Загадка Рунного Посоха: Черный Камень. Амулет безумного бога. Меч зари. Загадка рунного посоха. - Майкл Муркок

В тот вечер был дан банкет, и все лучшее, что было только в Замке, появилось на столах. Вокруг стола сидели несколько высокопоставленных горожан Камарга, пять-шесть известных быководов и несколько тореадоров, включая и оправившегося от ран Махтана Джастила, чью жизнь спас граф Брасс. Рыба и дичь, красное и белое мясо, всевозможные овощи, вина разных сортов, эль, множество деликатесных соусов и гарниров заполнили стол. По правую руку графа Брасса сидел Дориан Хокмун, а по левую — Махтан Джастил, ставший героем сезона этого года. Джастил открыто восхищался графом и обращался к нему с таким уважением, что было заметно, что графу Брассу иной раз становится неловко. Рядом с Хокмуном сидела Ийссельда, а напротив нее — Боджентль. По другую сторону стола сидел старый Зонзак Экарэ, знаменитый из всех быководов, одетый в тяжелые меха. Лица его почти не было видно из-за огромной седой бороды и густой шапки волос. Он много ел, много пил и много смеялся.

Когда пиршество закончилось и подали фрукты и сладкое вместе с жирным камаргским сыром, перед каждым гостем поставили по три оплетенные бутылки с разным вином, небольшой кувшин пива и большой кубок для питья. Перед Ийссельдой поставили всего одну бутылку и маленькую рюмочку, хотя до сих пор она пила наравне с мужчинами, а сейчас не пожелала пить.

Вино несколько затуманило мозг Хокмуна, и поэтому он выглядел более или менее человечно. Один или два раза он даже улыбнулся, и хоть и не отвечал на шутки, но и не портил никому настроения своим обычным хмурым видом.

Имя Боджентля прозвучало в зале, громко провозглашенное графом Брассом.

— Боджентль! А как же баллада, которую вы нам обещали?

Улыбаясь, Боджентль поднялся со своего места, лицо у него было такое же раскрасневшееся, как и у всех остальных, от обилия хорошего вина и прекрасной еды.

— Я назвал свою балладу «Император Глаукома» и надеюсь, она вас развлечет, — произнес он и принялся нараспев, как это делают поэты, выговаривать следующее:

Император Глаукомапрошел стражув форме у дальней аркии вошел на базар,где,как остаткиот прежней войны,Рыцари Башнии Оттомана,Гости Алькадра,Могучий Ханлежалив тенидавнои пили вино,ноИмператор Глаукомапрошелэтот строй,не думаяо фанфарах, наградахв честьИмператорского парада.

Граф Брасс внимательно смотрел на странное выражение лица Боджентля, и у него самого на губах играла сухая усмешка. Тем временем поэт говорил с большим остроумием, всячески приукрашивая сложный ритм своих стихов. Хокмун оглядел людей, сидящих за столом, и заметил, что кое-кто улыбался, а кое-кто выглядел весьма удивленным, несмотря на выпитое в большом количестве вино. Хокмун не улыбался, но и не хмурился. Ийссельда наклонилась к нему и что-то прошептала, но он даже не услышал.

Регатав гавани,канонада,когда Императорпосле парадавыслушалРимского оратора…

— О чем это он говорит? — фыркнул фон Вилак.

— Какие-то старинные термины, — кивнул Зонзак Экарэ, — еще до Трагического Тысячелетия.

— Я предпочел бы обычную военную песню.

Зонзак Экарэ приложил палец к губам, почти не видным из-за бороды, чтобы друг его замолчал, а Боджентль тем временем разливался соловьем:

…который сделалподаркияркиеиз алебастра,и меч Дамасскийи парижскую пастуиз гробницыЗороастра,где прекрасныфиалкии астры.

Хокмун почти не разбирал слов, но ритм оказывал на него странное действие. Сначала он подумал было, что в этом виновато вино, но затем понял, что в определенных местах стихов мозг его как бы дрожит, вибрирует, и давно забытые чувства пробуждаются в его душе. Он покачнулся на стуле.

Боджентль метнул быстрый, пристальный взгляд на Хокмуна, продолжая читать свою поэму, жестикулируя нарочито преувеличенными движениями.

Поэт-лауреатподрядкамни собирал,топазы,опали прекрасный нефрити упал,красивый,нелживый,пахнущий миррой,собралсокровищаСамаркандских царейина базареупал.

— Вы плохо себя чувствуете, милорд? — спросила озабоченно Ийссельда, наклоняясь к Хокмуну.

Хокмун отрицательно покачал головой.

— Со мной все в порядке, благодарю вас.

Теперь он задумался, не оскорбил ли он каким-либо образом чувства Лордов Гранбретани и не дали ли они полной жизни Черному Камню. В голове Хокмуна все поплыло.

Ноза хоралом хоралзвучал,и гимн славилИмператора,а онвеличаво,с великой славойдошелдо него.И на дорогупадали цветыбессмертномуБогу.

Сейчас единственное, что Хокмун видел, — фигуру и лицо Боджентля, единственное, что слышал, — ритмы и ритмичные слоги стихов, и на мгновение ему почудилось, что его околдовали. Но с какой стати Боджентлю околдовывать его?

Из окон и башенсвисали,плясалигирлянды цветови букетовазалий,и дети кидали,ведь было лето,розы,левкоии гиацинты,летели балетомпо тем лабиринтам,где шелГлаукома,и с парапетовступенеки лестниц,как песни,дети кидалифиалки и розы,пионы и лилии,и сами кидались,с радостью вылились,когдапроходил Глаукома.

Хокмун жадно приник к кубку с вином и пил долго, не в состоянии оторвать глаз от Боджентля, который продолжал:

Луначуть сияла,и солнцекачалось,и день задержало,а где-тона небепел гимнСерафим.И звезды сверкали,ведь скоропридетсам Император,возложитруку на дверьв руинахсредь звезд.Ведь один он,как мир,из смертныхдостойный ее командир.

Хокмун судорожно вздохнул, как человек, внезапно оказавшийся в ледяной воде. Рука Ийссельды легла на его мокрый от пота лоб, он услышал ее встревоженный голос: