Оно - Стивен Кинг

— Тысяча девятьсот сорок пятый год, — сказал Майк.

Снова «Дерри ньюс». Заголовок: «ЯПОНИЯ СДАЕТСЯ — ВСЕ ЗАКОНЧЕНО! СЛАВА БОГУ, ВСЕ ЗАКОНЧЕНО!» Парад змеей извивался по Главной улице в направлении холма Подъем-в-милю. И на заднем плане они видели клоуна, в серебристом костюме с оранжевыми пуговицами, застывшего в россыпи точек на крупнозернистом газетном фотоснимке, предполагающего (во всяком случае, для Билла), что ничего не закончено, никто не сдался, никто не победил, все по нулям по-прежнему правило, дуля с маком по-прежнему обычай; и исходить надо бы из того, что все по-прежнему потеряно.

Билл похолодел, во рту пересохло, его охватил испуг.

Внезапно точки на фотоснимке исчезли, и он пришел в движение.

— Так это… — начал Майк.

— С-с-смотрите. — Слово вылетело изо рта Билла, как частично растаявший ледяной кубик. — В-все с-с-смотрите н-на э-это!

Они сгрудились вокруг альбома.

— Господи! — прошептала Беверли, потрясенная увиденным.

— Это ОНО! — Ричи чуть не кричал, от волнения молотя Билла по спине. Он повернулся, посмотрел на бледное напряженное лицо Эдди, на застывшего Стэна Уриса. — Именно это мы видели в комнате Джорджа! Именно это…

— Ш-ш-ш, — оборвал его Бен. — Послушайте. — И, чуть не плача, добавил: — Их слышно… Господи, их слышно оттуда.

И в тишине, которая нарушалась только шелестом листьев под летним ветерком, они все осознали, что действительно слышно. Оркестр играл какой-то военный марш, едва различимый и далекий… то ли из-за расстояния… то ли из-за прошедших лет… то ли причина крылась в чем-то еще. Радостные возгласы толпы напоминали голоса, которые доносятся из радиоприемника, у которого сбита настройка. Слышались и какие-то хлопки, очень слабые, словно кто-то щелкал пальцами.

— Фейерверки, — прошептала Беверли, потерла глаза трясущимися руками. — Это фейерверки, да?

Никто не ответил. Все, глазами в пол-лица, смотрели на движущуюся картинку.

Парад направлялся к ним, но перед тем, как его участники выходили на самый передний план и следующим шагом переступали бы из картинки в мир, отстоящий от них на тринадцать лет… они исчезали, словно скрывались за невесть откуда возникшим поворотом. Сначала солдаты Первой мировой войны, с такими старыми лицами под касками, напоминающими тарелки для супа, вместе с плакатом «ветераны первой мировой дерри приветствуют возвращение домой наших храбрых парней», потом бойскауты, киванианцы,[274] Ассоциация медсестер тыла, христианский оркестр Дерри, ветераны Второй мировой Дерри, наконец, оркестр средней школы. Толпа бурлила. Из окон вторых и третьих этажей офисных и административных зданий летели разматывающиеся цветные бумажные ленты и конфетти. Клоун пританцовывал по тротуару, вставал на руки, ходил колесом, имитировал снайпера, имитировал салют. И Билл впервые обратил внимание, что люди отворачивались от него — но не потому, что видели, не по этой причине; скорее ощущали движение воздуха или какой-то неприятный запах.

Только дети действительно видели его и подавались назад.

Бен протянул руку к картинке, совсем как Билл в комнате Джорджа.

— Не-е-е-ет! — закричал Билл.

— Я думаю, все нормально, Билл, — успокоил его Бен. — Смотри. — И он на мгновение положил руку на защитную пластиковую пленку, лежавшую поверх картинки, а потом убрал. — Но если пленку снять…

Беверли вскрикнула. Клоун прекратил свои кульбиты, как только Бен убрал руку. Поспешил к ним, его нарисованный кровавой краской рот дергался и смеялся. Билл отпрянул, но альбом держал крепко, думая, что клоун исчезнет вместе с парадом, оркестром, бойскаутами и кабриолетом «кадиллак», в котором ехала «Мисс Дерри» 1945 года.

Но клоун не исчез за поворотом, который находился на самом краю фотоснимка. Вместо этого он невероятно быстро вскарабкался на фонарный столб, который возвышался в левом углу. Свесился с него, как обезьяна с ветки, и внезапно его лицо прижалось к защитной пластиковой пленке, которую Уилл Хэнлон натянул поверх всех страниц альбома. Беверли вновь вскрикнула, на сей раз к ней присоединился Эдди, хотя его крик, почти что неслышный, больше напоминал выдох. Пластик выгнулся — потом они все признали, что это видели. Билл заметил, как чуть расплющился красный нос клоуна, точно так же, как расплющивается нос, если прижимаешься к оконному стеклу.

— Я убью вас всех! — Клоун смеялся и кричал. — Попытайтесь только остановить меня, и я убью вас всех! Сведу вас с ума, а потом убью! Вы не сможете остановить меня! Я — Пряничный человечек! Я — Подросток-оборотень!

И на мгновение Оно превратилось в подростка-оборотня, посеребренная луной морда человека-волка смотрела на них поверх воротника серебристого костюма, скаля белые зубы.

— Вы не сможете остановить меня, я прокаженный!

Морду волка сменило лицо прокаженного, страшное, с отслаивающейся кожей, с гниющими язвами, которое смотрело на них глазами живого трупа.

— Вы не сможете остановить меня, я — мумия!

Лицо прокаженного состарилось, пошло морщинами. Древние повязки наполовину размотались и свисали вниз. Бен отвернулся, побелел как снег, одна рука распласталась на шее и ухе.

— Вы не сможете остановить меня, я — мертвые мальчики!

— Нет! — выкрикнул Стэн Урис. Его глаза вылезли из орбит. «Потрясенная плоть», — вдруг подумал Билл, и эти слова он использует в романе двенадцать лет спустя, понятия не имея, откуда они взялись, просто использует, как писатели всегда используют нужное слово в нужное время, взяв его, как дар из дальнего космоса,

(иного мира)

откуда иной раз приходят нужные слова.

Стэн вырвал у него альбом и захлопнул. Держал, сжимая обеими руками, сухожилия вздулись на запястьях и предплечьях. Он оглядел остальных, и глаза его говорили о том, что он на грани безумия.

— Нет, — повторил он. — Нет, нет, нет.

И внезапно Билл понял, что его в большей степени заботит состояние Стэна, его повторяющиеся отрицания, а не клоун, ему стало ясно, что именно такую реакцию клоун и надеялся спровоцировать, потому что…

«Потому что Оно, возможно, боится нас… действительно боится, впервые за свою долгую, долгую жизнь».

Он схватил Стэна и дважды тряхнул, сильно, держа за плечи. Зубы Стэна клацнули, он выронил альбом. Майк подобрал его и торопливо отложил в сторону, не желая прикасаться к нему после увиденного.

Но альбом принадлежал его отцу, и он интуитивно понимал, что отец никогда не увидит того, что только что видели они.

— Нет. — Стэн притих.

— Да, — возразил Билл.