Аль-Амин и аль-Мамун - Джирджи Зейдан

Всего город защищали три стены, самой внушительной из которых, как уже говорилось, являлась средняя. Между ней и внутренней стеной, значительно ей уступавшей по размеру, тянулись торговые ряды и рынки.

Четверо городских ворот — Хорасанские, Сирийские, Куфийские и Басрийские — состояли в свою очередь из нескольких ворот, последовательно пробитых в трех стенах, и также представляли собой укрепления с зубцами и бойницами. К воротам примыкали четыре огороженных двора длиною в восемьдесят локтей, вымощенных кирпичом. Въезжающий в город попадал сначала во двор, расположенный за внешней стеной, потом на мощенную камнем площадь перед главными воротами. Открыть их огромные чугунные створы было не под силу одному человеку, этот труд выполняли несколько стражей. Ворота были такие высокие, что через них спокойно могли ехать всадники с поднятыми копьями, не опуская развивавшихся на длинных древках штандартов.

В следующем дворе всадник должен был миновать куполообразные строения из кирпича с алебастром, обращавшие внимание всякого, кто на них смотрел, своими окнами в византийском стиле, расположенными с таким искусством, что они, свободно пропуская лучи солнца, надежно защищали от косых струй дождя находившихся внутри строения стражников.

Над каждыми воротами нависал огромный позолоченный купол, под которым, защищенные зубцами, располагались скамьи для воинов. Обычно здесь находился один стражник, следящий за всем, что делалось вокруг. Под купол можно было попасть, взобравшись по лестнице, опиравшейся на несколько стройных арок тоже из кирпича и алебастра.

Когда Ибн аль-Фадль с Садуном и прочими спутниками подъехал к Хорасанским воротам, стражники, едва завидев приближающихся верховых, широко распахнули перед сыном визиря тяжелые створы. Не сдерживая коней, прибывшие влетели в ворота, за ними потянулась свита. Они миновали двор, прилегающий к внешним воротам, и копыта лошадей зацокали по мощенному камнем пространству, давая знать о своем прибытии стражам у главных ворот. При виде Ибн аль-Фадля стражники засуетились, дружно налегли на огромной высоты тяжелую створу, и та, подавшись со страшным скрежетом, открыла всадникам путь.

Садун с интересом разглядывал все, что ему удалось увидеть. Когда они проезжали под воротами, он обратил внимание на то, какой они высоты. Потом его взгляд привлекли куполообразные строения на площади с их причудливой формы византийскими окнами, откуда сейчас высовывались стражники, глазеющие на процессию. Выехав из ворот, богослов обернулся, чтоб рассмотреть нависавший над ними огромный купол, украшенный золотым орнаментом, под которым, за каменными зубцами, прятались скамьи для воинов. Еще он смотрел на ведущую вверх лестницу из кирпича и алебастра, стараясь запечатлеть в памяти ее размеры и общий вид.

Глава 27. Золотой дворец

Проскакав мимо сводчатых казарм, кавалькада достигла наконец последних ворот, значительно уступавших по своему великолепию вторым воротам, и, миновав их, оказалась перед центральной, самой большой, площадью города.

В середине высился Золотой дворец аль-Мансура, называемый также Дворцом Золотых Ворот за позолоченную решетку его входа. Рядом вознеслась соборная мечеть, носящая имя того же халифа.

Всадникам пришлось миновать большую, совершенно пустую площадь, прежде чем они достигли дворца и мечети, в горделивом одиночестве высившихся в центре площади. Со стороны Сирийской дороги к дворцу прилегали караульные помещения для халифской гвардии и две продолговатые постройки с кирпичными колоннами: в одной располагался начальник тайной службы, в другой — начальник гвардии.

Зато по краям площади растянулись многочисленные здания — дома младших отпрысков аль-Мансура, жилища его личных рабов и челяди, казначейство, ведомство земельных податей, государственная канцелярия, где скреплялись халифской печатью все договора, военное ведомство и прочие. Улочки и переулки между этими зданиями были названы именами военачальников аль-Мансура и его приближенных.

Охрана дворцовых ворот, как это и было положено, приветствовала Ибн аль-Фадля. Едва они въехали на площадь перед дворцом, как до слуха их донеслось конское ржание, храп мулов и крики ослов: площадь сейчас была полна верховых животных, которым не хватило места в конюшнях. При них находились рабы и слуги, ожидавшие своих господ — эмиров и военачальников, прибывших поздравить аль-Амина с восшествием на престол или по другим надобностям.

