Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993) - Илья Рясной

Мне не стыдно признаться и в другом: да, я комсомолка (а это слово было для меня не пустым звуком), но я встала в этом тесном купе на колени и молилась Богу со слезами на лице, и била поклоны, и просила у него милости.

Днем я задремала тревожным чутким сном, сидя на заправленной полке, кутаясь голым телом в накинутое платье. Очень хотелось есть. Ощущалась слабость. Были даже какие-то видения: черный липкий паук ползает по мне, и я никак не могу его стряхнуть.

Очнулась опять от звона стаканов, от разговоров в соседнем купе. Сначала произносились тосты: «За отца родного, товарища Сталина! За Родину! За Победу! За здоровье наркома…» Наверное, водки было много. Кто-то хвалил свежую говядину — по карточкам такую не дают. А потом Лаврентий Павлович (он заметно был во хмелю) сказал:

— Где этот русский парень из роты охраны, поэт. Возьмите у старика Вано гитару, и пусть он нам споет свои стихи.

Хрипловатая песня простуженного красноармейца наркому понравилась. Он захлопал в ладоши. Один куплет запомнился и мне:

Скачет Терек, как джигит —На лихом коне,Ты, кавказец, помогиРазобраться мне.Почему характер твой,Как у Терека весной…

Красноармейцу налили стакан водки и выпроводили за дверь.

Потом слышно было как кто-то плясал лезгинку. Кто-то азартно подбадривал:

— Асса! — И подсвистывал.

Потом, видимо, настроение у Лаврентия Павловича испортилось, потому что собутыльники вдруг затихли.

— Хозяину плохо!

Пытались понять, отчего. Я с ужасом услышала, как полковник Саркисов, поскрипывая сапогами, осторожно спросил:

— Может, что-то веселое надумать с этой русской девкой?

Нарком не ответил.

— Не пора ли пустить ее по кругу? Я это заслужил первым.

Кто-то в угоду засмеялся, однако вновь стало тихо:

— Нет, Саркис, пока не будем пускать по кругу, твердо сказал нарком. — Где мы еще в дороге найдем такую куколку?

— Не найдем! — согласился кто-то.

— Ну, это как хозяин, так и мы, — нашелся полковник Саркисов. В голосе его было разочарование.

Постепенно шумное застолье в купе за стенкой угасло. По движению воздуха чувствовалось, что там проветривают помещение. А ближе к обеду пришел за мной толстый и старый парикмахер Вано и бесцеремонно, как ребенка, взял за руку.

— Пойдем, — тихо произнес он. — Примешь душ, переоденешься…

Никогда не забуду эти минуты блаженства. Теплая, как парное молоко, вода придала силы. Я будто заново родилась. Толстый Вано порылся в шкафу. Там на крючках висело множество чьих-то платьев, сорочек с тесемочками. В ящиках было полно туфель, резиновых бот и другой женской обуви. И старик Вано нашел что-то подходящее: шелковую светлую сорочку и добротное платье — голубое с белым горошком.

— Вот это, пожалуй, будет как раз, — сказал он. И даже нашел однотонный поясок. И кожаные тапочки, тоже моего размера. Глазомер у Вано был отменный.

— Теперь нада тебя покормить, а то вон как живот подвело, — кивнул он. — Начальство не догадается покормить. А сытый голодному не товарищ.

Он открыл ножом стеклянную баночку рыбных консервов и оторвал кусок белой мягкой лепешки.

— Это лаваш. Ты никогда такой не ела.

И, погладив меня отечески по мокрым волосам, вдруг воскликнул:

— Господи! Лишь бы дьявол не унес твою душу!

И растерянно засуетился, заваривая чай.

Я жадно ела консервы с лепешкой и запивала горячим сладким чаем. Конечно, торопилась, и на меня, наверное, смешно было смотреть. Но Вано, деликатно отвернувшись к окну, украдкой наблюдал за мной и, вздыхая, покачивал головой.

— Совсем дитя! — вырвалось у него. И снова загрустил. Что-то этот добрый старый кавказец не договаривал. И еще… Откуда и почему в его шкафу столько женского платья, обуви? Чья это одежда? Кто носил ее?

Я понимала, что лучше ни о чем не спрашивать. И не думать о том, что со мной будет. Нынешний день — мой, и слава Богу.

И все-таки я не утерпела, доверилась старому кавказцу. Вопрос даже самой показался несдержанным:

— Что это он, нарком, персидский шах, если у него столько жен? Тут одежда, а где люди?!

— Э-э! — замахал руками Вано. — Много в жизни лучше не знать, целей будешь. Мы маленькие люди, наше дело смотреть на жизнь вот так!

И он глянул на меня сквозь пальцы.

