Альфа Центавра. Второе путешествие на землю - Владимир Буров

– Играет, как кошка с собакой. – И даже:

– Как хитрая кошка с глупой собакой. – Более того:

– Как хитрая и злая кошка с тупой и добродушной собакой, не понимающей своей огромной силы.

– Разбудите, наконец, судью, – рявкнул Амер-Нази, она сломает ей руку.

– Наконец ты додумался сказать своё слово, – сказала Агафья.

– Это было надо сказать пять минут назад, – добавил и Оди.

– Так давно? – даже удивился Нази.

Но Лева Задов сам уже это понял, и стоял с чашкой горячего дымящегося кофе, но пока что не на ринге, а рядом, и поглядывал, чуть пригнувшись из-под нижнего каната, как бывало делал Георгий Вицин, пытаясь выполнить сразу две задачи:

– И спрятаться, и показать себя, прикрывшись веточкой. – В том смысле, что предъявлял претензию не только на первое место, но и на второе, а именно:

– Я не только Адам, о чем все знают, но и Ева, напрасно претендующая на личность. – Душу. А какая у нее душа? Так только:

– Футбол, борьба да бокс, – а больше-то ничего нет – Трахаться? И то надо уговаривать.

– А нам это надо? – спросил Котовский Пархоменко, забыв, что друг уже ушел в поход к рингу.

– Стоп, стоп! – сказал громко Лева Задов, – так долго нельзя ломать ей руку, – и полез под канатом на ринг. Но сделать это оказалось не так просто.

– Че, пузо мешает! – крикнула одна приятная девушка из зала. Некоторые, пожалуй, даже многие засмеялись.

Из-за этих аплодисментов Лева слишком наклонил чашку, и кофе пролилось на ринг. Он допил последний глоток, и рявкнул:

– Меня никто не подсадит?

Агафья хотела ему помочь, как забытая уже Майно жена, но Амер-Нази не разрешил:

– Ты что?!

– А что?

– Ничего да… да… да я лучше сам тобой займусь вплотную.

– Оди, ты свидетель, он сказал, – и Агафья так хлопнула Амера по спине, что даже дым пошел, хотя все понимали: это просто пыль.

– Откуда столько пыли? – удивился главный судья, – я иво только что купил.

– Не думаю, – сказал мудрый Одиссей, – подарили, скорее всего.

– А разница? – удивился Нази. – Или вы считаете, что могли подарить старый фрак. – И даже не поставил знак вопроса. – Ну, я встречу того духа!

– Забыл, кто подарил?

– Ты что ли?

– Я барахло не дарю.

– Хорошо, подаришь мне…

– Сына или дочь, или обоих вместе?

– Подаришь мне Бриллиант Сириус – женюсь.

Одиссей схватился за сердце, а Агафья прямо-таки упала со стула.

– Вы что испугались, я не понял?

– Так он же ж был у тебя, – сказала Агафья, – как сказал бы незабвенный Василий Аксенов, обратившись к Чехову по поводу пропавшей во время секса с Дамой собачки.

– Он шутил, – наконец со вздохом сказал Одиссей.

– Нет, я с собой никогда не шучу.

Но Нази не стал пока заострять ситуацию, понадеявшись от страха, что:

– Конечно найдется.

Пархоменко вылез на ринг, столкнулся с Левой Задовым и провел ему Подхват. Зачем, спрашивается? И что удивительно, он ответил:

– Я хотел размяться перед боем.

Лева хотел сказать, что больше никого судить не будет, и добавил, что наконец нашелся повод жить по Библии. Но тут же передумал, ибо:

– А на что жить? – Пахать и сеять уже не удастся, ибо, ибо:

– Инопланетяне прилетели – каки тут сеялки-веялки? – И так всё будет хорошо. Или – что тоже самое – никогда все равно уже не будет.

Лева полез на Пархоменко, а Нику и Щепку секунданты пока откачивали в углу.

– Она мне сломала руку, – пожаловалась Ника Фраю. На что он ответил:

– Че-то я забыл: ты у меня стажировалась?

Она ответила устало:

– Прости, но теперь я уже ничего не помню.

– Тебе делали болевой на что, на голову?

– Нет, на руку, она же ж как-то связана с памятью. И знаешь почему? У меня руки и ноги думают сами. И, между прочим, не только.

– Что не только?

– Не только руки и ноги, но и вот это, – она приставила локоть к животу.

– Тебе на эту руку делали болевой?

– Да.

– Значит прошла уже?

– Та не, болит и очень. Это сука, скорее всего Инопланетянка с Альфы. Другую я бы давно уложила сама.

– Хочешь, я выйду вместо тебя и уложу ее? – спросил секундант.

– Давай, если разрешат, а я пока посужу.

– Како посужу? Я был секундантом.

– Ну, хорошо по… по… посмотрю просто.

