Пацаны, не стреляйте друг в друга - Владимир Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неправда. В твоем возрасте твоя мать по ночам ко мне не приходила.
– Ну как же! А когда ты с Нонной Сергеевной!..
– Во-первых, это совсем другое дело, – грозно нахмурился Панфилов. – А во-вторых, не твоего ума...
– Я все про вас знаю!
– Знай себе, пожалуйста.
– Моя мама тоже таблеток наглоталась!
– Что значит – тоже?
– А то, что я и наглотаться могу...
– Ты и мать шантажируешь. И меня.
– Это не шантаж. Это наследственное...
– Даже так?
– Я же на мать очень похожа, в молодости.
– Никто не спорит.
– Она тебя тогда любила...
– А сейчас?
– При чем здесь то, что сейчас. Разговор о том, что было тогда... Она тебя любила. И я тебя...
Агата запнулась, испуганно отвела в сторону взгляд, в замешательстве вжала голову в плечи.
– Все сказала? – спросил он, уверенный в том, что у нее хватит духу продолжить свое признание. – Если все, тогда до свиданья!
– А если нет?
– Тогда тем более.
– Не надо меня гнать.
Агата прибегла к оружию из женского арсенала – пустила слезу.
– Я пришла не для того, чтобы угрожать, – не глядя на него, сказала она. – Просто ты мне очень-очень нравишься...
– Это детская влюбленность. Ничего общего с настоящими чувствами она не имеет. Это пройдет.
– Но ведь мама тебя любила. И не прошло. Я знаю, что она по-прежнему любит тебя.
– Тем более.
– Ты же должен понять, что она не может быть с тобой.
– Но есть ты? – провокационно спросил он.
– Да, есть я. И я очень похожа на свою маму...
– Похожа. Но я не похож на того, прежнего молодого лейтенанта. Я тебе в отцы гожусь...
– Ничего страшного.
– Как будто тебе все равно... Однажды ты уже говорила, что готова принести себя в жертву.
– Может быть... Поверь, все очень серьезно.
Агата смотрела на него широко раскрытыми глазами. Сколько детской наивности в ее взгляде, но вперемешку с горячим чувством.
– Это сейчас тебе так кажется, – покачал он головой. – Со временем это пройдет... Представь себе, года через три ты выйдешь за меня замуж. Мне тогда уже будет сорок шесть лет. Может, мне к этому времени майора присвоят, но я как был, так и останусь старшим участковым. Дома у меня нет, денег – только зарплата. А ты привыкла к роскоши...
– Родители будут помогать, – как о чем-то уже решенном сказала она.
– Умнее ничего не придумала? – Панфилова не столько раздражал этот разговор, сколько забавлял. – Твои родители? Мне?
– Ну, не будут – и не надо. Так проживем.
– Ты в институт поступишь учиться. Студента молодого найдешь, богатого. Влюбишься, проклянешь меня...
– Не влюблюсь... И почему именно богатого?
– Поверь, я знал много женщин, и лишь одна из десяти была бы рада раю в шалаше. А может, одна из двадцати. Или даже из сотни...
– Вот я и есть одна из сотни.
– Что, и не хотела бы в роскошном дворце жить, с колоннами, с золотыми люстрами? Швейцары в ливреях, лакеи на запятках кареты с «роллс-ройсовским» мотором, парки, фонтаны, крутые берега, океан. На причале мегаяхта, сто шестьдесят метров длиной...
Панфилов смахнул со стола флакон, сделал два больших глотка прямо из горлышка. Хотел бы он сейчас оказаться в таком дворце посреди океана...
– Да, на яхте бы я покаталась... Сколько, сто шестьдесят метров длиной? Разве такое бывает?
– Бывает... В моих фантазиях...
– Да? Тогда и в моих тоже...
– Там не просто яхта, там целый город. И этот город принадлежит только тебе одной...
– И мне!.. Я же могу быть твоей женой. В своих фантазиях... И в твоих тоже...
– Насчет своих не знаю...
– А ты представь меня на этой яхте. И себя. Только ты и я. Ты в капитанской форме, я в мини-бикини у бортика огромного бассейна. Ты видишь, как я вхожу в воду, видишь, как исчезает в ней купальник... Видишь?
– Вижу, как ты заходишь домой. Как мама задает тебе трепки!
Воспользовавшись расслабленностью Агаты, Панфилов ловко подхватил ее на руки, оторвал от стула, вынес на улицу.
– Отпусти! Не хочу домой! – верещала девушка.
Но все же он смог водрузить ее на лодку. Сам сел за руль, доставил ценный груз к дому. Но на руки матери передавать не стал. Агата сама выскочила из лодки на пристань и, весело помахав ему рукой на прощание, побежала домой.
Панфилов почувствовал себя щукой, попавшей в шелковые, но по-рыбацки жесткие сети...
