Фейерверк волшебства - Владимир Долохов

Дед, не обращая ни на кого внимания, стал вдумчиво кушать, тщательно пережевывая пищу. Вовка просто упивался, наблюдая за стариканом, от которого исходила сила и уверенность: «Подарок судьбы какой-то! Вот так незаметно они и живут среди нас, достигшие нирваны адепты. Пройдешь мимо и не оглянешься».

Опустошив содержимое банки, дедок вытащил из портфеля компактный железный термос и пластмассовую кружку. Громко прихлебывая чай, он развернул и принялся читать засаленную газету, в которую была завернута банка с едой. Увидев заголовок, Вовка с трудом сдержался, чтобы не расхохотаться. Посреди страницы крупными буквами было написано: «Кто тот мужчина, который ходит к Мордюковой?»

Подкатил громыхающий поезд, и Тараканов вспомнил о свидании со знойной Юлькой. Уже входя в вагон, он обернулся к деду, который хитровато посмотрел прямо на Вовку и четко произнес:

— Я тот мужчина!

В вагоне были свободные места (так!), и Вовка уселся напротив старомодно одетого пенсионера, на носу которого были очки в золотой оправе, а в руках — томик Гиляровского «Москва и москвичи». Вовка вспомнил историю, приключившуюся с известным писателем московского быта начала века.

После революции дядю Гиляя не расстреляли и даже разрешили писать. Ехал он как-то в трамвае, газету читал. Вошел пьяненький пролетарий и начал к дяде Гиляю приставать:

— Сидит тут паршивый интеллигент, газету читает. А я, честный трудящийся и гегемон пролетарьята, смену за станком отмантулил, устал как собака, и вот стою тут перед…

Дядя Гиляй поднял голову и тихо так, вежливо, ответил:

— Извини, братец, я никакой не интеллигент, а такое же г…о, как и ты!

У пролетария от такой перезагрузки картины мира в голове что-то заклинило, и он сразу потерял к дяде Гиляю всяческий интерес.

Вдруг Вовка услышал:

— Тут дышать нечем, а он еще газету читает!

Тараканов не поверил своим глазам: рядом стоял настоящий московский «интеллигент», тощий и тщедушный (явно не дядя Гиляй) и нервно препирался с пьяным пролетарием. А тот вошел в раж и никак не мог остановиться:

— Ты такой-то, а мать твоя такая-то…

Вовка отменил скандал и выдал мысленный куш бузотеру, перенеся его на гавайский пляж. Пролетарий лежал под тенью раскидистой пальмы, держа в руке запотевший стакан с пивом. Рядом, на песочке, лежала газетка «Коммерсантъ» (в память дяди Гиляя), с уже очищенной воблочкой и бутылочкой пивка в серебряной чаше со льдом. Здоровенный негр с кольцом в носу обмахивал шефа опахалом из страусиных перьев, а тот, жмуря от удовольствия глазки, потягивал хмельной напиток.

Поддатый хрюндель, только что вопивший на «интеллигента», мирно засопел, завалившись на бок.

Тут в соседнюю дверь вошел здоровенный детина и пробурчал:

— Ннуу я ттебя сделаю, я ттебя сделаю…

Глаза богатыря были налиты кровью, как у быка на корриде, а голова вращалась из стороны в сторону, в поисках жертвы.

Вовка быстро нарисовал в воображении военный плац, на котором стоял длинный строй офицеров и солдат: корешей и братанов вошедшего мужика. В правой руке у каждого было по стакану самогона-первача, а в левой — огурец. Красноглазый гордо шествовал вдоль строя, с каждым чокаясь и принимая на грудь, а его генеральский мундир украшала массивная золотая цепь с крестом, болтавшимся на уровне пуза. Вместо криков «Ура», пацаны пели «конфетки-бараночки»!

В вагоне стало тихо, мужик задышал ровнее, глаза его остекленели.

Вовка сконцентрировался на внутреннем потоке. Ощущения потери веса, появившиеся у Тараканова после утренней йоги, последующих поощрений, и достигшие пика в автобусе, периодически накатывали на него, то усиливаясь, то ослабевая.

Вот и нужная станция метро. Юлька, как всегда веселая и излучающая огонь, поджидала его на платформе. На голове у нее были миниатюрные наушники от плеера. Она пританцовывала и напевала заводную песню на непонятном языке:

— Нина Яку Вайра Пачамама Хэй, Нина Яку Вайра Пачамама Ха!

Поздоровавшись, Вовка поинтересовался, о чем слова песни. Юлька, стащив наушники, разъяснила:

— Это танец индейский, обалденный. Что-то про Пачамаму, Великую Маму, точно не помню. У индейцев картина мира примитивная: Мать-Земля, Великий Дух и четыре стихии. И достаточно, незачем огород городить.

