Вторая мировая война - Энтони Бивор

14 апреля Гитлер отдал приказы войскам, стоявшим на фронте по Одеру и Нейсе. Они содержали очередные угрозы тем, кто не выполняет приказы. Он требовал «считать их предателями народа». Гитлер, смутно намекая на поражение турок под Веной в 1683 г., заявлял, что «на этот раз большевиков постигнет судьба древних азиатов». (Он только забыл упомянуть, что город фактически был спасен тяжелой кавалерией поляков). Гитлер, казалось, просто игнорировал тот факт, что Вена только что занята Красной Армией. Геббельс же провозгласил лозунг «Берлин остается немецким и Вена будет немецкой вновь». Но ни исторические параллели, ни геббельсовская пропаганда уже не оказывали никакого влияния на большинство немцев. Берлинцы предчувствовали штурм и готовились к нему. Женщинам предложили научиться стрелять из пистолета. Бойцов фольксштурма, часть из которых носила французские каски, захваченные в 1940 г., направили строить баррикады на улицах Берлина, уже и так заваленных битым кирпичом и осколками стекла. Трамваи и товарные вагоны, наполненные камнями и булыжниками, выводили на определенные места, все тротуары были перерыты, выкопаны индивидуальные окопы для стариков и подростков из фольксштурма, вооруженных противотанковыми гранатометами «фаустпатрон». Домохозяйки запасали продукты и кипятили воду для питья, разливая ее в емкости для хранения на тот случай, когда ее не будет в кранах.

Подростки из «Трудового фронта», полувоенной трудовой службы, массово призывались на военную службу. Многих из них заставляли стать свидетелями расстрелов. «Чтобы приучить к виду смерти», – пояснил им офицер. Их провожали матери и подруги. Новобранцы, сопровождаемые унтер-офицерами, пытались поддерживать дух висельными шуточками, отправляясь на пригородной электричке на фронт, проходивший по Одеру. Они все прощались словами: «Встретимся в братской могиле!»

Глава 48

Берлинская операция

Апрель–май 1945 г.

В ночь на 14 апреля немецкие войска, окопавшиеся на Зееловских высотах, западнее Одера, услышали рев танковых моторов. Музыка и зловещие заявления советской пропаганды, звучавшие на полной громкости из репродукторов, не могли заглушить шум ревущих моторов Первой гвардейской танковой армии, переправляющейся через реку на плацдарм. Он растянулся через пойму Одербруха, где речной туман покрывал мокрые луга. Все девять армий Первого Белорусского фронта Жукова были готовы к наступлению между каналом Гогенцоллерна на севере и Франкфуртом-на-Одере на юге.

8-я гвардейская армия генерала Чуйкова за день до этого расширила плацдарм, отбросив 20-ю немецкую мотопехотную дивизию. Гитлер так рассвирепел, узнав об этом, что приказал лишить всех медалей военнослужащих дивизии, пока они не заслужат свои награды вновь. Чуйков же испытывал недовольство совершенно по иным причинам. Он слышал, что в ночь на 15 апреля маршал Жуков займет его КП на Райтвайн-Шпур, поскольку оттуда был лучший обзор долины Одера и Зееловских высот. Отношения между двумя военачальниками ухудшились, поскольку Чуйков резко критиковал решение Жукова не наступать на Берлин в начале февраля.

Более чем в 80 км южнее левого фланга Жукова, на реке Нейсе, выстроился семью армиями Первый Украинский фронт маршала Конева. Его политуправление разработал мощный лозунг мести: «Пощады не будет. Они посеяли ветер, теперь пожнут бурю».

Новость об изменении накануне линии партии еще не достигла фронта. Сталин понял, что как призывы к мести, так и сама месть только усиливают сопротивление немецких войск. Именно поэтому большая часть немецкой армии так охотно сдавалась армиям союзников на западе. По его мнению, это значительно увеличивало риск того, что американцы возьмут Берлин раньше Красной Армии.

14 апреля Георгий Александров, руководитель советской пропаганды, опубликовал в «Правде» важную статью, которая, скорее всего, была отредактирована самим Сталиным. В статье критиковались призывы Ильи Эренбурга к мести и его характеристика Германии, как «одной большой шайки». В статье Александрова, озаглавленной «Тов. Эренбург упрощает», говорилось о том, что пока одни немецкие офицеры «воевали на стороне людоедского режима, другие бросали бомбы в Гитлера и его клику (июльский заговор) или уговаривали немцев сложить оружие (генерал фон Зейдлиц и Союз немецких офицеров). Охота гестапо за противниками режима и призывы к немцам выдать их свидетельствуют о том, что не все немцы одинаковые». Он также процитировал фразу Сталина: «Гитлеры приходят и уходят, а Германия и немцы остаются». Эренбург был обескуражен, обнаружив, что им пожертвовали, но большинство офицеров и солдат не обратили внимания на изменения в политике. Пропагандистский образ немцев как кровожадных зверей укоренился слишком глубоко.

