Дальний поход - Василий Сахаров

Крутые ступеньки, осыпающийся под ногами цемент и пара кусков ржавой арматуры. Дикарь легко подталкивает меня вперед, по инерции я делаю несколько шагов и оказываюсь в центре жилого подвала. Здесь горит обложенный кирпичами костерок, а дым утекает в пролом, неровной кляксой, раскинувшийся на потолке. Над костром стоит сваренная из гнутых металлических прутьев, железная тренога, и совершенно лысый безбородый старикашка в линялой серой шкуре, бегает вокруг и прилаживает на нее котелок с водой.

Сопровождающий что-то произнес, старик подвесил котелок, обернулся, и что-то ответил. Дикарь молча кивнул, отошел к стене и замер без всякого движения, а хозяин подвала, кивнул мне на груду самой разной одежды, которая была свалена в угол и на нормальном русском языке, сказал:

— Садись, капитан, поговорим с тобой как цивилизованные люди.

С трудом, примостившись на побитую молью шубу, я стал ждать, что же будет дальше. Старикашка, кряхтя, поставил передо мной раскладной стул, сел напротив и, вытащив из-под шубы пластиковую литровую фляжку, кинул ее мне под ноги. От питья я отказываться не стал, отвинтил пробку, принюхался к содержимому, удостоверился, что это вода, а не какая-нибудь гадость, и одним залпом, выпил половину фляжки. После чего, отставив ее в сторону, посмотрел на старика, который, судя по его возрасту, пережил чуму, и спросил:

— Ты кто, дедушка, и с чего решил, что я офицер?

Местный патриарх, судя по всему, я столкнулся с одним из тех, про кого в Конфедерации и в Диктате много слышали, но ни разу не видели, хитро усмехнулся, покивал сам себе головой, и ответил:

— Я твой судья, капитан. Твой спаситель и палач в одном лице. Говорить с тобой будем, и от того, как ты себя поведешь, зависит твое дальнейшее будущее.

— Ну, давай поговорим, дедушка, — улыбка расползлась по моему лицу, раны на губах лопнули, и из них потекла сукровица.

Патриарх щелкнул пальцами, дикарь у стены на время ожил, и принес ему толстый целлофановый пакет, из которого тот, вытрусил себе под ноги все, что было при мне на момент моего пленения. Несколько золотых монет, пяток «конфов» и пара кипрских фунтов, бумажные спички, бронзовый медальон, с выгравированной на поверхности крепостной стеной, и цифрой четыре на обороте, несколько различных бумаг, удостоверяющих мою личность, как капитана Мечникова, и подробная карта местности из планшетки. Старик покрутил в руках «конф», сравнил его с фунтом, хмыкнул и взялся за бумаги, раскрыл одну из них, кажется, это была копия моего предварительного договора с московскими министрами, прочитал, бросил ее в общую кучку на полу, и посмотрел на меня. Пару минут, не меньше, патриарх дикарей буравил меня пронзительным взглядом и, наконец, задал вопрос, которого я ожидал с того самого момента, когда оказался в этом помещении:

— Жить хочешь?

Понятно, перед тем как пытать, со мной решили попробовать по-доброму поговорить. Ситуация вполне ясная, сам не раз подобным образом с пленниками общался, а теперь на их месте оказался. Да, уж, жизнь играет нами, как хочет, и мы, всего лишь пешки на огромнейшей шахматной доске. Вариантов ответа было немного, и я согласно мотнул головой:

— Конечно, хочу.

Глава 11

Тульская область. 20.05.2065

В Конфедерации считали, что патриарх у дикарей, это родоначальник какого-то клана или даже целого племенного сообщества. На деле же, это не совсем так. Патриархом считался человек переживший чуму, и дотянувший до наших дней. Сами дикари, называли таких людей, первоначально непонятным для меня словосочетанием Токтовидс, при позднейшей расшифровке: Тот Кто Видел Смерть.

Некогда, в среде «зверьков» таковых людей было немало, и в диком лесном обществе, всего за десять-пятнадцать лет скатившемся к первобытно-общинному строю, они имели серьезный вес. Хотя, это как посмотреть. Вожди дикарей совещались с ними по некоторым вопросам и прислушивались к их мнению, но поступали всегда по-своему.

Если советы Токтовидса были полезны племени, патриарха уважали, давали хорошую еду, одежду, отдельную пещеру или хижину, а коль была потребность, то и женщину выделяли. Однако, в случае если кто-то из Токтовидсов, пытался противопоставить себя и свое видение мира, морально-этическим нормам племени, про такого говорили, что он заболел и находится при смерти. Как следствие, вскоре ему облегчали страдания. На общем собрании всего племени, его ритуально убивали, мясо варили в общинном котле и съедали на всю толпу.

