Идору - Уильям Гибсон

Блэкуэлл надолго закусил верхнюю губу. Негромко клацнул сошедший с места зубной протез.

– Мне нужно сформировать хоть какое-то представление, кто он такой в действительности, – сказал Лэйни.

Губа вышла наружу, пунцовая, влажно поблескивающая.

– Да-а, – протянул Блэкуэлл. – Ни хрена себе задачка.

– Мне нужно с ним встретиться.

Прежде чем ответить, Блэкуэлл вытер губу тыльной стороной ладони.

– А может, сойдемся на его музыке? А еще ведь есть видео…

– Я уже видел ваш фильм, имел такое удовольствие. Этот материал может пригодиться – но только если я познакомлюсь с Резом вживую.

Блэкуэлл осторожно потрогал свой ушной обрубок.

– Ну а если я организую вам такую встречу, вы точно сможете найти эти свои точки-узелочки, сделать эту хрень, о которой треплется драгоценный Яма?

– А кто его знает? – пожал плечами Лэйни. – Попробую.

– В пуп и в гроб. – Блэкуэлл пропахал мусорные завалы, отшвырнул занавески, рявкнул томившимся в ожидании техникам: “Идите сюда!” – и развернулся к Лэйни: – Иногда я очень жалею, что не остался в “Джина-Джина” с корешами. Там, если что утрясешь, оно так утрясенным и останется, без никаких тебе новых бардаков.

В комнату просунулась женская голова с челочкой.

– Побросайте всю эту фигню в фургон, – сказал Блэкуэлл. – И держите ее наготове.

– У нас нет фургона, – сообщила женщина.

– Нет, так купите, – сказал Блэкуэлл.

18. Отаку

Что-то прямоугольное и вроде бы мягкое, когда дотронешься, но это только снаружи, а внутри оно жесткое. Завернутое в желто-голубой пластиковый мешок си-таковского дьюти-фри магазина. Сикось-накось заклеенное мятыми кусками коричневого скотча. Тяжелое. Компактное.

– Хелло.

Кья, сидевшая на корточках у своей расстегнутой сумки, едва не шмякнулась задом на пол, так неожиданно появился этот мальчик. Ну да, мальчик, хотя в первый момент ей показалось, что это еще одна девочка, чуть постарше, с длинными до плеч волосами, разделенными посередине на пробор.

– Я Масахико.

Говорит без переводчика. Темная балахонистая куртка, малость смахивающая на какой-нибудь армейский китель, застегнута до высокого стоячего воротника, свободно болтающегося на тонкой шее. Серые, затрепанные, с пузырями на коленях треники. Белые бумажные шлепанцы, только теперь они не белые, а грязные.

– Мицуко приготовила чай, – мальчик указал на поднос с керамическим чайником и двумя чашками, – но ты была в сети.

– А где она сама?

Кья затолкала непонятный предмет поглубже, на самое дно сумки.

– Ушла куда-то. А можно мне взглянуть на твой компьютер?

– Компьютер? – не поняла Кья.

– Это ведь “Сэндбендерс”, да?

– Само собой. – Кья налила себе чаю и обернулась к Масахико: – А ты будешь?

– Не-а, я пью только кофе. – Мальчик присел на корточки рядом с низким столиком и восхищенно потрогал ребро литого алюминиевого корпуса. – Потрясно. Я видел маленький плейер того же производства. Это культ такой, да?

– Коммуна. Или там племя. В Орегоне. – Кья заметила в его длинных, шелковистых, аккуратно причесанных волосах тонкий крутой завиток лапши, точь-в-точь такой, какую кладут в коробочки для быстрого приготовления. – Жалко, что я даже не видела, как Мицуко принесла чай. Нехорошо как-то вышло.

– Ты из Сиэтла.

Не вопрос, а констатация факта.

– А ты ее брат?

– Да. А зачем ты сюда приехала?

Глаза у него были большие и темные, а лицо узкое и бледное.

– Мы с твоей сестрой обе торчим на “Ло/Рез”.

– Ты приехала из-за того, что он хочет жениться на Рэи Тоэи?

– Что? – По подбородку Кья покатились капли горячего чая. – Это она тебе сказала?

– Да, – кивнул Масахико. – В Крепости, там некоторые люди работали над ее дизайном. – Он весь ушел в изучение “Сэндбендерса”, крутил его и так и сяк. Пальцы у него были длинные и бледные, с обкусанными до мяса ногтями.

– А где это?

– В сети, – сказал Масахико, закидывая назад упавшие на лицо волосы.

– И что же они о ней рассказывают?

– Оригинальный замысел. Почти революционный.

– А ты где учил английский? Здесь?

– В Крепости.

Кья сделала еще глоток чая и отставила чашку.

– У тебя есть кофе?

– Конечно. – Масахико встал, не выпуская “Сэндбендерс” из рук. – Пошли ко мне.

