Тиран в шелковых перчатках - Габриэль Мариус

— Я была вынуждена этим заниматься. Если бы не такая работа, я бы не выжила.

— Да лучше бы ты пошла мыть туалеты!

— А я мыла туалеты. И перемыла немерено, не сомневайся. Но в итоге решила, уж лучше я буду сниматься для пошлых открыток, чем драить отхожие места. Да, я девица такого сорта. Я не создана для мытья сортиров. Зато создана для трехразового питания, и делала все, чтобы есть по три раза в день. А иначе я бы умерла с голоду.

— Не думаю, что мы с тобой поладим. — Купер отбросила папку в сторону.

— Я не горжусь тем, что делала, — еще тише сказала Перл. — Возможно, ты права, и мне стоило продолжить мыть туалеты. Но в то время идея показалась хорошей. Петрус умел придать происходящему налет гламура и веселья. И, по правде говоря, он делал все возможное, чтобы во время съемок я не слишком ясно соображала.

— Как это?

— Джин, гашиш, кокаин, морфин… — продолжи сама.

— Но ты могла бы их не принимать.

— О, ты не знаешь Петруса. Он не тот человек, которому легко отказать. Я должна была сбежать от него, Купер. Он подсадил меня на иглу.

— На иглу?

— Кокаин. Стоит начать колоться — и все, это на всю жизнь. Хорошо, что сейчас холодно, потому что я еще долго не смогу носить открытые туфли. — Она высунула ногу из-под одеяла и показала Купер. — Он колол меня между пальцами, чтобы на фотографиях не было видно следов от инъекций.

Купер тяжело опустилась на ручку кресла.

— Матерь Божия… — Она была потрясена.

Перл продолжала рассматривать свою изящную ступню, изуродованную красными полосами воспалений возле пальцев.

— Неделю меня будет мутить, пока организм не очистится от этой дряни. Но я не собираюсь отступать. Это он на всех фото. «Лица не разглядеть, но о других стратегически важных частях тела ты можешь получить представление. Мне это не казалось таким уж неправильным. Нас всего лишь фотографировали, пока мы развлекались друг с другом. Но после того как он подсадил меня на иглу, он надумал сдавать меня напрокат другим мужчинам. Понимаешь, о чем я? Своим так называемым друзьям. Ты же знаешь, чем все это обычно заканчивается, да?

— Мне нужно выпить. — Купер направилась к бару, в котором после коллаборациониста осталось несколько початых бутылок алкоголя. Она налила им обеим чистого коньяку.

— И раз уж я рассказываю тебе историю своей жизни, — продолжила Перл, — должна признаться: мне нужна работа. Те деньги, что я тебе дала, — все, что у меня есть. Но и мыть туалеты я больше ни за что не стану. Я хочу найти нормальную работу. Сразу, как только поправлюсь. Я собираюсь освоить бухгалтерию. Один раз я уже начинала учиться, но, как дура, бросила. — Одним глотком она опрокинула в себя коньяк. — Как только я услышала, что ты бросила своего гада-мужа, я тут же сказала себе: «Вот эта девчонка мне по душе». Ты была моим вдохновением, Купер. Я знала, что ты пустишь меня пожить. Купер и Перл. Я же говорила, мы с тобой как ювелирное украшение.

— В жизни не слышала об украшениях, которые делали бы из меди с жемчугом, — тяжело вздохнула Купер. — Они совсем не сочетаются. — Она подняла взгляд и увидела, что Перл плачет: не теми фальшивыми слезами, которые лила перед ней в их первую встречу, а тихими, которые незаметно для нее самой текли по щекам.

— Ты считаешь меня грязной. Боишься чем-нибудь заразиться от меня…

— Нет, я считаю, что мы не сойдемся характерами. Ты говоришь, что я такая же, но это не так. Я всегда была респектабельной.

— О, мне известно, что я плохая девчонка, — с горечью отозвалась Перл. — Я никогда не была респектабельной. Но у меня и не было никаких шансов. С самого детства.

Купер стало стыдно, что она употребила это слово.

— Я понимаю…

— Нет, не понимаешь. Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о жизни, которую я вела. Ты такая же скорая на суд и расправу, как и все женщины. Нет никого хуже женщин. Они более жестокие, чем мужчины. Думаю, это оттого, что втайне все они сознают, как легко могли бы оказаться на моем месте.

