12 шедевров эротики - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И так как никто не отвечал, то настоятель продолжал громовым голосом:
– Он был в Азии, в Азии, где никогда не выпадал ни дождь, ни град, ни снег… не сверкала никогда молния… в Азии, где все зеленело и благоухало, где цветы были вышиной с деревья, а деревья походили на горы… Теперь в Азии всего этого нет больше. Вследствие совершенных нами грехов там остались теперь только китайцы, турки – черные еретики, желтые язычники, убивающие святых миссионеров и попадающие за это прямо в ад на том свете… Это я вам говорю. Теперь другое: знаете ли вы, что такое Вера?.. Вера?..
Один из детей пролепетал очень серьезно, тоном заученного урока:
– Вера, надежда… и милосердие – это три богословские добродетели.
– Я вас не об этом спрашиваю, – нетерпеливо возразил священник. – Я вас спрашиваю, в чем состоит вера… А вы этого тоже не знаете? Так вот что: вера состоит в том, чтобы верить всему тому, что говорит вам ваш добрый священник, и не верить ничему из того, что говорит вам ваш учитель… Потому что он ничего не знает, ваш наставник… И того, о чем он вам рассказывает, никогда и не было.
Порт-Лансонская церковь известна всем археологам и туристам. Это одна из самых интересных церквей этой части Нормандии, где вообще так много прелестных церковных построек. На западной стене над средней дверью в виде стрельчатого свода тонко нанесена на треугольной арке ажурная резьба необыкновенной красоты и изящества. Край северной стены, выходящей в темный переулок, украшен менее строгими и более пышными орнаментами. Там можно видеть много странных фигур с лицами демонов или символических животных и святых, похожих на бродяг, которые в ажурных кружевах фресок странно гримасничают… К несчастью, большинство фигур обезглавлено и изуродовано. Время и вандальский пуризм священников испортили эту сатирическую скульптуру, веселую и сладострастную, как страничка из Раблэ. Угрюмый мох скромно прикрывает эти каменные тела, где глаз скоро не сможет больше отличить ничего, кроме непоправимых развалин. Здание разделялось на две части тонкими и смелыми аркадами, и его окна, лучистые на южной стене, на северной боковой стене прямо пылали. Самое главное центральное окно в виде громадной красной розетки тоже сверкало и горело, как заходящее осеннее солнце.
Двор священника, обсаженный старыми каштанами, сообщался прямо с церковью через маленькую незаметную дверь, выходившую к одной из боковых стен, и ключ от которой был только у священника да у настоятельницы монастыря, сестры Анжелы. Язвительная, худая, еще молодая, но уже увядшая, суровая и строгая, но сплетница, предприимчивая и пронырливая сестра Анжела была большим другом священника и его интимной советницей. Они виделись ежедневно, очень таинственно, подготовляя беспрестанно какие-нибудь избирательные или муниципальные комбинации, доверяя друг другу тайны, украденные ими в портлансонских домах, ухитряясь обойти искусными маневрами постановление префекта или распоряжения администрации в пользу интересов церкви. Все грязные истории, циркулировавшие в той местности, исходили от них. Всякий это прекрасно знал, но не смел ничего сказать, боясь неистощимого остроумия г-на настоятеля, а также известной всем злости сестры Анжелы, управлявшей монастырем по своей прихоти, нетерпимой и злопамятной женщины.
В прошлый четверг священник, собрав на церковном дворе детей, сообщал им удивительные метеорологические сведения. Он объяснял им явления грома, града, ветра, молнии.
– А дождь?.. Знаете ли вы, что такое дождь, откуда он берется и кто его устраивает?.. Современные ученые скажут вам, что дождь – это есть сгущенный пар… Они вам еще многое скажут… Они лгут – эти ужасные еретики, эти пособники дьявола… Дождь, дети мои, это – проявление гнева Божия. Бог недоволен вашими родителями, которые в течение многих лет уже не посещают публичных молебствий о ниспослании урожая, и он думает себе: а, вы заставляете вашего доброго священника с его сторожем и певчими дожидаться вас понапрасну на всех дорогах и полевых тропинках. Ну хорошо же! Не будет у вас тогда урожая. И Бог приказывает дождю падать… Вот что такое дождь. Если бы ваши родители были верными христианами, если бы они исполняли свои религиозные, обязанности, то никогда не было бы дождя…
В эту минуту на пороге маленькой церковной двери появилась сестра Анжела. Она была еще бледнее обыкновенного и страшно огорчена. С ее белой головной повязки слегка соскользнул чепец, а его два распущенных больших крыла испуганно развевались. Когда она увидела учеников, окруживших г-на настоятеля, ее первым движением было уйти и затворить за собой дверь. Но священник, пораженный ее внезапным появлением, ее расстроенным головным убором и бледностью, бросился к ней навстречу с вопрошающим и беспокойным взглядом.
