Бойцовский клуб (перевод А.Амзина) - Чак Паланик

Где Тайлер?

— Первое правило бойцовского клуба — не говорить о бойцовском клубе, — говорит механик. — А последнее правило проекта «Разгром» — не задавать вопросов.

Так что он может мне сказать?

Он говорит:

— Ты должен понять, что твой отец был твоей моделью Бога.

За нами — моя работа и мой офис, и они становятся всё меньше, меньше, меньше.

Я обнюхиваю пахнущие бензином руки.

Механик говорит:

— Если ты мужчина, христианин и живёшь в Америке, то твой отец — это твоя модель для Бога. И если ты никогда не знал своего отца, или он ушёл, или умер или его никогда не бывало дома, то во что же тебе остаётся верить?

Это всё догмы Тайлера Дердена. Накарябанные на кусочках бумаги пока я спал и отданные мне на набор и фотокопию на работе. Я всё это читал. Даже мой босс, возможно, всё это читал.

— И всё это кончается тем, — говорит механик, — что ты тратишь всю свою жизнь на поиски отца и Бога.

— Тебе надо прийти к убеждению, — говорит он, — что, возможно, Богу ты не нравишься. Возможно, Бог нас ненавидит. Это не самое плохое, что могло случиться.

Как увидел Тайлер, привлечение внимания Господня за грехи лучше, чем никакого внимания. Может потому, что гнев божий лучше, чем его безразличие.

Если ты можешь быть худшим врагом божьим или ничем, что ты выберешь?

Мы все нежеланные божьи дети, и, в соответствии с учением Тайлера Дердена, у нас нет ни особого места в истории, ни права на особое внимание.

Если мы не привлечём к себе внимание Господа, у нас не будет надежды на проклятие или искупление.

Что хуже — ад или ничто?

Только если нас поймали и наказали — мы спасены.

— Сожги Лувр, — говорит механик, — и подотри задницу Моной Лизой. Хотя бы тогда Бог узнает наши имена.

Чем ниже ты падаешь, тем выше взлетаешь. Чем дальше убегаешь, тем больше Богу надо, чтобы ты вернулся.

— Если бы блудный сын никогда не вернулся домой, — говорит механик, — то тучный телец был бы жив.

Недостаточно быть исчисленным вместе с песчинками на берегу и звёздами на небе.

Механик направляет чёрный «Корниш» на старую объездную автостраду без разделительного барьера, и за нами выстраивает колонна грузовиков, снижающих скорость до разрешённой. «Корниш» наполняется светом фар позади нас, и вот мы, ведущие разговор, отражённый изнутри ветровым стеклом. Идущие с разрешённой скоростью. Так быстро, как только позволяет закон.

Закон есть закон, мог бы сказать Тайлер. Вождение с превышением скорости — то же самое, что поджог, то же самое, что бомбу подложить, а это, в свою очередь — то же самое, что человека прикнокать.

Преступник — это преступник это преступник.

— На прошлой неделе мы заполнили ещё четыре бойцовских клуба, — сказал механик. — Возможно, Большой Боб возглавит ещё одно отделение, ежели мы найдём подходящий бар.

Так что на следующей неделе он пробежится по правилам с Большим Бобом и даст ему свой бойцовский клуб.

С сегодняшнего дня, когда руководитель начинает встречу в бойцовском клубе, когда все стоят вокруг светлячка в центре подвала, руководитель должен обходить их по внешнему кругу, в темноте.

Я спрашиваю, кто устанавливает новые правила? Это Тайлер?

Механик улыбается и говорит:

— Ты знаешь, кто устанавливает правила.

Новое правило — никто не должен быть центром бойцовского клуба, говорит он. Никто не будет центром бойцовского клуба за исключением двух бойцов. Голос руководителя будет раздаваться за спинами собравшихся, из темноты. Люди в толпе будут смотреть на других людей через пустое пространство ринга.

Так теперь будет во всех бойцовских клубах.

Найти бар или гараж, чтобы основать новый клуб, несложно; первый бар, ну, в котором всё начиналось и до сих пор проводятся встречи, так вот, они там за одну субботнюю ночь собрали месячную арендную плату.

По словам механика ещё одно новое правило бойцовских клубов — бойцовские клубы отныне и навсегда становятся бесплатными. Тебе ничего не стоит присоединиться к бойцовскому клубу. Механик кричит в окошко водителя встречным машинам, ночному ветру, дующему в бок автомобиля: — Нам нужны вы, а не ваши деньги.

Механик выкрикивает в окошко:

— Пока вы в бойцовском клубе, не имеет значения, сколько денег у вас в банке. Вы — это не ваша работа. Вы — это не ваша семья, и вы — это не те, за кого вы себя выдаёте.

Механик кричит навстречу ветру:

— Ты — это не твоё имя.

