Собрание сочинений в шести томах. Том 6 - Всеволод Кочетов

Беседа приобретала острый, необычный поворот; нам было интересно с этим человеком, прошедшим, видимо, большую жизнь. Мы спросили его: вот, мол, отступаем, отступаем… Что же, неужели мы слабее немца, неужели у нас меньше ресурсов, оружия, чем у противника? Почему нас так быстро отбросили от границ? Как об этом думает бригадный комиссар?

Оп испытующе, быстро, колючим взглядом окинул нас, зашагал по лесу, и мы тоже шагали — справа и слева рядом с ним.

— На эти вопросы уже ответил товарищ Сталин, — сказал оп. — Вы же читали, надо полагать.

— Это верно, — сказали мы. — Да, конечно: неожиданность. Но вот, товарищ бригадный комиссар, кое-кто из нас уже с апреля делал вырезки из газет, в которых сообщалось о накапливании немецких войск у наших границ, о высадке немцев в Финляндии, о множестве нарушений немецкими самолетами нашей воздушной границы. Тревожные сигналы были?

— Да, были, — ответил он. — Мало того: и на Семнадцатом и на Восемнадцатом съездах партии говорилось с трибуны о военной опасности со стороны фашизма. Вы правы.

— Значит, мы ожидали, что война будет.

— Ожидали… — Он помолчал. И мы молчали. Только похрустывали под нашими ногами сухие, опавшие ветки. — Возможно, — сказал он, — что там, наверху, преувеличили прочность договора с Германией. Мы же хотели выиграть время. Время! Вы понимаете это? Партия вела решительный и точный курс на укрепление экономической и оборонной мощи страны. Как мы работали, как работали в последние годы! И рабочий класс, и колхозное крестьянство, и интеллигенция… Какие могучие патриотические движения возникали и развивались в народе! Росла продуктивность сельского хозяйства, увеличивалась производительность труда в промышленности… Вы же видите, какими мы оставляем сейчас села. Какие в них магазины — и государственные и кооперативные, сколько там товаров — и промышленных и продовольственных… На фоне общего подъема уровня жизни в стране шло, конечно же, наращивание и оборонной нашей силы. Созданы прекрасные образцы нового оружия они пущены уже на конвейер. И тапки Т-34 на смену танкам БТ, и КВ на смену пятибашенным устаревшим махинам, и более быстрые самолеты, и ракетное оружие… Над всем этим шла же и идет работа.

— Это понятно, да. Мы понимаем, что не все было готово. Но почему война оказалась неожиданной? Лично мы — и один из нас и другой — в последние годы все время ожидали какой-то подлости со стороны гитлеровской Германии.

— Неожиданность — одно, — сказал, досадливо морщась, бригадный комиссар, — а внезапность — иное. Наверху, — повторил он, — возможно, преувеличили прочность договора с Гитлером.

— Но одно же другому не помешало бы: можно было верить и в договор, а тем временем и самим накапливать войска у границ.

— Вот что, друзья мои, мы с вами этих вопросов сейчас здесь, в этом лесу, пожалуй, не решим. — Бригадный улыбнулся. — Отложим их до того дня, когда враг будет отброшен и разбит. Сейчас это главное — остановить его и разбить. А тогда… Ну, тогда будет свободное время — поразберемся, что к чему. Как считаете?

— Напоследок только, товарищ бригадный комиссар, скажите нам: как вы думаете, где остановится немец? Докуда он может вот так дойти?

— Нелегкий вопрос. Но думаю, не дальше Ленинграда, его пригородов, окраин. Там остановится. Он остановится там по двум причинам. Во-первых, мы его непрерывно бьем и изматываем. А чем ближе к Ленинграду, будем бить все сильнее и сильнее, так как фронт сокращается и возле Ленинграда уплотнится очень сильно. На каждом километре фронта окажется в несколько, во много раз больше и войск и оружия — пулеметов, минометов, пушек. Там немцу будет устроена настоящая мясорубка. Вспомните прошлое. Как бодро ходили на красный Питер Керенский и Краснов, а позже генерал Юденич. Докуда они дорывались? До Царского Села, до станции Александровская, до Пулковских высот. Верно? А вторая причина… Да, собственно, второй уже и не будет. Все решит первая. Но если все-таки говорить о чем-то еще, то знаете вы или нет, сколько надо войск, чтобы штурмовать и взять такой гигантский город, как Ленинград, в котором противнику надо будет с боем проникать не только в каждый район, по в каждую улицу, в каждый дом, а может быть, и в каждую квартиру? У них, наверно, мороз по коже дерет, когда они это подсчитывают. И если все же они решатся на штурм, если ринутся на Питер, то только из полнейшего авантюризма, в расчете на свои приемчики запугивания — всякие обходы, заходы, десанты и окружения.

