Бродяга. Путь ветра - Владислав Четырко

Лезвие легкого меча расщепилось на семь: разноцветных, сверкающих, без помощи рук взявших Йеннара в кольцо. Достать не достанут, так хоть отвлекут.

«Не всегда стоит противостоять злу силой, — вспомнились слова Гленны. — И не всегда наших сил хватит для этого… Зло — путь саморазрушения, потери имен и сути. Иногда нужно просто уйти с его дороги — оно уничтожит себя само».

Почувствовав затылком возвращение б'хэкта, Мари упала, перекатилась, уходя от удара — и так подправила его полет, что он полоснул врага по лицу.

Йеннар взвыл, вскинув руки. Мощь его выросла многократно — скидывая личину, Настоятель Бездны полностью перетек в свое новое тело. Молнии, сорвавшись с нависших туч, оплели его и были поглощены, став Силой. Стена Силы — искажение воздуха — подхватила Мари и больно ударила оземь.

Враг стоял, возвышаясь над ней — как тогда, в проулке. Лицо его было страшным — перекошенным, залитым кровью, полным ярости… и уже не юношеским.

Он не подошел. Боялся, хотя голос его прозвучал уверенно, со злобным торжеством:

— Игры закончились. Мне известно твое Имя. Истлей, Мариэль!

Для такого удара не нужны ни движения, ни слова. Просто мысль — и, конечно, знание Имени. Потому-то и используется он крайне редко — свои истинные Имена маги берегут пуще зеницы ока. И уж конечно — не сообщают их соперникам перед Испытанием.

От него нет защиты — почти нет, особенно когда лежишь навзничь, и руки заняты бесполезным оружием…

Поднялся ветер, подхватывая серое облако, множеством изодранных клочьев взвившееся над головой Йеннара. Сладковато запахло гниющей плотью — как на уроках некромагии.

Вихрь метнул серые клочья в лицо Мари, легко смяв наспех сплетенный щит.

А потом произошло невозможное: обдав могильным холодом ее лицо, ветер тлена ринулся обратно, к ее врагу, обволакивая и поглощая его.

— Не-ет! Не меня!.. Ее!.. Я приказываю! — донеслось из облака. Потом голос сменился воем, сорвавшимся в стон и хрип.

Послышался шум падения тела — точнее, костей, обтянутых остатками плоти.

Мари судорожно сглотнула, отворачиваясь — то, во что превращало человека тление заживо, видеть не хотелось.

Почему так вышло?

Он ведь верно назвал ее Имя…

Времени на размышления ей не дали. Весь Остров неуловимо сместился, небо померкло — языки темного пламени, веющего не жаром, но ледяным холодом, вздымались вокруг, образуя огромный купольный зал. Вместо мокрого песка и прибоя — черные мраморные плиты пола, исчерченного багровыми знаками и письменами. Место, на котором стояла Мари, было девятигранной площадкой, приподнятой над полом. Одна из граней примыкала к невесть как оказавшемуся здесь береговому утесу, который заметно вырос и потемнел. На остальных гранях стояли алые и черные свечи в причудливых подсвечниках. «Жертвенник», — похолодела Мари. Она много читала и слышала об обряде, знала, что и за чем будет происходить — и все же ей захотелось оказаться где-нибудь очень и очень далеко…

— Ты вольна уйти, когда пожелаешь: не в наших обычаях принуждать кого бы то ни было. Даже врага — хотя мы с тобой и не враги… пока. Я просто прошу тебя: задержись еще на пару минут. Можно?

Эти слова прозвучали за спиной у Мари, когда она, готовясь выскользнуть из Убежища, коснулась дверной ручки. Оглянулась: в коридоре стояли все трое — Линн, Гленна и встрепанный спросонья Тьери. Мари почувствовала себя виноватой.

— Я… — начала неуверенно, не зная, что говорить дальше.

— Мы знаем, — махнула рукой Гленна, успокаивая. — Жаль, ничем помочь не можем.

Она не хотела уходить. Но знак — странное кружево хищных линий меж ключиц — не давал ей покоя. Сначала возникла тупая тянущая боль, потом — жжение, через несколько дней ставшее просто невыносимым.

— Твой хозяин недоволен, — развел руками Линн. — А пока ты ему принадлежишь, мы можем для тебя сделать только одно. Отпустить.

— Иди — куда и когда хочешь, главное — после того момента, когда ты вошла сюда, точнее — когда Тьери тебя принес, — пояснила Гленна.

— Он… Ну, тот, кто проложил вашу Дорогу — он что, настолько властен над временем? — поразилась девочка.

— Он вообще-то его создал, — спокойно ответил Линн. — Как и все остальное…

Дверь отворилась — прямо на вечнотенистую площадь перед ее Храмом. Вдали замирали отголоски прощальных гонгов — только что завершился обряд проводов ночи, который Мари всегда пропускала, уходя на гору…

Мари очень хотелось поскорее добраться до безопасности, до своей кельи… Потому, попрощавшись, она быстро шагнула в дверь — и не слышала, как Линн говорил Гленне:

— Вижу, ты немножко поменяла ее Имя…

— Ты ведь не против? — лукаво улыбнулась та.

— Уверен: ей это не повредило, — подтвердил он.

— На одном из утерянных языков ее имя значило «горькое море», — задумчиво произнесла Гленна.

— А теперь будут в нем и Альма — «душа», и Риэль — «владычица»…

Линн и Тьери вслушались, поймав отголоски далеких наречий — упавшая капля морской воды и серебряный звон листвы небывалых деревьев…

— … и Аль — «Настоящий», — помолчав, кивнул Линн.

— Это уж — как она сама выберет, — вздохнула Гленна.

— Хей-йох! — Тьери прошелся колесом по коридору и вспорхнул на ступеньки. Сверху долетел его голос:

— Хотел бы я посмотреть на рожу Безликого, когда он попробует отнять у нее такое Имя… Эка беда: у него и рожи-то нету!

— Шут чешуйчатый! — покачал головой Линн, пряча улыбку. — Не поминал бы его от нечего делать…

И добавил серьезнее:

— А посмотреть… Посмотреть хотелось бы. Если Проложивший Дорогу даст оказаться здесь вовремя…

Свечи на гранях алтаря вспыхивали одна за другой, и слышались голоса:

— Безысходность… — и лицо Жреца, выхваченное мертвенным колдовским пламенем, сверкнуло из-под капюшона — лицо худощавое, острое, изрезанное морщинами…

— Хаос… — голос был негромким, а лицо Жрицы — нарочито невзрачным, но в безумных черных глазах жила свирепая, необузданная сила, а отголоски слова разнеслись эхом по всему залу.

— Страсть пожирающая… — Жрица этого храма больше всего напоминала старую жабу. Не верилось, что когда-то она была одной из тех самых служительниц мистерий страсти, чьи пляски сводят зрителей с ума…