Советское руководство, несмотря на близость победы, не доверяло своим войскам. Офицерам было приказано выявлять своих «морально и политически неустойчивых» подчиненных, способных дезертировать и предупредить врага о наступлении, чтобы СМЕРШ мог арестовать их. И генерал Серов, уполномоченный НКВД по Первому Белорусскому фронту, возглавлявший в 1939 г. репрессии в Польше, был обеспокоен «нездоровыми настроениями солдат и офицеров Первой армии Войска Польского». Их очень взволновало быстрое продвижение американцев и англичан на западе, о чем они узнали, нелегально слушая Би-Би-Си. Они убедили себя в том, что генерал Андерс подходит к Берлину. «Как только наши войска встретятся с людьми Андерса, – говорил командующий артиллерией, согласно донесению информатора СМЕРШ, – ты сможешь попрощаться с (контролируемым Советами) Временным правительством. Лондонское правительство придет к власти, и Польша опять будет такой, как до 1939 г. Англия и США помогут Польше избавиться от русских». Перед началом наступления люди Серова арестовали около 2000 человек.

Немецкие офицеры были еще больше озабочены недовольством в рядах своих войск. Они были в ужасе, когда слышали, как молодые солдаты в ответ советским громкоговорителям, призывающим их сдаться, кричали, отправят ли их в Сибирь, если они сложат оружие. Офицеры немецкой Четвертой танковой армии, которая противостояла войскам Конева на реке Нейсе, конфисковали все белые платки, чтобы их не смогли использовать как сигнал капитуляции. Тех, кто пытался спрятаться или дезертировать, хватали и гнали рыть траншеи на ничейной земле. Многие командиры прибегали к отчаянной лжи. Они говорили, что на помощь движутся тысячи танков, против врага будет использовано новое чудо-оружие и даже то, что западные союзники присоединятся к ним для борьбы с большевиками. Младшим офицерам было приказано без сожаления стрелять в колеблющихся, а если их солдаты побегут, тогда им лучше самим застрелиться.

Один обер-лейтенант люфтваффе, командир сборной роты еще даже не закончивших подготовку техников, стоял в окопе рядом со старшим унтер-офицером. Тот дрожал. «Скажите, – спросил он у командира взвода, – вам тоже холодно?» – «Мы не замерзли, герр обер-лейтенант, – ответил тот, – нам страшно».

Накануне решающего сражения солдаты Красной Армии брились и писали письма домой. Саперы работали уже в темноте, разминируя пути наступления. Чуйкову пришлось проявить самообладание, когда он увидел, приближавшуюся к его КП на Райтвайн-Шпур колонну штабных автомобилей с включенными фарами, доставивших маршала Жукова и его окружение.

16 апреля в 5 часов утра по московскому времени, на два часа меньше по берлинскому, «бог войны» маршала Жукова открыл огонь из 8983 орудий, тяжелых минометов и «катюш». Это был самый мощный огневой вал за всю войну: только в первый день выпустили 1 млн 236 тыс. снарядов. Интенсивность огня была такова, что даже на расстоянии 60 км, в восточной части Берлина, дрожали стены. Чувствуя, что началось большое наступление, домохозяйки вышли из домов и вполголоса разговаривали с соседями, тревожно поглядывая на восток. Женщины и девушки рассуждали о том, придут ли первыми в Берлин американцы, чтобы спасти их от Красной Армии.

Жуков был доволен своей идеей использовать 143 прожектора, чтобы ослепить противника. Но ни бомбардировки, ни прожекторы не помогли его войскам. Когда пехота двинулась вперед с криками: «На Берлин!», наступавшие четко выделялись на фоне света прожекторов, их движение было замедлено из-за того, что земля под ногами была взрыта воронками. Как ни странно, но огонь артиллерии был сосредоточен на первой линии обороны, хотя Красная Армия знала о тактике немцев отводить всех, кроме незначительных сил прикрытия, когда ожидалось крупное наступление.

Жуков, всегда тщательно обследовавший местность перед наступлением, теперь пренебрег этим. Он положился на данные воздушной разведки, но аэрофотоснимки не давали представления о том, насколько сильной была оборона Зееловских высот. Сначала 8-я гвардейская армия Чуйкова слева и 5-я ударная армия генерал-полковника Берзарина справа продвигались довольно быстро. Как только они захватили хребет, между ними прошла 1-я гвардейская танковая армия. На рассвете, на бреющем полете, пролетая между фонтанами грязи, поднятой снарядами, штурмовики бомбили и обстреливали немецкие позиции. Их самой большой удачей было попадание в центральный склад боеприпасов немецкой Девятой армии, который взорвался с огромной силой.