Мы расстались с бригадным комиссаром друзьями. Беседа с ним нас окрылила. Жаль, конечно, что авторитет Клаузевица в наших глазах дрогнул и пошатнулся. Зато мы знали теперь, где чертов немец будет остановлен, знали, что в Ленинград ему не войти. Мы и до этого не сомневались в том, что Ленинграда врагу не взять. Но это был ни на чем материальном не основанный протест души и сердца. А тут вновь мы обрели прочные теоретические основы. Мы никак не соглашались быть эмпириками. Только теория позволяла нам прочно держаться на зыбкой почве непрерывно, по нескольку раз в день меняющейся обстановки на фронте. Теперь, что бы ни происходило, какие бы ни грозили нам промежуточные неудачи, мы знаем, что дальше Пулкова не отойдем.

В тот же вечер мы отправились к артиллеристам, о которых говорил бригадный комиссар, — в подразделение пушек-гаубиц старшего лейтенанта Яковлева. Нам повезло: на КП участка обороны оказался один из политработников артиллерийской части, который и взялся показать нам дорогу до яковлевского дивизиона. Но когда мы приехали на то место, где, по сведениям политработника, еще нынешним утром стоял дивизион, там был полный разгром: валялись ящики из-под снарядов, какие-то тряпки, газеты, жестянки из-под консервов. Дивизион почему-то снялся с позиций.

Довольно долго пришлось блуждать по лесам. Мы натыкались на отдельных связных-артиллеристов, заезжали в медсанбаты, отыскивая их по деревянным стрелкам с красными крестами, указующими то или иное направление. Наконец кто-то пометил нам по карте, где найти одну из батарей этого неуловимого дивизиона. Мы поехали туда. Но ехали не слишком быстро: во-первых, была очень скверная дорога; во-вторых, впереди, там, куда мы ехали, явно шел ожесточенный бой: били, били, били пушки, били совсем близко и так отчаянно, как бьют в каких-то очень критических случаях.

Нас остановили на дороге, сказали, что дальше ехать нельзя, что, захватив Молосковицы, перерезав железную дорогу Кингисепп — Красное Село, немцы хотят, видимо, выйти на шоссе этого же направления и таким образом обойти, отрезать те наши войска, которые держатся в районе западнее Котлов и севернее Ополья. Артиллеристы Яковлева получили приказ встретить и отбить танки и пехоту противника. Они только что, час назад, вышли на позицию и уже ведут бой здесь, в нескольких сотнях метров.

— Слушайте, — сказал нам один из командиров, — может быть, вам уехать? И сюда могут прорваться. Через эту рощу, — в руках у него была карта, — идут немецкие танки. От их удара никто не застрахован.

Но мы решили все-таки остаться, отогнать только машину в более безопасное место и вернуться сюда, а потом дойтп и до огневых позиций артиллеристов. Есть же у них там какие-нибудь противоосколочные щели.

Когда же мы минут через двадцать вернулись, оставив Бойко на одной из проселочных дорог, ведущих к основному шоссе, пушечный огонь вдруг оборвался; только трещали автоматы и пулеметы.

Вместе с одним из командиров пошли на огневые позиции. Две тяжелые пушки-гаубицы калибрами по 152 миллиметра стояли на опушке леса среди отцветшего, жесткого клевера. Перед нами — по всему полю — танки. Считаем: девять. Четыре из них горят. Дым тянется к роще за полем.

Кто-то подходит, говорит:

— Было жарко. Но все-таки отбили атаку. Здорово! Теперь наши бойцы-пехотинцы гонят ихнюю пехоту.

Начинаются взволнованные рассказы. Танков было, оказывается, десятка полтора. Они вышли вон из той рощи, двинулись прямо на батарею. Шли не быстро, очевидно, боялись минного поля. Они, должно быть, не очень подозревали, какой им приготовлен сюрприз. И вот минут за пятнадцать — двадцать артиллеристы разгромили девять машин. Остальные поспешили повернуть назад, бросив шедшую под их прикрытием пехоту.

Все на батарее возбуждены. Вспоминают отдельные минуты боя. Мы знакомимся со смельчаками и умельцами — командирами орудий сержантами Грибановым и Бахаревым, с командирами взводов лейтенантами Щербаковым и Николаевым, с отважными наводчиками, заряжающими, с шофером Путашовым, который под огнем танков подвозил к орудиям боеприпасы.

Все это герои битвы, богатыри, и вместе с тем это простые ребята, в большинстве молоденькие, комсомольцы; не многие из них доросли до возраста коммунистов. Комсомол может гордиться такими воспитанниками, он их отлично воспитал. Это подлинные Павлы Корчагины наших дней.