Философы Древней Греции - Роберт Брамбо

Сочетание у Эмпедокла образного проективного мышления, любви к мифологии и точных наблюдений привело его к попытке создать великую космологическую поэму. Он написал свою историю Вселенной в терминах великого цикла: в «Сфере» какое-то время господствует Любовь, все вещи притягиваются одна к другой и прочно слипаются друг с другом, но потом возникает Раздор, он «усиливается по краям Сферы», и начинается отделение ее частей друг от друга и их дифференциация14. Соединяя научную проницательность, которая может соперничать с проницательностью Дарвина, и равное блейковскому безумное буйство воображения в сценах сотворения мира, поэт дальше объясняет, как после разделения вещей возникли «головы без плеч, туловища без конечностей» и стали падать (так перевел Леонард) «в Воздухе с ужасной высоты»!15 Любовь и в это время сохранила часть своей власти, и мы представляем себе, как эти разнообразные части тел сталкиваются друг с другом и снова соединяются совершенно случайным образом в чудовищные и произвольные органические коллажи. В результате появились «люди с бычьими головами…» и тому подобное. Минотавры, кентавры, сфинксы, сирены и химеры греческой мифологии возникают снова как погибшие биологические виды в рассказе, который похож на описание естественного отбора16. Что перед нами именно такое описание, становится ясно, когда Эмпедокл продолжает описывать эти случайные сочетания. «Большинство из них погибли оттого, что были не способны усваивать пищу…» Еще меньшее число было способно производить потомство. Однако немногие, лучше всех приспособленные, оказались в состоянии произвести себе подобных и выжить. Так случайная сочетаемость приобрела вид разумной цели для тех существ, которые пережили процесс отсева в космическую эпоху усиления Раздора17.

Аристотель, величайший биолог, отреагировал на эту Эмпедоклову науку с оттенком техники возмущенно18. Ему не нравилось, когда поэзию и зоологию смешивают, и, отделив одну от другой, Аристотель посвятил немалую часть своих вводных лекций по естествознанию защите наличия цели в природе против Эмпедокловой «случайности» или «механической необходимости»19.

Но, как мы уже заметили, Аристотель не устоял против желания вставить в свой текст цитаты из работ критикуемого предшественника.

И наконец, в космологической эпопее Эмпедокла наступает время вражды и разделения всех вещей – та часть космического цикла, когда Раздор правит безраздельно; но в этом состоянии всеобщего разделения снова возникает Любовь; она начинает усиливаться, и Вселенная снова становится организованной и единой20.

Таким образом, в сочинении Эмпедокла высказаны новые для того времени идеи космологического цикла и естественного отбора, и это сделано с величайшей силой средствами поэзии, которая дает мифологическим чудовищам место в зоологии. Дальше в поэме поэтапно описаны тонкости процесса приспособления органической жизни к окружающей среде. Это сделано с помощью яркой и броской комбинационной модели – «головы без тел», «плечи без рук» и другие подобные же отдельно существующие специализированные органы; а они – морщась, замечает Аристотель – могли появиться на свет только как части целых организмов!21

Теорией «элементов» и эволюции загадка Эмпедокла не исчерпывается. Какое место мы должны дать ему в истории экспериментальной науки? Например, объясняя, как происходит дыхание, он использовал прекрасный образ, чтобы показать, что воздух занимает место в пространстве и сопротивляется другим веществам. Когда легкие наполнены, находящийся в них воздух не допускает внутрь них другие «элементы», которые иначе ворвались бы в них. «Это как если бы девица принесла бронзовую трубку к ручью, закрыла чем-либо один ее конец и опустила ее в чистую воду: трубка не наполнилась бы водой из-за сопротивления находящегося в ней воздуха»22.

Девица и ручей, возможно, напомнят читателю о современном телевидении – передаче на научную тему, которой придает блеск красивая молодая ассистентка, не столь уж обязательная с логической точки зрения, но необходимая для оформления передачи, как девушки в купальниках для рекламы сигарет.

Однако наука ли все это вообще? Профессор Артур Х. Комптон, получивший Нобелевскую премию за свои эксперименты в области физики, однажды сказал мне, что, по его мнению, этот отрывок у Эмпедокла был первым в истории описанием контролируемого научного эксперимента, имевшего целью установить, что воздух – вещество. Дэниел Фёрли, филолог и историк, недавно написал подробную статью, где показал, что этот отрывок скорее поэтическое уподобление и Эмпедоклу совсем не обязательно было думать об этом как о контролируемом эксперименте: он мог просто считать это упрощенной моделью привычного всем органического процесса23. В свете других работ и идей Эмпедокла кажется, что правы оба этих авторитетных ученых. Я думаю так: то, что описал Эмпе-докл, было достаточно трезво задуманным решающим экспериментом, в котором был применен специально выбранный прибор (приспособление, обычная вещь на древних кухнях) и целью которого было заставить буквы природы зазвучать и сложиться в ответ на конкретный вопрос; но без девушки, ручья и связи с дыханием этот опыт, вероятно, никогда не заинтересовал бы Эмпедокла настолько, чтобы поместить его в поэму о природе.

Другие идеи и события жизни Эмпедокла – сочетание медицины с магией, включение им в свою систему орфическо-пифагорейской веры в переселение душ или то, что он принимал «как нечто совершенно естественное» те почести, которые оказывали ему «как богу», – создают при толковании те же самые трудности24.

При всей синкретичности идей Эмпедокла, кое-что у него характерно именно для греческой мысли. В философии и науке классического периода идея эволюции представлялась только внутри взгляда на время как на замкнутый цикл; открытое по своей природе, постоянно возникающее время появляется у представителей западной мысли гораздо позже. Характерными для ученых были также одновременно универсализм, острая наблюдательность и (временами даже у Эмпедокла) уважение к логически безупречному аргументу. Еще одна характерная особенность – что существование в научных взглядах различий, которые кажутся нам не только разумными, но даже неизбежными, либо не признавалось явно, либо вообще не признавалось.

В свою эпоху Эмпедокл оказал больше влияния на медицину и биологию, чем на философию. Хотя некоторые из его идей навеки стали его вкладом в философию, сегодня он интересен нам прежде всего из-за центрального вопроса, который задан в его философском творчестве: согласуемся мы с реальностью или действуем просто наугад, когда проводим четкую границу между субъектом и объектом, наблюдателем и наблюдаемым миром, наукой и мифологией, выполненными экспериментами и экспериментами воображаемыми? Можем ли мы утвержать, как делают некоторые современные философы, что человек составляет единое целое с остальной природой и поэтому нашим сознательным ощущениям и мышлению должно соответствовать что-то схожее, хотя и смутное, у рыбы, у амебы и даже у электрона? Должно ли удовлетворять нас знание того, что изменение и множественность существуют на самом деле, раз мы не можем переспорить Зенона, который доказывает, что они не согласуются с разумом и, следовательно, невозможны?