Ад в тихой обители - Дэвид Дикинсон

— Мои клиенты, — произнес Стэмфорд Джойс (команда «Комптонский собор»), — обладают возможностью неопровержимо доказать, что в составлении двух более поздних завещаний имело место принуждение или болезненное состояние психики мистера Джона Юстаса. Самые уважаемые персоны собора и всей епархии подтвердят, что канцлер неоднократно во всеуслышание заявлял, кому — а именно: столь дорогому для него собору в Комптоне — предназначается его наследство. Кроме того, конкретные пункты последней воли канцлера Юстаса зафиксированы в его обширной переписке с различными, весьма авторитетными духовными лицами.

Перед глазами Пауэрскорта возникла картина: декан, епископ, регент, архидиакон на свидетельской скамье в зале, где судья присуждает им победу. В каком же одеянии предстанут они в миг триумфа? Строгие черные костюмы? Сутаны? Пурпур? Может, даже жезл и митра?

— О, разумеется! — воинственно вступил молодой Уолл (команда «Армия спасения»). — Не подлежит сомнению, что почтенное духовенство охотно, с радостью даст какие угодно показания в погоне за миллионом фунтов. Но никакие заверения, устные или изложенные в письмах, не опровергнут того реального обстоятельства, что накануне смерти Джон Юстас изменил свою волю. Этот факт очевиден.

— Прошу прощения, господа, — взял слово Себастьян Чайлдс (команда «Августа Кокборн»). — Моя клиентка способна и готова доказать, что, будучи родной сестрой усопшего, значительно лучше его коллег, случайных спутников по месту службы, знала о планах и желаниях брата. Подобные прецеденты, с подтверждением преимущественных прав членов семьи, отлично известны в практике Канцлерского суда высшей инстанции. Достаточно вспомнить дело тысяча восемьсот девяносто четвертого года «Эплдор против Бейли» или же дело тысяча восемьсот девяносто девятого года «Смит против Крукса».

Пауэрскорт понял, что теперь орудия временно зачехлят. Не поторопился ли многоопытный Чайлдс обнаружить свои убийственные прецеденты? Хваткие парни из конторы «Уолл и сыновья» и крючкотворы из конторы «Джойс, Хикс, Джойс и Джозефс» успеют хорошенько разобраться в этих пудовых судебных делах.

— Прошу вас, джентльмены, — вмешался Оливер Дрейк. — Изложение подобных аргументов может занять у нас весь день, а то и всю неделю. — Он постоял, медленно оглядев участников схватки. — У меня предложение. Вы вправе, разумеется, его отвергнуть. Тем более что я не знаю, — повернулся он с легкой улыбкой к Себастьяну Чайлдсу, — найдутся ли тут прецеденты?

Прервав записи в блокнотах, адвокаты воззрились на оратора.

— Предложение, джентльмены, вот какое. Сумма ожидаемого наследства огромна. У завещания «А», на мой взгляд, гораздо лучшие перспективы для регистрации, однако не обойдется без решительных возражений других сторон. И раз уж дело столь сложное, я предлагаю некое неформальное соглашение: договориться о разделе наследуемой суммы на три равные части: треть — собору, треть — Армии спасения, треть — миссис Кокборн. По моим довольно тщательным расчетам, каждая доля, с небольшой цифровой погрешностью, составит восемьсот тысяч фунтов.

Поверенный сел. Красиво! — мысленно оценил Пауэрскорт. Изящно, точно. Просто соломоново решение. Вот вам и Оливер Дрейк, юрист из провинциального городка. Не побеждает никто, а выигрывают все. Но, послушав начавшиеся за столом переговоры адвокатов с их клиентами, детектив понял изъян этой великолепной идеи. Выигрывают все, все кроме адвокатов. План Дрейка означает, что уже не понадобится ни кляуз, ни хождений по комитетам и комиссиям, ни выступлений на судах разных инстанций, — словом, более никаких гонораров.

Кашлянув, первым начал решительный и дерзкий Уолл («Армия спасения»):

— Вариант интересный, очень интересный. Но вряд ли чувство нравственной ответственности позволит моим клиентам принять восемьсот тысяч фунтов, отказавшись от суммы, дающей возможность сделать намного больше для наших бездомных и обездоленных.

Насчет склонности мистера Уолла привечать бездомных и обездоленных Пауэрскорт сильно усомнился.

— Боюсь, мои клиенты, — слегка поклонился декану Стэмфорд Джойс, — также сочтут этот проект, сам по себе весьма и весьма привлекательный, не вполне отвечающим интересам как англиканской церкви и одного из важнейших ее звеньев, Комптонского собора, так и государства, озабоченного сохранением архитектурного наследия Британии.

Пауэрскорту уже не верилось, что Дрейк действительно рассчитывал на реальность своего плана. Скорее, он дал волю причудливому чувству юмора.