Потом меня снова отвели в спальное купе, а за стеной к вечеру опять началось застолье. Обмывались сводки Совинформбюро о зимнем наступлении под Москвой. «Как неожиданно Верховный собрал силы в кулак!» — восторгался полковник Саркисов. Нарком не был уверен, что успех удастся развить. «Придется еще помучаться, чтобы поставить Гитлера на колени, — говорил он, — Но инициативу товарищ Сталин не должен упустить».

Вообще в прогнозах Лаврентий Павлович был осторожен: немцы летом и осенью очень напугали все наше руководство. Затем Саркисов за что-то ругал товарища Мехлиса. А Берия уже смешивал кавказские и русские слова.

— Давайте выпьем, — надоедно предлагал Саркисов. — За то, чтоб товарищ Мехлис всегда перед Верховным был плахой, а мы топором.

Уже поздно вечером опять пришел невозмутимый Вано, заглянул ко мне, набрал полных бутылок вина и понес их за стенку:

— Осталось только сухое вино.

— Райский напиток! — услышала я голос наркома.

Разговор пошел обо мне.

— Понимаешь, Лаврентий… Эту русскую девочку кудесник создал. Что природе под силу, и бальшому мастеру не дано.

— Что ты хочешь сказать? — перебил нарком.

— У Лаврентия вкус есть, хачу сказать. Я такой стан не видел, а цвет глаз… Он же не просто галубой, а с фиолетовым оттенком ночи.

— Гляди-ка, он все увидел. Ай да старый Вано! — вмешался Саркисов. Но тут же осекся — нарком не поддержал шутки.

— Что ты хочешь сказать? — повторил он вопрос старику Вано.

— Для девачки нада сделать исключение.

Зазвенела тишина. Запели на замороженных рельсах колеса — поезд делал разворот.

— Может, и нада, — согласился Лаврентии Павлович.

Всю ночь он проспал в купе мертвецки пьяный. И только под утро вспомнил обо мне. Сдернул одеяло. И, как лысый бычок, долго рассматривал обтянутое сорочкой тело. Потом, шумно засопев, лег рядом…

На оцепленном охраной НКВД вокзале в Куйбышеве нарком, уже одетый в зимнюю генеральскую форму, сказал Саркисову:

— Ты помнишь, где была квартира в прошлый приезд?

— Так точно!

— Вот там и оставь эту куколку. Продуктовые карточки ей пробей, спецпособие и срочную прописку. Действуй от моего имени.

— Значит, «исключение»? — косо усмехнулся полковник.

— Вано сказал: Лаврентий имеет вкус.

— Этот Вано всегда был фантазер.

— Тебе не кажется, что ты много говоришь? — строго покосился на него Лаврентий Павлович.

— Так точно! Виноват, товарищ нарком! — вытянулся «в струнку» Саркисов.

Над городом висело низкое серое небо. На товарной станции гулял резкий запах нефти. Цистерны с горючим чередовались с составами свежеспиленного соснового леса. Стратегический груз — на блиндажи, на мосты, на переправы. Окутываясь паром, то и дело гудели паровозы. Было морозно. И грузовые вагоны, и теплушки, из которых сортировщики формировали новые составы, казалось, катились не по рельсам, а по битому стеклу. Такой был колючий звук, что пугались вороны. Чего только не поставляла железная дорога на фронт: и горючее, и металл, и строительные материалы. Из комфортабельных пассажирских стояли только оцепленные охраной наркомовские вагоны.

В черной легковой машине меня покатили вдоль путей, затем долго везли по расчищенной дороге. Снегу было столько, что казалось по бокам сугробы метра по три и больше высотой. Сначала этой же машиной доставили в обком Лаврентия Павловича. В Куйбышеве еще находилась немалая часть правительства, которое выехало сюда в конце прошлого года, когда немцы стояли под Москвой. Ходили тайные слухи, что здесь строилось какое-то оборонное сооружение лично для товарища Сталина. Но что это такое — никто не знал.

Из обкома полковник Саркисов заехал в комендатуру города, и мы с шофером прождали его больше часа. И лишь потом меня повезли куда-то на окраину. Мимо бежали заполненные до отказа людьми старенькие трамваи. Краска на них потрескалась и облупилась от морозов. На подножках висели подростки и в таких же стеганых фуфайках и ватных штанах женщины. Все в одинаковых серых шапках, и потому не сразу определишь, кто какого пола. И еще народ казался низкорослым, худым — одежда на всех висела мешком. Смрадно пахло прокеросиненным дымом, который стелился по-над дорогой. Снег вдоль путей почти везде был грязным, даже черным, должно быть от угольной сажи и литейной пыли. Навстречу прошла колонна новеньких «ЗИСов» с секретным грузом — кузова плотно обтянуты брезентом. Очень низко пронеслись друг за другом три звена «ИЛов». Рев от моторов как бы падал с неба. Два раза у полковника Саркисова проверяли документы.