Парочка направилась к выходу из метро. Разгоряченный Вовка живо поведал о чудесах, которые с ним приключились, и своих ощущениях. У Юльки тоже нынче масть пошла. Вслух поощряя влиятельного чиновника, она получила долгосрочный кредит на расширение салона, под смехотворные проценты.

Беседуя, они шли с Юлькой вдоль ряда продуктовых палаток, тесно прилепившихся друг к другу среди сугробов. Их внимание привлекла дамочка в белом тюрбане, которая, приклеив объявление к бетонному столбу, быстро шмыгнула в стоящий рядом киоск.

Юлька с Таракановым подошли к столбу, на котором белел бумажный прямоугольник — половинка листа, вырванного из тетради в клеточку. Текст, состоящий из больших круглых букв, выведенных от руки синими чернилами, гласил:

Молодому симпатичному джинну срочно требуется для проживания одноместный кувшин (желательно медный). Куплю недорого или обменяю на джезву для кофе. Просьба горшки не предлагать. Обращаться по адресу: ул. Подольских курантов, дом 823, кв. 234. тел. 854739016.

— Ух ты! — воскликнула Юлька, — так-так-так, моя Машка как раз сейчас книжку про Хоттабыча читает. Кувшин, который мне на Восьмое Марта подарили, скоро до дыр протрет. Давай посмотрим, чего там тетенька в тюрбане делает.

Парочка направилась к застекленному книжному киоску с надписью «Роспечать», в котором скрылась странная дамочка.

В центре прилавка, пестревшего обложками любовных романов, криминальных сериалов и психологической попсы, возвышалась потемневшая от времени закопченная джезва, столь же нелепая посреди груды книг, как обветшалый средневековый замок с привидениями на фоне хрущевок с рекламой Кока-Колы и средств для эпиляции ног из Германии.

— Не эта ли джезва упоминается в объявлении? — проскочило у Вовки в голове.

Из-под прилавка послышалось бормотание, оттуда вынырнули две обнаженные по локоть женские руки с длинными ухоженными ногтями и, энергично потерев бока кофеварки, скрылись из виду.

Через несколько мгновений из-под прилавка повалил густой сизый дым, быстро заполнивший весь киоск и через окошко просочившийся на улицу. Необычайно едкий специфический запах наводил на мысль о том, что внутри подожгли пачку газет Белотапецкого ЦБК. Из киоска донеслось глухое завывание, прервавшееся приступом кашля, и среди клубов дыма появилась дамочка, в широченном цветастом балахоне, с чалмой из вафельного полотенца на голове. Чалму скрепляла брошь с крупным красным камнем, а лицо женщины обрамляла самодельная борода из белой шерстяной пряжи. Черные как смоль волосы волной спадали на плечи, а слегка раскосые карие глаза и изогнутые ровной дугой брови придавали ее округлому лицу восточное очарование. Вовке показалось, что он видел эту женщину раньше.

Между тем дамочка выдернула из накладной бороды волосинку и высоким сильным голосом запела:

Рыбка моя, я твой глазик,Банька моя, я твой тазик,Джезва моя, я твой джиннчик,Появись скорей, кувшинчик!

Тут уж Вовка с Юлькой не удержались и прыснули со смеху. Артистка, картинно обнаружив зрителей, медленно опустилась на стульчик. Тараканов, чувствуя неловкость за прерванный спектакль, дружелюбно произнес в окошко:

— Да вы не пугайтесь, мы никому не скажем.

— Благодарю, — ответила дамочка, — а то могут и с работы уволить. Ведь от передозировки дыма пожары бывают.

Юлька эмоционально добавила:

— Мы в восторге от представления! Вы неподражаемы!

Киоскерша распахнула дверь, выпустив на свежий морозный воздух потоки едкого дыма:

— Заходите, расскажу, зачем дурью маялась. Всю распирает, до сих пор поверить не могу.

Юлька с Вовкой зашли в тесную палатку и устроились на коробках с книгами. Когда актриса отцепила бороду и сняла балахон, они от удивления подскочили — перед ними была дама с семинара Болеслава, рассказавшая вчера про материализацию булочек и пропавшего видеомагнитофона.

— Ну что, узнали? — сверкая глазами, улыбнулась киоскерша. — Айгуль меня зовут. — Она повесила на окно табличку «Технический перерыв», нажала кнопку на изрядно пожелтевшем электрочайнике «Тефаль», который всегда думает о нас, и, поправив пряди волос, выбившиеся из-под чалмы, продолжила:

— Я давно мечтаю о своей квартире, а денег на нее не хватает, хотя муж неплохо зарабатывает. Вчера после танца набралась наглости и попросила-таки Болеслава подвезти до угла. Он присоветовал мне Хоттабыча из кувшина вызывать.