— Со своей стороны, — сказал Себастьян Чайлдс («Августа Кокборн»), — я постараюсь убедить мою клиентку не вступать в соглашение, которое лишит ее и все ее семейство законного полноценного наследства.

Теперь Оливер Дрейк, по крайней мере, имел право завершить деловую встречу. Сообщив, что займется официальным утверждением завещания «А», Дрейк предложил остальным, если угодно, готовить протесты. Три портфеля в сопровождении владельцев и их клиентов важно удалились.

— Ну и дельце, скажу я вам, — вздохнул Дрейк, собирая бумаги, и посмотрел на улицу. Двое вышедших адвокатов остановились и заспорили. Казалось, дело вот-вот дойдет до рукопашной. — Да, форум был не из приятных, — усмехнулся Дрейк. — Хотя одна деталь меня вознаградила сполна. Заметили, Пауэрскорт?

Детектив недоуменно покачал головой.

— Чертова баба эта Августа Кокборн — ни слова не промолвила! Ну кто бы мог поверить?

9

«Устав ордена святого Августина», «Устав ордена святого Бенедикта», «Подражание Христу» Фомы Кемпийского, «Размышления о Французской революции» Эдмонда Бэрка… Лорд Фрэнсис Пауэрскорт рылся на полках домашней библиотеки. Сестра покойного владельца Ферфилд-парка и ее адвокат укатили в Лондон плести дальнейшие интриги в борьбе за наследство. По версии миссис Кокборн, срочный отъезд объяснялся ее волнением о семействе, которое она не может оставить на весь период судебной тяжбы. Прощальное напутствие свидетельствовало, что запас ядовитых стрел у нее не иссяк:

— Меня чрезвычайно удивит, Пауэрскорт, если к моему возвращению вам повезет и вы все-таки узнаете, что же случилось с моим братом. Но в случае такой удачи уж непременно известите.

Оставшись на время хозяином усадьбы, детектив вызвал погостить здесь леди Люси с детьми. Приглашен был и Джонни Фицджеральд.

Пауэрскорт вытащил фолиант под заглавием «История Ферфилда». Из этого сочинения он узнал, что основание усадьбы относится ко временам Тюдоров, а большинство построек возведено в конце XVII века при неком Кросвэйте, военном министре и армейском казначее Уильяма III. Указывалось также на очарование французского стиля в архитектуре дома, с его парадным двором, крыльями низких флигелей и характерным для той эпохи потайным коридором… Что? Тайный ход? Откуда и куда? Где вход в него? Несмотря на поздний час, детектив ощутил прилив бодрости.

В книге упоминалось о ведущей в коридор небольшой двери рядом с камином в гостиной, однако рисунок интерьера не пояснял, где именно располагалось это помещение. Назначение комнат, следуя вкусам наследников Кросвэйта, за два столетия не раз менялось. Пауэрскорт нашел старинный план, без обозначения тайного коридора, но с четкой схемой цокольного этажа. Искомая гостиная находилась, решил детектив, как раз на месте нынешней библиотеки. А дверка, видимо, та самая, что в десяти шагах от него, слева, вплотную к камину.

Пауэрскорт с силой дернул дверь. Она не поддавалась. Заперта? Он попытался еще раз. Раздался жуткий скрип, и дверь медленно отворилась. Должно быть, давно не открывали. В нише оказалась вторая, железная дверца с почти незаметной маленькой круглой ручкой. Повернув ее, Пауэрскорт заглянул внутрь. Не видно ничего, кроме ведущих вниз ступенек.

Благоразумие призывало дождаться утра и спуститься с фонарем, но осторожностью Пауэрскорт не отличался никогда. С помощью пары громадных томов, на красных кожаных переплетах которых значилось «История графства Дорсет», он заклинил дверь, чтобы ненароком не захлопнулась. Проверил надежность крепежа и стал спускаться.

Поначалу все шло хорошо. Для первой дюжины ступенек проникавшего сверху света вполне хватало. Затем лестница резко свернула влево, приведя в узкий каменный коридор, — видимо, тайный ход наружу, в сад. Сплошь покрытые плесенью стены сочились сыростью. Где-то впереди, звонко ударяясь о камень, капала вода. Интересно, как тут насчет мышей и крыс? Эти животные Пауэрскорта не особенно тревожили; только бы не летучие мыши, чьи омерзительные стаи были памятны по годам, проведенным в Индии. Стало почти темно. Пробираться приходилось ощупью, правой рукой ведя по стене и пробуя дорогу носком ботинка. Возникло неприятное ощущение. А если проход тянется на сотни и сотни ярдов? Если в конце пути дверь или люк на прочном наружном запоре? Серая полумгла скоро сменится непроглядным мраком.