— Я не осуждаю тебя. Просто мы разные.

Перл устало отерла слезы:

— Подожди пару лет, милочка. Увидишь, не такие мы и разные.

— Может, и так. Но сейчас мы не годимся в подружки. Каждый раз, когда я смотрю на тебя, вспоминаю, что случилось той ночью с Амори. И я бы точно обошлась без подобных напоминаний.

— Значит, ты все-таки меня выставляешь?

— Тебе сначала нужно найти, где жить, но да: как только ты поправишься, я хочу, чтобы ты ушла. Без обид. Просто так оно и есть.

Перл кивнула:

— Хорошо, тогда буду искать другой вариант. Пока, Медный Таз!

Купер слышала, как Перл рвало в туалете, и внезапно ее накрыло чувством стыда оттого, что она без особой нужды говорила с той слишком резко. Она села за печатную машинку и погрузилась в работу над статьей, постаравшись выкинуть из головы Перл с ее бедами.

Купер проработала до позднего вечера, а потом, как и обещала Сюзи, отправилась в «Ля ви паризьен».

Ночной клуб гудел. Заметив Купер, проталкивающуюся сквозь шумную толпу у входа, к ней направился очень красивый блондин с сигарой в руке, одетый в безупречный смокинг. Но пока он не поцеловал ее прямо в губы, до Купер не дошло, что этим «мужчиной» была Сюзи Солидор.

— Вы пришли! Добро пожаловать в мое скромное заведение. Мишель, позаботься о мисс Купер. — Сюзи перепоручила ее метрдотелю, который, улыбаясь, отвел Кулер к столику рядом со сценой и поставил на него бутылку шампанского в ведерке со льдом. Вот что значит обслуживание по высшему разряду!

Диор уже был здесь с томным молодым человеком по имени Морис. Собралась и вся обычная компания художников и писателей, включая мрачного вида незнакомую пару — Диор сообщил, что это Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар. А когда Купер заметила обезьяноподобного мужчину с темным неподвижным взглядом, сидящего за соседним столиком с ослепительно красивой дамой, — она сразу поняла, что это Пабло Пикассо. И, точно стремясь развеять любые сомнения насчет его личности, он быстро рисовал что-то на салфетке, прислушиваясь к болтовне окружающих. Не успел он закончить рисунок, как официант ловко забрал салфетку и с победным видом унес ее, по всей видимости, собираясь продать свой трофей какому-нибудь коллекционеру за кучу долларов.

Сюзи Солидор, словно только и дожидавшаяся появления Купер, теперь ступила в круг света и благосклонно принимала аплодисменты.

Она сразу начала с «Лили Марлен», исполнив ее своим трепетным сопрано. Опершись подбородком на руку и не замечая ничего вокруг, Купер внимательно следила за певицей на протяжении всего выступления. Даже посреди бессолнечной зимы казалось, что Сюзи шагнула в этот зал прямиком с пляжей Лазурного Берега.

— Она очень эффектна, не правда ли? — спросила Купер у Диора. Взгляд ее мечтательно туманился, она выпила несколько бокалов шампанского, и огни бриллиантовой россыпью отражались в ее серых глазах.

— О, она колоссальна! — ответил Диор.

— Жаль, что они решили так с ней поступить, — встрял в их диалог спутник Диора, Морис. Он нежно сжимал пальцы Диора в своей руке. Купер заметила, что его ногти накрашены розовым лаком. — Такая жестокость!

— Вы о чем?

— Ей собираются предъявить обвинения в коллаборационизме и оказании поддержки врагу не в ходе стихийных зачисток, а на официальном судебном процессе.

— Просто за то, что она пела «Лили Марлен»?

— К сожалению, не только за это, — дипломатично заметил Диор. — Она позволила себе некоторые неумные высказывания.

— По крайней мере, ее не смогут обвинить в том, что она спала с немецкими офицерами, — хихикнул Морис.

Купер нахмурилась:

— Я думала, теперь, когда нацистов изгнали, все постараются простить друг друга и забыть о случившемся.

— Даже не надейтесь, — ответил Диор. — Теперь каждый готов ткнуть пальцем в соседа и заявить: «Он сотрудничал с немцами, а я — герой».

— Полагаю, такова человеческая природа, — вздохнула Купер.