Обезьяна-космонавт на заднем сиденье подхватывает: — Ты — это не твои проблемы.

Механик выкрикивает:

— Ты — это не твои проблемы.

Обезьяна-космонавт орёт:

— Ты — это не твой возраст.

Механик кричит:

— Ты — это не твой возраст.

Механик сворачивает на встречную полосу, забитую автомобилями, бьющими в глаза светом фар, холодным, словно штыковой удар. Одна машина за другой идут на нас, вопя, сигналя, и механик сворачивает ровно настолько, чтобы их пропустить.

Фары идут на нас, нарастают, становятся больше, они постоянно сигналят, и механик наклоняется вперёд к отражению и шуму и кричит: — Ты — это не твои надежды.

Никто не подхватывает его крик.

В этот раз машине впереди приходится свернуть, чтобы спасти нас.

Приближается другая, фары мигают, есть-нет-есть-нет, завывает сигнал, и механик орёт: — Тебя не спасут.

Механик не сворачивает, сворачивает та машина.

Следующая, и механик орёт:

— Мы все когда-нибудь умрём.

В этот момент встречная машина сворачивает, но механик преграждает ей путь. Машина виляет, и механик точно повторяет её маневры.

В этот момент ты таешь и переполняешься чувствами. В этот момент для тебя ничто не имеет значения. Взгляни на звёзды, и ты ушёл. Ни твой багаж. Ни твоё плохое дыхание. Ничто не имеет значения. Окна затемнены, и вокруг орут сигналы машин. На твоём лице мигают фары, и тебе никогда больше не придётся ходить на работу.

Тебе никогда не нужна будет новая причёска.

— Быстрее, — говорит механик.

Машина снова виляет, и механик опять встаёт у неё на пути.

— Чего бы, — говорит он, — вам хотелось сделать перед смертью?

С мчащейся навстречу машиной, верещащей, сигналящей нам, механик проявляет недюжинное самообладание и отводит взгляд, чтобы посмотреть на меня, меня на переднем сиденье, и говорит: — Десять секунд до столкновения.

— Девять.

— Восемь.

— Семь.

— Шесть.

Моя работа, говорю. Я хотел бы бросить свою работу.

Крик продолжается, пока машина не сворачивает, и механик не поворачивает, чтобы столкнуться с ней.

Впереди ещё больше огней, и механик поворачивается к трём обезьянам-космонавтам на заднем сиденье.

— Эй, обезьяны-космонавты, — говорит он, — вы видели, как играют в эту игру. Включайтесь, или мы все умрём.

Машина обходит нас справа, у неё наклейка на бампере: «Я Лучше Вожу, Если Выпью». Газеты писали, что тысячи этих наклеек однажды утром появились на бамперах автомобилей. А на других наклейках было написано: «Сделай из меня отбивную», «Пьяные Водилы Против Материнства», «Животные Подлежат Переработке».

Читая газеты, я знал, что это протолкнул Комитет по Дезинформации. Или Озорной Комитет.

Сидя рядом со мной, наш чистый и шмыгающий носом механик из бойцовского клуба говорит мне, что да, «пьяные» наклейки на бамперы — часть проекта «Разгром».

Три обезьяны-космонавта притихли на заднем сиденье.

Озорной Комитет распечатал памятки пассажирам авиалиний, которые показывают, как пассажиры дерутся за кислородные маски, пока их охваченный пламенем реактивный самолёт падает со скоростью тысяч миль в час.

Озорники и Дезы соревновались друг с другом в разработке компьютерного вируса, который заставит банкоматы вырыгнуть десятидолларовые и двадцатидолларовые банкноты из чрева.

Прикуриватель разогрелся до невозможности, и механик говорит, чтобы я зажёг свечи на праздничном торте.

Я зажигаю свечи, и над тортом возникает маленький огненный нимб.

— Что бы вы сделали перед тем, как умрёте? — говорит механик и направляет нас на грузовик. Грузовик сигналит длинными очередями, а потом его фары становятся всё ярче и ярче, настолько яркими, что высвечивают улыбку на лице механика.

— Загадывайте желание, быстро, — говорит он, обращаясь к зеркальцу в салоне, которое показывает трёх обезьян-космонавтов, сидящих на заднем сиденье. — У нас пять секунд до забвения.

— Раз, — говорит он.

— Два.

Грузовик, рыча и сверкая, заслоняет собою всё впереди нас.

— Три.

— Прокатился бы на лошади, — донеслось с заднего сиденья.

— Построил бы дом, — звучит другой голос.

— Сделал бы татуировку.

Механик говорит:

— Доверьтесь мне, и вы умрёте навсегда.

Слишком поздно, грузовик сворачивает в сторону, и механик сворачивает в сторону, но сзади за нашим «Корниш» идёт передний бампер первого грузовика в колонне.