Настоящая любовь и другие напасти - Рэйчел Гибсон

Тренер сел, и Фейт внезапно оказалась в центре внимания нескольких дюжин ошарашенных мужчин. Через ряд от нее Тай Саваж поднял глаза от спортивной колонки «Юэсэй тудей», которую держал в руках. Лампа над головой освещала его темные волосы.

Капитан смотрел Фейт в глаза несколько долгих секунд, прежде чем снова опустил взгляд на газету.

Джулс ждал Фейт, сидя у окна в третьем ряду.

— Сколько нам лететь? — спросила она, заняв место рядом со своим ассистентом.

— Меньше часа.

Сзади послышался приглушенный шепот и пара низких смешков. Фейт пристегнулась. Кроме нескольких слишком тихих, чтобы она могла услышать, слов да шороха газеты Тая, в салоне царило молчание, пока самолет ехал по полосе и взлетал. Когда он прорвался сквозь плотные, серые облака, яркие лучи утреннего солнца залили овальные окна: шторки опустились почти одновременно.

Фейт гадала, было ли молчание хоккеистов вызвано тем, что они провели изматывающую игру накануне, которая завершилась победой в овертайме со счетом 3–4, и на них внезапно навалилась усталость, или же они притихли из-за ее присутствия в салоне.

Когда заснеженная вершина Маунт-Рейнир осталась позади, Дарби Хоуг перегнулся через проход и спросил:

— Как поживаете?

— Хорошо. Они всегда такие молчаливые?

— Нет, — улыбнулся Дарби.

— Им неловко лететь со мной?

— У них просто небольшое предубеждение касательно женщины на борту. Несколько лет назад с командой летала женщина-репортер. Поначалу она им не нравилась, но потом парни привыкли. Они и к вам привыкнут. — Он обернулся и посмотрел куда-то позади себя: — Дэн, нашел эту запись?

Дарби передали диск, который он вставил в ноутбук. Затем повернул экран к Фейт:

— Это Ярослав Кобасев. Мы присматриваем его, чтобы закрыть брешь во второй линии нашей защиты. Нам нужно побольше мощных игроков сзади, а у него рост метр девяносто пять и вес сто семь килограмм.

Она понятия не имела, что у них есть брешь во второй линии или где-то там еще.

— Мне казалось, что мы пока не можем заключать контракты.

— До конца сезона — нет, но мы всегда отслеживаем новые таланты, — сказал Дарби.

Фейт посмотрела через проход на экран, где огромный мужчина в красной форме сражался за шайбу в углу. Здоровяк выиграл, сбив противника с ног.

— Боже милосердный!

Джулс перегнулся через нее:

— Как он бьет?

— Так, будто у него цемент в перчатках, — ответил Дарби.

— А как катается?

— Так, будто у него цемент в штанах.

В обычной жизни Фейт решила бы, что наличие цемента в штанах — плохо. Но это же хоккей, так что наверняка она не знала. Может, это значило, что здоровяк мог выдержать любой удар?

— И это плохо. Так?

Ассистент кивнул и откинулся на спинку кресла.

— Он просто один из игроков, которых мы рассматриваем, — сказал Дарби, поворачивая экран к себе. — Когда я уменьшу список кандидатов — дам знать.

— Хорошо. — Фейт повернулась к Джулиусу и тихо спросила: — Они должны обсуждать сделки со мной?

Тот кивнул и положил портфель на колени:

— Разве я забыл сказать об этом?

— Да. Забыл.

А ведь это было достаточно важно. Хотя Фейт не могла жаловаться. Если бы не Джулс, она бы пропала. В смысле, даже в большей степени, чем пропала уже.

Гарсия вытащил целую пачку журналов «Новости хоккея» и протянул ей:

— Просмотри.

Фейт пролистала несколько выпусков и остановилась на февральском, с фотографией Тая на обложке.

Лицо капитана покрывали бисеринки пота, а яркие синие глаза смотрели в камеру из-под белого шлема. Он выглядел устрашающим и сильным. Заголовок слева гласил: «Удастся ли Таю Саважу привезти Кубок лорда Стэнли в Сиэтл?»

Журнал вышел за месяц до смерти Вирджила. Фейт пролистала статью о Джереми Роенике на центральном развороте. Справа находилось цветное фото Тая с обнаженным торсом. Саваж завел руки за голову, и на груди бугрились четко очерченные мускулы. На боку, от подмышки до пояса джинсов, черным была вытатуирована его фамилия. У Фейт на талии тоже была татушка — зайчик «Плейбоя». И делать ее было чертовски больно. Можно только представить, каково было наколоть татуировку такого размера, как у Тая.

Глядя на фото, Фейт подумала, что не знай она наверняка, могла бы решить, что смотрит на календарь «Качок месяца». Снимок был только до пояса. Губы капитана изогнулись в едва заметной улыбке. Левую сторону разворота заполняли колонки с данными о карьере хоккеиста с подзаголовком «Ангел или Предатель?», наползавшим на впечатляющий список достижений спортсмена со времен его молодости. Статья начиналась словами:

«Без сомнения, Тай Саваж — один из лучших и самых жестких игроков НХЛ. Он славится своей способностью хорошо врезать оппоненту на льду. Результат — его соперникам приходится быть начеку и думать дважды, прежде чем связаться с этим обладателем приза Селке.

Как известно всем, кто следит за хоккеем, Тай — сын великого Павла Саважа. Родство, которое Саваж-младший обсуждает с большой неохотой.

— Мой отец — один из лучших игроков в истории НХЛ, — говорит он, хмурясь в лучших традициях Саважа».

Фейт улыбнулась. Она точно знала, что имел в виду репортер. Никто не умел хмуриться лучше Тая.

— Но я — не мой отец. Мы играем в разный хоккей. Когда я повешу коньки на гвоздь, то хотел бы, чтобы меня судили по моим заслугам на льду. А не по моей фамилии.

Ни убавить ни прибавить.

Если только Тай не совершит какой-нибудь непростительный проступок, то этот прошлогодний победитель «Арт Росс Трофи» останется в истории, увенчанный той же славой, что и Хоу, Гретцки, Мессье и — да позволено нам будет сказать — Павел Саваж.

Хотя в Канаде найдутся и такие, кто хотел бы вычеркнуть имя младшего Саважа из национальных архивов. Из-за того что Тай дезертировал из «Ванкуверских Кануков» в «Сиэтлские Чинуки» в прошлом месяце. Для большинства канадцев фамилия Саваж священна — наряду с Макдональдом, Трюдо и Молсоном. Наверное, несправедливо, что этого уроженца Канады, которого ранее чествовали как героя, теперь считают предателем. За последние недели ванкуверская пресса вылила на него тонны грязи, дойдя даже до того, что его изображение было предано огню. На что Саваж лишь пожимает плечами.

— Я понимаю их чувства, — говорит он. — Канадцы помешаны на хоккее. Вот почему я их люблю, но я не их собственность.

На вопрос о его репутации хоккеиста, предпочитающего грубый стиль игры, Тай смеется и отвечает:

— Это моя работа».

Фейт подняла глаза от журнала. Тай смеется? Она несколько раз общалась с ним за прошедшие пару недель — этот мужчина едва может выдавить из себя улыбку.