Чтобы попасть в его комнату (кладовку в девичестве), потребовалось спуститься на первый этаж, пройти на зады ресторана и спуститься еще раз по короткой бетонной лестнице. Сама же эта комната… Кошмар, конечно, но Кья уже достаточно насмотрелась на такие мальчишеские берлоги, братья некоторых ее подружек устраивали в своих комнатах бардак и почище. Пол и узкая, вроде вагонной полки кровать завалены грудами грязной одежды, пластиковых оберток (в первую очередь – от той самой лапши). И мятых, растерзанных японских журналов. В углу, за пределами круга света, отбрасываемого галогенной лампой с коническим абажуром, мерцают и подмигивают голографические этикетки пустых пенопластовых плошек из-под еды, их там целая башня. Стол, образующий вторую, повыше, полку, выпилен из куска какого-то вторичного материала, сильно смахивающего на спрессованные обрезки коробок из-под фруктовых соков. На столе стоит компьютер, безликий черный куб. И еще одна узкая полка из того же прессованного картонного крошева, на ней – голубая микроволновка, цельные, еще в упаковке, пенопластовые ложки и батарея крошечных стальных баночек кофе.

Одна из таких баночек была уже разогрета в микроволновке и открыта; Кья осторожно пригубила крепкий, обжигающе горячий, обильно приправленный сливками и сахаром кофе. Она сидела бок о бок с Масахико на жесткой, буграстой кровати, опираясь спиной о сложенную в несколько раз пуховку. Здесь пахло кофе, лапшой и чуть-чуть – мальчиком, хотя при всем этом бардаке в комнате Масахико производил впечатление чистюли. Да Кья и вообще привыкла считать всех японцев чистюлями. Они же только и делают, что моются. От этих мыслей ей очень захотелось под душ.

– Классная штука, мне нравится.

Масахико снова провел пальцем по алюминиевому ребру. Войдя в комнату, он первым делом смел со стола весь хлам – карандаши и одноразовые ложки, непонятные куски металла и пластика – и водрузил “Сэндбендерс” прямо перед своим компьютером.

– А как ты его запускаешь? – спросила Кья, указывая кофейной баночкой на черный куб.

Короткая японская фраза. По граням куба поползли пульсирующие, нежных тонов световые червяки. Еще одна фраза, и куб потух.

Стены комнаты от пола до потолка были во много слоев залеплены плакатами и афишами, рисунками и графическими распечатками. Над компьютером висело нечто вроде большого платка, квадратный кусок шелковистой ткани с какой-то то ли картой, то ли диаграммой, исполненной в красном, черном и желтом цветах. Сотни угловатых пятен (комнат? кварталов?) теснились вокруг центрального элемента – неровного густо-черного вертикального прямоугольника.

– Крепость, – сказал Масахико, заметив направление ее взгляда. – А это моя комната. – Он перегнулся над столом и ткнул пальцем в одно из пятнышек. – Восьмой уровень.

– А там у вас что? – Кья указала на середину диаграммы.

– Черная дыра. В оригинале это было нечто вроде вентиляционной шахты. А ведь в Токио тоже есть черная дыра. Ты еще не видела?

– Нет, – качнула головой Кья.

– Дворец. Ночью с какого-нибудь высотного здания императорский дворец выглядит как черная дыра. Как-то раз я заметил там пламя факела.

– А что было с ним во время землетрясения?

– Ну, этого никому никогда не покажут. А теперь там все, как раньше. Нас в этом заверили. – Масахико улыбнулся, но только уголками рта.

– А Мицуко, куда она пошла?

– Да кто ее знает.

– Она сказала хоть, когда вернется?

– Нет.

Кья подумала о Хироми Огава и тут же вспомнила, что кто-то запугивал Келси. Хироми? Но тут же еще это самое неизвестно что, лежащее сейчас наверху, в сумке. Мэриэлис, это надо ж, как она вопила тогда, в кабинете Эдди. Нет, скорее всего, Сона Роса права.

– Ты знаешь тут такой клуб “Виски Клон”?

– Нет.

– А “Обезьяний бой”?

Масахико вскинул глаза и покачал головой.

– Ты, наверное, не очень много чтобы гуляешь?

– Да нет, гуляю. – Короткая улыбка. – По Крепости.

– Я хочу сходить в этот клуб, “Обезьяний бой”, только он мог сменить название. Это где-то в Синдзюку. Есть такая станция метро, я на ней садилась.

– В такое время все клубы закрыты.

– Ничего. Ты только покажи мне, где это. Назад я и сама доберусь.

– Не могу. Мне нужно вернуться в Крепость. Уйма дел. Найди адрес этого клуба, и я объясню твоему компьютеру, как туда добраться.

Оно, конечно, “Сэндбендерс” нашел бы дорогу куда угодно, но ей совсем не хотелось идти одной. И Масахико годился в провожатые куда лучше, чем Мицуко с ее беззаветной преданностью этому ихнему отделению. Что же касается клуба, Кья не столько даже хотела попасть туда, сколько уйти отсюда. Куда угодно. Сона Роса не на шутку встревожила ее своим рассказом. Кто-то знает, что она здесь. И что теперь делать с этой штукой в сумке?