Глава тринадцатая
Особняк из оранжевого кирпича построен был совсем недавно, хозяева в нем почти не жили. Превосходный ремонт премиум-класса, гениальный дизайн, три камина, четыре санузла, шесть спален... Для комфортного проживания не хватало только мебели, но ее уже привезли, собрали, сюда же перекочевала небольшая часть из огромной коллекции картин...
Балконов было три, один из них, самый маленький, выходил на дом Максютовых. Панфилов достал из кармана сигарету, закурил.
Соседний дом совсем рядом, каких-то пятнадцать метров. Сегодня в нем много людей, но вид у него траурный и заброшенный. Все окна наглухо зашторены, во дворе женщины в черных платках, мужчины с мрачными лицами.
Вчера здесь в последний раз ночевала покойная Алла Максютова. Сегодня ее похоронили на сельском кладбище. Поминки в колхозной столовой для обычных людей, продолжение тризны в самом доме, для особо избранных. Панфилов не мог проникнуть взглядом сквозь шторы в окнах, не мог посмотреть, что происходит сейчас в доме. Но точно знал, что там находятся сын Максютовой и сестра новопреставленной Аллы, незабвенная Нонна Рощина.
Неплохо было бы поговорить с Ярославом. Хотя сведущие люди уверяли Марка Илларионовича, что он не причастен ни к одному из убийств, он бы хотел заглянуть в глаза молодого человека. Но в соседский дом он идти не решался. Во-первых, его туда никто не приглашал. А во-вторых, там Нонна, вот кого бы он не хотел видеть – ни сейчас, ни вообще...
Он поднялся с кресла, зашел в дом. Еще раз обошел все комнаты. Неплохо здесь, жить можно. И нужно. Ведь рядом живет Настя... Панфилов по-прежнему был полон решимости отбить ее у мужа.
Соловьиная трель входного звонка нарушал его покой. Он включил телевизор, вывел на экран изображение. Возле калитки стояла Нонна. Он молчал, но она как будто почувствовала, что он смотрит на нее.
– Панфилов, ау! Я знаю, что ты здесь! Открыва-ай!
Она была все так же хороша собой, как и прежде. Зрелая ухоженная женщина с хорошей фигурой. Волосы роскошные, гораздо лучше, чем раньше. Хотя на парик вроде не похоже. Наращенные волосы. И губки как будто силикончиком сдобрены. Ушки пластикой подправлены. «Тюнинговая» красотка... Но в любом случае эта стильная штучка могла вызвать интерес у мужчин. И главное, зависть у женщин. Что, если Настя знает, кто сейчас находится в соседнем доме? Что, если она наблюдает за ним из окна? Тогда она увидит, кто пожаловал к Марку в гости. Может, заревнует?
Возможно, его посетила не самая умная мысль. Но калитку он все же открыл, впустил Нонну в дом.
От нее пахло вином, ладаном и французским парфюмом. Похоже, выпила она немало.
– Панфилов, а я тебя сразу узнала, – с шальной искоркой в пьяных глазах сказала она. – Смотрю, на балконе стоишь. Важный такой, в форме... Ну, мужик, уровень тестостерона зашкаливает... Смотришься здорово. Прямо как генерал... А все-таки ты всего лишь капитан...
– Что тебе надо? – спросил он достаточно грубо для того, чтобы она почувствовала его немилость к собственной персоне.
– Ну вот, что и требовалось доказать! – с каким-то непонятным торжеством улыбнулась она.
– Что доказать?
– Твою грубость... Еще Алка мне говорила, что ты грубый... Мужлан...
– Ты много выпила.
– Ну и что? – оскорбленно поморщилась Нонна. – У меня сестра умерла...
– Погибла.
– Не важно... Хотя нет, важно... Она самоубийством жизнь покончила...
– Глупости. Ее убили.
– Да, я в курсе. Но люди думают, что самоубийство было. Священник даже отпевать ее отказывался. Пришлось доказывать, что ее убили...
– Кто доказывал?
– Ну, я доказывала. Я же сестра...
– И как ты доказала?
– Да очень просто. К Костромскому ходила. Он с отцом Василием поговорил, тот согласился, но, я так поняла, сквозь зубы... А люди думают, что Алла сама с собой покончила...
– А Ярослав что говорит?
– Ну, он со мной согласен. Не могла, говорит, такая красивая баба застрелиться... Слушай, это что, допрос?
– Нет, – качнул головой Панфилов.
– А мне кажется, что допрос.
– Ну, кажется и кажется...
– А пытки будут?
– Будут. Домой придешь, мужа попросишь, он тебя выпорет.
– За что?
– За все хорошее.
– Злишься на меня?.. – спросила она, мысленно уносясь в далекое прошлое. – Злишься... Думаешь, я тебя тогда подставить хотела. Просто нравился ты мне очень...
– Просто сбила меня с толку.
– Обидно было, все страсти вокруг Насти кипели. А я как бы на обочине... И сейчас вокруг нее закипает... Я же знаю, что происходит. Снова за Настей бегаешь. За мужем ее охотишься... В тюрьму его упечь хочешь. За то, что он сестру мою убил... А не убивал он.