Токдовидс, с которым меня свела судьба, дедушка в подвале, представился как Сурик. Временно, до возвращения в племя самых авторитетных воинов, он возглавлял что-то вроде разведывательно-информационного агентства работающего сразу на несколько дикарских общин. Он собирал среди пленников, участь которых в конечном итоге, всегда была незавидна, сведения и знания об окружающем мире, а затем, делал из них краткую выжимку и с молодыми воинами, устно, рассылал информацию по всем окрестным племенам.

Мне, за информацию и сотрудничество, он пообещал жизнь и неприкосновенность. Но уже через пару часов нашего общения, когда пришло понимание того, что за человек сидит передо мной, я понял, что на мою судьбу он влияет только косвенно и совсем незначительно. Не смотря на слова старикашки, что он может отсрочить мою гибель, я четко осознал, что Сурик мне ничем не поможет. Самое большее, что Токтовидс может сделать, это посоветовать вождю перенести мою казнь на несколько дней. На этом все. В родном племени Сурик, как и любой иной патриарх, реальной власти не имел, и вождь Намба, к словам своего старого советника, прислушивался с каждым годом, все меньше и меньше.

Слава Суриков, на данный момент Токтовидс Сурик, на момент прихода чумы, был самым обычным заключенным одной из мордовских колоний для несовершеннолетних, знаний о мире имел немного, и вопросы задавал самые простейшие. Однако разговаривать с ним было интересно, ведь говорил не только я, но и сам патриарх, который о многом мне поведал. Видимо, нормального общения у человека давно ни с кем не было. Поэтому, разговорившись, местный Токтовидс столько мне рассказал о дикарях и их обществе, что, наверное, все наши ученые вместе взятые, столько не знали. Сурик говорил и говорил, прерывался, вскакивал с места и помешивал вонючую смесь, которую варил в котелке над огнем, быстро возвращался на свой стул, опять задавал вопросы касающиеся положения дел в Москве и на Кубани, и снова говорил.

Так продолжалось до самого позднего вечера, и так прошел первый день моего пребывания среди дикарей.

На ночь меня вернули в общий подвал, и снова я оказался один, ни поселян, ни егеря Никитина, в подземелье не было, и они появились только следующим утром. Я проснулся от тех же самых звуков, что и минувшим днем. Со скрипом открылась дверь в подвал. По ступенькам быстро сбежал Никитин, а за ним вслед, вниз покатились селяне, которых молодые дикари подгоняли сильными пинками в спину.

Егерь сразу же направился ко мне, молча присел рядом, и когда дверь закрылась, спросил:

— Ну, что братан, вспомнил свое имя?

— Да, Александром меня зовут.

— Вчера у Токтовидса был?

— У него самого, — подтвердил я.

— Не верь ему, он тебя выручить не сможет.

— Это я уже понял, но лучше у него в подвале сидеть, чем здесь, среди костей и плесени весь день гнить.

— Тоже верно, — согласился он. — О чем Сурик спрашивал?

— Общая информация: сколько людей в государстве, есть ли танки и самолеты, и каков технический потенциал. По-моему, он полнейший дилетант, сам не знает, что хочет в итоге получить, и все вопросы задает по какому-то дурацкому шаблону.

— Ты тоже заметил?

— Конечно, — оглядев понурых крестьян, я спросил егеря: — А ты чем вчера занимался?

— Рыбу в местной речушке ловил, вместе с этими, — он кивнул на селян. — Ночевали на берегу, а сейчас нас опять в стойбище вернули.

— И зачем?

— Наверное, в стойбище что-то надо сделать…

На какой-то момент мы замолчали. В подвальной тишине было слышно только сопение других пленников, эти звуки навевали тоску, и дабы отвлечься от них, я спросил у егеря:

— Что насчет нового побега думаешь?

Никитин понизил голос до шепота, наклонился к моему уху и сказал:

— Есть план. Думаю, если сегодня к вечеру нас снова на реку поведут, с меня колодку снимут. Отоварю охранника, брошусь в воду и на тот берег переплыву. Шансы на спасение небольшие, но они есть.

— А мне с вами на реку, никак нельзя попасть?

— Нет, — егерь помотал головой. — За тобой особый присмотр, ты ритуальная жертва, так что будешь с Суриком говорить, а из стойбища тебя не выпустят. Да и слаб ты, чтобы через реку перебраться.

— Ничего, мне бы хоть попробовать.

— Не получится.

— Родион, а если Сурика в заложники захватить и так попробовать из стойбища выбраться?