– Отпустите сейчас детей, сейчас же, – сказала она умоляющим голосом, – мне нужно с вами поговорить…
– О Боже мой, что такое случилось, скажите… Что?.. Вы страшно взволнованы…
– Отпустите этих детей… – повторила сестра Анжела. – Случилась серьезная, очень, слишком серьезная вещь.
Когда ученики ушли, сестра Анжела упала на скамью и в продолжении нескольких минут нервно перебирала медный крест и святые образки, которые звенели на накрахмаленном нагруднике, украшавшем ее плоскую девственную грудь.
Священник со страхом ждал ее рассказа. Наконец он спросил прерывающимся голосом:
– Скорее, сестра, говорите… Вы меня пугаете… Что такое случилось?
Тогда сестра Анжела проговорила кратко:
– Проходя только что по переулку… я видела… на нашей церкви… голого человека…
Священник, открывши с судорожной гримасой свой рот, пролепетал:
– Совсем голого человека?.. Вы видели, сестра, на моей церкви… голого человека?.. На моей церкви?.. Вы в этом уверены?..
– Я его видела…
– Нашелся в моем приходе настолько бесстыдный, настолько развратный человек, который мог себе позволить прогуливаться совершенно голым на моей церкви?.. Но это невероятно!
Его лицо побагровело от гнева, из его сжатого горла едва выходили слова.
– Голый на моей церкви?.. О!.. Но в каком веке мы живем?.. Но что он делал, голый, на моей церкви?..
– Вы меня не понимаете, – прервала его сестра Анжела… – я вам не сказала, что этот человек был ваш прихожанин… Он каменный, этот человек…
– Как? Он каменный?.. Но ведь это не одно и то же, сестра…
И, успокоенный этой поправкой, настоятель шумно вздохнул:
– Ах, как я было испугался…
Сестра Анжела возмутилась и прошипела сквозь свои тонкие и еще более побледневшие губы:
– Значит, все хорошо… И вы находите, без сомнения, что он менее гол потому, что он из камня?
– Я этого не говорю, но это все-таки не одно и то же.
– А если я вам скажу, что этот каменный человек более оголен, чем вы думаете, что он стоит в нечистой, ужасной, чудовищной позе?.. Ах, оставьте, господин священник, не заставляйте меня говорить сальности!..
Она встала в страшном волнении.
Священник был сражен… Это открытие его ошеломило… Его мысли смешались, его воображение нарисовало ему картину ужасного, отвратительного разврата. Он пробормотал:
– О, на самом деле?.. В ужасной позе? О, это непостижимо… Но ведь это – гадость, сестра? И вы уверены, вполне уверены, что видели это? Вы не ошибаетесь? – Это не шутка? Это прямо непостижимо!
Сестра Анжела топнула ногой.
– Уже много веков эта фигура оскверняет вашу церковь, и вы тоже ничего не заметили?.. И я – женщина, я – монахиня, давшая обет целомудрия, я должна была вам указать на эту мерзость, и я говорю вам: «Господин настоятель, дьявол поселился в вашей церкви!»
Но при этом пылком монологе сестры Анжелы к священнику быстро вернулась способность соображать, и он сказал решительным тоном:
– Мы не можем терпеть подобного позора… Необходимо низвергнуть дьявола, и я это беру на себя… Приходите в полночь, когда все будут спать в Порт-Лансоне… Вы мне укажете путь… Я велю пономарю достать лестницу… Это очень высоко?
– О да, очень высоко.
– И вы сумеете найти это место, сестра?
– Я его найду с закрытыми глазами… Итак, до ночи, господин настоятель?!
– И да будет с вами Бог, сестра!
Сестра Анжела перекрестилась и исчезла за маленькой дверью.
Ночь была темная, безлунная… В окнах переулка давно уже погасли последние огни; фонари, выше которых все было погружено в мрак, качались на своих скрипящих невидимых проволоках. Все спало в Порт-Лансоне.
– Это здесь, – сказала сестра Анжела.
Пономарь приставил свою лестницу к стене у широкого просвета. Через окна слабо мерцала лампада, горевшая в алтаре. И вся церковь отражалась в фиолетовом небе, где кое-где дрожали звездочки. Священник, вооруженный молотком, резцом и потайным фонарем, карабкался по лестнице; вслед за ним взбиралась сестра Анжела, чепец которой был спрятан под широкой черной мантильей. Он бормотал:
