Оружие Возмездия - Олег Дивов

Одним прекрасным вечером, придя спать в палатку, я обнаружил, что меня ждут: очень грустный Кузнечик и очень веселые деды. Почему-то тут был еще Исламов, главный отморозок четвертого дивизиона – сидел, консервы жрал, громко чавкая.

– Москва, тебе сколько раз говорили подстричься? – спросил Сабонис.

Бежать было некуда. Да и не умею я убегать.

– У меня нормальная прическа.

– Для черпака нормальная. А ты молодой еще.

– Хорошо, раз ты настаиваешь…

– Да-да, слушаю тебя внимательно.

– Я завтра утром попрошу Болмата, и он меня пострижет так, как ты считаешь нужным.

– Спасибо большое, Москва, – Сабонис шутливо поклонился. – Очень мило с твоей стороны. Только немножко поздно. Кузнечик, вперед.

В руках у Кузнечика были маникюрные ножницы с загнутыми концами.

– Олег, извини, – сказал Кузнечик очень тихо.

За что немедленно схлопотал по голове. Похоже, не в первый раз за этот вечер. Они долго меня ждали.

– Все нормально, Женя, – сказал я.

Стрижка вышла феерическая: волосы буквально через один длинный-короткий, длинный-короткий. Дедам очень понравилось. Исламов так расчувствовался, что схватил пригоршню срезанных волос и попытался затолкать мне в рот.

– А теперь отбой, – сказал Сабонис.

Я лежал и думал: ничего, мой призыв за меня горой. Переживем и это. И вообще, я наименее битый в дивизионе. Во всей бригаде трудно найти людей, которым досталось меньше, чем мне. Двое-трое… Без волос, конечно, тоскливо. Ладно, вырастут. А что голова как у ежа, больного лишаем – под пилоткой не видно.

Утром на построении Сабонис, который всегда стоял за мной – прятался от офицеров, – сбил с моей головы пилотку и предложил дивизиону полюбоваться.

Хохотала вся бригада. Да и черт бы с ней.

Громче всех, глядя прямо мне в глаза, ржали мои сопризывники. Те самые ребята, что «за меня горой». Которых я заслонял от черпаков, как мог. Они стояли рядом и смеялись так, будто им действительно показали что-то очень забавное.

Этого я не вынес. Шагнул за пилоткой, поднял ее, надел и спокойно пошел вдоль строя – к Днепру. Мне что-то кричали вслед. А я шел, пока не скрылся в кустах. Там свернул, обогнул лагерь вдоль берега, сел на песочек, закурил. Чудесная река, прекрасное утро.

Того смеха я не простил своему призыву из третьего дивизиона до самого конца. Одного Кузнечика считал другом, прочих – нет. Не позволял им увидеть это, но случись чего, не дал бы за их жизни и копейки.

Внутри зияла пустота. Все отношения с ББМ, так старательно выстроенные, словно разом оборвались. Их предстояло строить заново, с нуля. На каких-то новых принципах.

Я сидел на берегу около часа. Потом вернулся. Сразу наткнулся на капитана Масякина. Поругался с ним до крика. Тут подошел начальник штаба.

– Говори, кто тебя изуродовал.

– Товарищ подполковник, вы отлично знаете обстановку в бригаде…

– Ничего я не знаю!

– …и знаете, что все бессмысленно. Комбриг уходит на повышение, это известно каждой собаке, и все этим пользуются. Ни одно ЧП не всплывет, никаких мер не будет принято. Ну, покричите вы на моих обидчиков – дальше что?

НШ подумал-подумал и сказал:

– Иди в штаб, там работы полно.

Я сделал вид, что пошел в штаб, а сам направился в столовую.

Там завтракали местные интеллектуалы и по совместительству авторитеты: Андрецов и братья Хашиги. Мне тоже нашлась тарелка вермишели и кружка чаю.

– Мы думали, ты крепкий парень, – сказал Реваз Хашиг, – а ты сломался все-таки.

– Тебя бы так постригли, – окрысился я.

Они засмеялись, громче всех – Реваз.

– И ничего я не сломался. Вот, сижу тут, живой-здоровый.

– Но ты стукнул. Это было лишнее.

– Представь, Реваз, не стукнул. Я могу стукнуть прямо в Москву. Устроить себе перевод, а всей бригаде веселую жизнь. Но я хочу остаться здесь. Мне тут нравится.

Это было вранье, я видеть не хотел людей, предавших меня ни за что. Рухнули все надежды. Казалось, я чего-то тут стою, оказалось – ничего. Мечта была одна: убраться к чертовой матери.

Только усилием воли я подавлял в себе желание просить о переводе из ББМ. Ведь получится – зря столько вытерпел. Некоторые, конечно, по году терпят, но мне и так хватило. Сколько дерьма слопал, все мое.

– Ну-ну, – сказал Реваз. – Поглядим, что дальше будет.

Дальше ничего не было. Как мне позже объяснили, деды сильно испугались – в ББМ еще никто не выходил из строя, и они решили, что я отправился либо вешаться, либо прямиком в Москву. На дедов нагавкал Масякин, потом добавило начальство (пустая ругань, ничего больше), и они решили, что я стуканул. А мне было плевать, что они думают. Я видел третий дивизион в гробу вместе с его мнением. Когда я там появился – через неделю примерно, – то не боялся ничего. Как отрезало.

– Стукач… – прошипел Верчич.

– Нет, – сказал я и улыбнулся.

Этого хватило, чтобы Верчич засомневался. Он мне потом неспроста свои любимые тапочки подарит. У меня вообще все стало легко получаться в третьем дивизионе после того выхода из строя. С полуслова, с полуоборота. Я пророс сквозь подразделение, как шампиньон через асфальт: треснуло – и выбрался наружу. Андрецов и братья Хашиги сказали пару теплых слов Сабонису (за что им спасибо большое), но не последнюю роль сыграла моя холодная отстраненность. Я перестал воспринимать наезды дедов всерьез. А обращаться с человеком, который тебя в упор не видит, деды не умели.

Нет, они еще пытались меня как-то пронять. В последний раз – трое на одного. Но я удачно встал задом в угол. Честно говоря, повезло. Не пропустил ни одного удара, только рукава оказались в сапожном креме чуть не до плеч, и трясло меня потом верных полчаса. И всё – отцепились. Так, напоминали время от времени, чтобы не выпендривался и не смущал народ. А личной свободы у меня стало почти как у черпака.

И однажды на вечерней поверке Сабонис, стоявший, как обычно, за мной, нарочито громко буркнул:

– Чего у тебя погон так чмошно пришит? Непорядок, черпак все-таки!

Подумал и добавил:

– Все слышали?

И все бросились жать мне руку. Я опять, сам того не желая, удивил третий дивизион. Тут раньше не переводили в черпаки одними словами. Обычно – двенадцать ударов пряжкой ремня по заднице, да с хорошего размаха, так, что долго не сядешь потом.

Я улыбался, отвечая на поздравления, но внутри было привычно холодно. Мне еще только предстояло отогреться в ББМ, перекроить третий дивизион под себя и полюбить его.

А погон и правда сидел чуть кривовато, самую малость, странно, как я раньше не заметил.

ГЛАВА 10

После второго стакана майор Афанасьев изъял у капитана Димы Пикулина табельное оружие. Со словами: