажды меня сломали, как куклу, – детали потеряны, их не склеить и не собрать. Как только я произнесу это вслух, признаюсь во всем ему и себе, моя сказка закончится. Возможно, сейчас я целую эти губы в последний раз.

– Я тебя люблю, Кома. Осознай это и прочувствуй всем сердцем, – шепчу. – А потом я все тебе расскажу. У меня тоже не останется перед тобой тайн.

Глава 31

…Я умолкаю, заново пережив самый страшный день в жизни – день похорон мамы и всего того, что случилось со мной потом. Выбравшись на поверхность, этот позорный болезненный рассказ все портит и рушит, оставляя после себя только оглушающую, до невозможности гнетущую тишину.

Если бы Макс сейчас, по обыкновению, разразился своим чудовищным матом, было бы гораздо легче. Он мог бы заехать в стену кулаком, но этого не произошло.

Кадры бессмысленного фильма освещают комнату сполохами разных оттенков. Макс сидит рядом, уставившись в одну точку, – лицо его застыло, а черты стали резче и еще прекраснее.

– Чувствовать себя беспомощным паршиво… – глухо говорит он, его голос срывается. – А бездействовать в такой ситуации – это… вообще дно…

– Я сама во всем виновата, Макс. Я должна была думать своей тупой башкой, но не делала этого – вот и нарвалась!.. – Я затыкаюсь, потому что Макс поворачивается ко мне и смотрит так, будто увидел привидение.

– Ты так и не назвала нам имя этого ублюдка, – перебивает он.

Я не могу выдержать его взгляд и низко опускаю голову. Макс слезает с дивана, садится на пол напротив меня и снова кладет ладони на мои щеки. Он заглядывает мне в лицо и медленно, почти по слогам, проговаривает:

– Как зовут этого ублюдка и где он обычно ошивается? – Ненормальный взгляд моих собственных глаз на его лице пугает до ужаса.

– Ни… Никита… – Отчего-то я не слышу своего шепота. – Я не знаю, где он обычно ошивается, но…

– Но?! – Макс повышает голос, его еле заметно трясет.

– Сегодня… перед репетицией… это был он… – лепечу, тушуюсь и часто