Садун взирал на эту картину, стараясь держаться поближе к Ибн аль-Фадлю. И правильно делал, потому что когда они уже подъехали ко дворцу почти вплотную, сын визиря неожиданно повернул коня к ведомству начальника тайной службы — ему нужно было встретиться с Ибн Маханом прежде, чем он предстанет перед халифом. Но слуга, посланный вперед узнать, на месте ли начальник тайной службы, быстро воротился с известием, что Ибн Махан вызван по срочному делу к эмиру верующих.

Это не слишком огорчило Ибн аль-Фадля, хотя он и рассчитывал, прежде чем попасть к аль-Амину, посоветоваться с Ибн Маханом, как лучше представить халифу богослова Садуна.

Пора было спешиваться. Ибн аль-Фадль соскочил со своей лошади, Садун последовал его примеру. Вдвоем они прошли через дворцовые ворота мимо стражников, застывших в почтительном молчании. Те таращили глаза на богослова, дивясь его странному одеянию и серебряному чернильному прибору у пояса. Ишь что за птица! И как важно вышагивает со своим посохом рядом с сыном визиря, хоть бы поотстал от него из приличия на шаг!

В нижней приемной дворца, где они вскоре очутились, было полно ожидающих у халифа аудиенции. Здесь были и эмиры, и военачальники, и поэты, — многие жаждали быть принятыми новым правителем сразу же после его восшествия на престол. Ведь известно было, что аль-Амин сейчас необычайно щедр, особенно по отношению к войску, чье доверие молодой престолонаследник спешил завоевать. Зная, как трудно держать войско в повиновении, он распорядился немедленно выдать солдатам жалованье на два года вперед.

Вместе с войском радовались все горожане: раз у солдат появятся денежки, значит, они будут тратить их здесь же, в Багдаде. Во-первых, расплатятся с долгами, а уж потом станут покупать все, в чем нуждаются: утварь, еду, одежду…

Стоит ли удивляться радости жителей столицы, которой сопровождалась каждая смена правителя, если было известно, что новый халиф будет щедро расточать дары после присяги на верность.

Большинство из находившихся в приемной хорошо знали Ибн аль-Фадля. Одни почтительно здоровались, другие откровенно лебезили, заговаривая с ним и льстя в лицо, — все же сын визиря! А визирь в те дни был очень важной фигурой при дворе.

Ибн аль-Фадль спросил, почему все они здесь, и услышал в ответ, что халиф занят беседой с начальником тайной службы, которого срочно вызвал после того, как сюда прибыл гонец, — ему указали на человека, стоявшего чуть поодаль. Взглянув на него, сын визиря узнал одного из приближенных отца. Гонец наблюдал за Ибн аль-Фадлем с момента его появления в зале, но не осмеливался первым заговорить с ним. Сейчас, увидев, что сын господина с улыбкой смотрит на него, он бросился к нему и склонился в почтительном поклоне, целуя руку.

— Ну, с чем явился, какую весть привез? — ласково осведомился Ибн аль-Фадль.

— Мой господин, я привез от твоего отца послание эмиру верующих.

— А где сейчас мой отец?

— Уже неподалеку от Багдада. Он и послал меня сообщить о том, что скоро прибудет.

— А что за послание ты привез? — поинтересовался Ибн аль-Фадль.

— Послание, мной привезенное, я вручил эмиру верующих, — уклончиво ответил тот. — Возможно, оно и является причиной задержки этих людей здесь, как ты сам видишь. Сейчас халиф принимает господина Ибн Махана.

Эти слова подхлестнули желание Ибн аль-Фадля поскорей попасть к аль-Амину. Пусть никому, а ему-то будет дозволено! Заодно пусть лишний раз позавидуют придворные его близости к властителю халифата. Сопровождаемый Садуном, он решительными шагами направился к двери, ведущей во внутренние покои дворца. Вооруженные наемники, охранявшие вход, завидев его, почтительно расступились. Навстречу выступил церемониймейстер и любезно приветствовал фаворита. В чуть виноватом тоне его голоса и в выражении глаз можно было прочесть сожаление, что придется на этот раз не пропустить именитого гостя. Угадавший его намерение Ибн аль-Фадль поспешил предвосхитить отказ.

— Эмир верующих уже дозволил мне войти к нему с моим спутником, — указывая на Садуна, солгал он.

Церемониймейстер заколебался: он не верил. Ведь эмир верующих строго наказал ему не впускать никого. Однако перечить сыну визиря было негоже, и церемониймейстер пошел доложить о нем аль-Амину.