Хранитель - Ольга Голотвина

- Не показалось ли тебе, что среди всадников… на вороном коне, в мужской одежде… была наша госпожа… Волчица?

Айфер захлопал глазами, а Ралидж погрузился в невеселые раздумья о своей отчаянной супруге. И не заметил, не почувствовал брошенный ему в спину короткий хмурый взгляд одного из попутчиков.

Тот, кто должен был умереть этой ночью, сидел неподалеку от Четвертого. Ралидж из Клана Сокола - именно его приговорил к смерти всемогущий создатель и повелитель Глиняных Людей.

Четвертому не было жаль Сокола. И не угрызениями совести рыло полно сердце, опаленное жаром погребального костра. Существом, восставшим из пепла, целиком владело единственное чувство, которое он сумел сберечь из прежней жизни.

Ненависть. Лютая ненависть к чародею, который сделал из живого человека говорящую куклу… или нож в ножнах…

Здесь, вдали от хозяина, не так ощущалась его гнетущая власть. Даже всплывали обрывки воспоминаний - какие-то траки, попойки… Имя не возвратилось. Безымянное существо Оставалось Глиняным Человеком - а жаль. Почему-то казалось, что, если он назовет свое имя, ненавистные чары развеются, он обретет свободу.

Бунтовать он уже пробовал - и узнал, что может сделать с ним золотое колечко, надетое на хозяйский палец. Это было страшное воспоминание. Самое страшное в этой куцей новой жизни.

Но хозяин со своим проклятым кольцом остался так далеко! Река несет маленький корабль на север… А вдруг невидимый поводок, на котором господин держит своего раба, имеет (предел? Вдруг на каком-то расстоянии от замка чародей утратит власть над Глиняным Человеком? Тогда он убежит, спрячется… Ворон никогда его не отыщет…

Стать прежним невозможно, это он знал твердо. Но даже если обретенная свобода превратит его в горстку пепла… что ж, рн согласен заплатить такую цену!

А может, уже настал миг, когда цепь порвалась? Ведь ему все легче и легче играть роль обычного путника…

Что ж, это можно проверить. Ночью Сокол должен умереть? А Четвертый попытается удержать свои руки от убийства! Если Ралидж встретит рассвет живым - значит, для Глиняного Человека есть надежда!

Невольник колдуна решал судьбу Сына Клана и не подозревал, что и его собственная жизнь, опутанная черными чарами, тоже находится сейчас под угрозой. Как и жизни всех на борту судна.

Далеко впереди по течению Тагизарны лучи закатного солнца скользили по изломам скалистого берега, пропадали в трещинах и ущельях, набрасывая на утесы причудливые одеяния из резких теней.

Внезапно эти призрачные покрывала зашевелились, задвигались, словно отделяясь от скал - или словно сами скалы ожили. Недобрая, опасная жизнь пробуждалась среди мрачных камней, в местах, куда и волк боялся забегать.

Круглый год Большая Река грозила кораблям порогами и перекатами, прихотливыми течениями и стволами-топляками. Но с приходом холодов смерть тянулась к последним дерзким суденышкам не только с воды, но и с берега…

10

Джилинер ласкающе тронул кончиками пальцев резную раму зеркала.

- Да, - сказал он негромко, - забавная компания подобралась на борту. И в самом деле - пестрая…

В последнее время у Ворона появилась привычка разговаривать со своим отражением. Полушутя-полувсерьез он называл это «побеседовать с умным человеком». Даже самому себе он не признавался в том, что это было вызвано глубочайшим одиночеством. Раньше он мог обсуждать свои планы с верным Шайсой, а теперь…

Оставался лишь двойник за неуловимой светлой гранью. И хотя сейчас на поверхности стекла покачивался борт речного судна, Ворон знал: там, в зеркальной глубине, смиренно ждет темноволосый бледный человек, чуткий, внимательный, все понимающий, разделяющий каждую мысль, каждое чувство Джилинера…

Чародей насмешливо скользил взглядом по скучающим лицам путников в «беседке»:

- И Сокол здесь… и Четвертый… удачно, очень удачно… Внезапно Ворон подобрался, глаза его сузились:

- Но это же… ого, вот так подарок судьбы! Не ждал, не ждал… Значит, убегаем? В Силуран, да? Ну беги, беги! Я встречу тебя на пристани в Джангаше. И на голове у меня будет корона!

Возбуждение смело прочь небрежную ленцу. Ворон встал, прошелся по комнате.

- Я уже был бы королем! Уже! Если бы не эти идиоты… так провалить покушение! Так опозориться! А этот придурок Второй - ну, куда он вылез с предсказанием, раз король еще не умер? Вот Шайса сообразил бы… Что ж, придется Нуртору скончаться во время переговоров. И на третий день траура, как гласит пророчество, время потечет вспять: я напомню всем, что до Вепрей Силураном правили Вороны… И наречет меня Дракон другом своим… наречет, куда он денется! Ему куда выгоднее видеть на троне Силурана меня, чем…

Джилинер оборвал монолог, напрягся. В резной раме исчезли река и корабль. Зеркало, словно окно, распахнулось в непролазную чащу, где могучие дубы и грабы отряхивали последнюю листву на заросли дикой малины и боярышника, среди которых с трудом угадывались очертания полуразрушенной каменной стены…

Лес крепко потрудился над развалинами крепости. Та часть стены, что видна была меж могучими стволами, осела, превратилась в груду камней, полускрытую под слоем мха и мертвых осенних стеблей. Орда захватчиков не смогла бы так расправиться со злополучной стеной, как трава и кусты, что терзали ее из года в год, из века в век.

Корни и ветки не пощадили ни крепостных стен, ни построек, ни обширной площади с мраморной чашей фонтана и солнечными часами. Плющ так густо оплел башни, что превратил их в слепые скалы - не отыскать ни входа, ни окон Кабаны и олени, без страха стуча копытами по выщербленным плитам, заходили в проломы стены, не зная, что ступают по искусно высеченным на камне колдовским знакам, некогда охранявшим обитателей крепости от злобных лесных духов Живое сильнее мертвого: его сила в вечном обновлении. Давным-давно нет на свете оленя, что столетия назад первым рискнул заглянуть в опустевшие человеческие владения, а его дальние потомки каждую весну щиплют здесь молодые побеги крапивы. А статуи, лежащие в этой самой крапиве, никогда уже не поднимутся на свои постаменты. И дождям, которые по высоким стеблям стекают на мрамор и гранит, все равно, что они размывают своими струями - лики древних героев или морды зверобогов…

Но было в лесных развалинах нечто такое, над чем оказалось не властно даже Время.

Меж кряжистых стволов и сплетенных ветвей распахнулась поляна. Заросли разбивались о ее края, как волны об утес. Сухие стебли бурьяна остриями вражеских пик бессильно грозили поляне.

На ровных, безукоризненно подогнанных друг к другу гранитных черных плитах была выбита большая звезда с восемью лучами, сплошь покрытая загадочными мелкими значками. Ни один мокрый лист не прилип к гладкой поверхности плит, ни пятна грязи не было на них, словно старательные рабы мыльным раствором отчистили каждый желобок.