И в итоге вышел Вильям Фрей и Пархоменко. Они узнали друг друга, как только бросили друг друга по два раза.

– Это ты?

– Нет. И знаешь почему?

Глава 16

Но пока что место было занято. Какая-то девушка уже не в первый, кажется, раз вмешалась в ход непрерывного действия. Она разнимала Леву Задова и Парика, который хотя и был пьяным, но раз за разом бросал и бросал толстопузого судью, а Щепка сидела в кресле и читала своего Шекспира, которого принес ей Дэн, а секундант этого Белого угла Сонька пыталась ей мешать, дождалась:

– Шекспир пошел по назначению. – И именно в голову Соньке. Именно В, имеется в виду, торцом толстого тома.

Наблюдавший эту схватку литературы и приставания в надежде неизвестно на что Одиссей предсказал:

– Это может быть очередной схваткой.

– Вряд ли, – сказал Нази. – Там, видите, и так уже очередь.

– Я и говорю, что эти на очереди, – ответил остроумный Оди.

А Сонька, между прочим, подошла к судейскому столу и сказала с заплаканными глазами:

– Так можно делать?

– Как? – спросила Агафья.

– Ну, она же ж избила меня Шекспиром.

– Если без мата, то у нас нет такой статьи, чтобы ее снимать с соревнований.

– А это очень хорошо, потому что я прошу записать меня в очередь на эту неблагодарную Инопланетянку.

– Вы уверены, что она с Альфы?

– Вот и проверим, – ответила Сонька, и пошла назад, на свое место у ринга, но Щепки там уже не было.

Пархоменко избил Леву Задова и принялся за Нина по кличке Фрей. Секундантом у Фрея была Ника с недоломанной рукой, а у Пахоменко избитый до полусмерти Задов. И Сонька сказала:

– Тогда я буду судьей.

Амер-Нази посмотрел на своих судей, и они кивнули. Хотя разве так можно делать? И эту мысль как раз подтвердила девушка, которая до этого разнимала Леву и Парика.

– Я буду судьей, – сказала она, или пожалуйста, бой.

– Это не чемпионат самой Альфы Центавра, – сказал один из судей за столом, – у нас только один ринг.

– Я могу и без ринга.

Соньке показалось, что она где-то видела эту торфушку.

Она не стала даже просить перчатки, а так, как раньше в городе Ландоне:

– Намотав на костяшки пальцев манжет спортивного свитера, ударила ее в лоб. – Но лоб, как известно, самая твердая часть тела, если бить в него практически голой лапой. – Фекла, как звали эту достойную леди, была уже женой одного из присутствующих здесь джентльменов.

Сонька Золотая Ручка открыла рот, но после удара – нет, не забыла, что хотела сказать, а просто на-просто вообще всё забыла. Кроме одного:

– Так не делается. – Но поздно ее положили рядом с другими выбывшими из соревнований бойцами. Как-то:

– Колчак, Василий Иванович, Лева Задов, Ника Ович, Щепка, которую я даже не видел, кто бил, и били ли вообще, но она тоже сидела на полу, и пила переваренный, как она сказала, кофе, с тремя пирожными сразу, а именно:

– Откусила понемножку от каждого, чтобы никто не украл. – Ибо, если уж бьют просто так ни за что, то съесть пирожные им не принадлежащие для них вообще ничего не стоит.

– Как угорели, – добавила она вслух, впрочем, без эмоций, ибо не на кого было злится: она не помнила, кого так и не добила, и более того, против кого выходила на ринг. Надо бы спросить у подруги Кали, но та была где-то далеко в зале.

– А если я не помню ряд и номер места, где мы сидели, то значит кто-то меня ударил. – Вспомнить бы кто.

Фрай и Пархоменко запротестовали, что их будет судить какая-то Фекла. А она уже дала отмашку:

– Дзю До.

– А мы умеем? – спросил Парик.

– Я да, а ты – не знаю, – ответил Фрай, и тут же провел бросок Через Бедро с Захватом, ну, прием простой, если вам разрешают повернуться к избе, так сказать, задом.

– Нет, я против, чтобы обыкновенная баба меня судила, – сказал Пархоменко, – ибо я пришел не только того, а для другого, а именно, для бокса.

– Ну, тогда получи, – сказала Фекла, и хотела опять ударить в лоб, но рука дала знать:

– Очень больно. – Фекла, которую на самом деле звали О – Ольга, пожалела свою вторую руку, и провела Пархоменко Дэмет – удар в падении ногой по пяткам противника.

– Судья, – сказала, подползая поближе с кофе и пирожными Щепка, – почему судьи бьют подозреваемых?

– В чем подозреваемых? – не понял Нази.

– Подозреваемых в стремлении к правде, естественно.

– Дай попробовать пирожного, – попросил Нази, – а то у меня мало глюкозы осталось в мозгу, не могу понять ваших претензий.

– Иди сюда.

– Боюсь.