И с тех пор не расставались. Истории страшные, трогательные и страшно трогательные (сборник) - Лея Давидовна Любомирская

увлечься вдовствующей герцогиней, можно, но смешно, но сердцу же не прикажешь, так люди говорят, хе-хе, а тут все так хорошо совпало, начальника моего проводили на пенсию, а меня повысили, жалованье тоже увеличили со следующего месяца, и еще «спортинг» вышел в финал, одно к одному, правда? Ну я и подумал, дай, подумал, побалую себя, жене, конечно, подарочек купил, дочке кое-чего, на булавки обеим выдал, они тут же подхватились и по магазинам, у них деньги не задерживаются, у этих двух, а я рубашку надел свежую, галстук сменил и в ресторан, столик заказывать не стал, если что, думаю, дам денег распорядителю, небось посадит, прихожу, пресвятая дева, а они новый аквариум себе поставили вползала, стекло толстое, волнистое, а за стеклом крабы живые, огромные, и клешни у них вот такущие, ей-богу, я просто замер, как в детстве, когда придешь в зоомагазин, а там живность всякая, и в аквариуме лягушки, белые, полупрозрачные, как обезжиренное молоко, повернется к тебе брюхом, все кишочки видны и сосудики голубенькие, ох, простите, в общем, распорядитель увидел, что я глаз от этих крабов отвести не могу, и столик мне выделил в уголке у самого аквариума, стул подвинул, располагайтесь, говорит, а сам ухмыляется в усы, усы у него такие длинные, толстые, как швабра веревочная, он ими шевелит, и видно, что думает, как он мне потом к счету припишет, а я засмотрюсь на крабов и не замечу, это я-то! Но я ему, конечно, ничего не сказал, поблагодарил, сел у аквариума, пива спросил, меню мне принесли, булочки в плетеной корзинке, оливки, паштет из сардинок, масло с травками, я его на булочку мажу, а сам чувствую, смотрит на меня кто-то, настойчиво так, не отрываясь, а кому на меня смотреть, если я от всего зала аквариумом отгорожен, поворачиваюсь, а это краб, небольшенький такой, поменьше прочих, все остальные живут какой-то своей жизнью, бродят по аквариуму, толкаются, на спину друг другу лезут, скатываются, как с горки, и не то что шалят или там дерутся, а просто так, проползут немного, остановятся, начинают подбирать что-то с пола лапками, не клешнями, а другими, у них еще впереди лапки есть, маленькие, как вилочки, они ими что-то совсем крошечное с пола поднимают и в рот засовывают, кушают, а этот ничего такого не делает, на спину ни к кому не лезет, к стеклу подполз и на меня уставился, даже приподнялся чуть-чуть на задних ножках, ножки тоже маленькие, изогнутые, частые, вроде зубчиков у гребенки, он с них тянется, чтобы меня лучше видеть, и глазками поводит, а глазки, как два грибка черненьких, из головы растут, увидел, что я его взгляд поймал, отвел глазки, и ну клешней камешки на дне аквариума перебирать, точь-в-точь ребенок или девушка застенчивая, когда с ней ненароком взглядами встретишься, не надо, не надо смеяться, даже распорядитель заметил, надо же, говорит, понравились вы ему, ишь, как следит, и по стеклу щелк ногтем! Правда, краб на него даже внимания не обратил, все на меня смотрит, как я булочку мажу, как откусываю, как жую, очень неловко, по правде, я уж и отворачиваться стал, и салфеткой прикрывался, распорядитель мне хотел другой столик накрыть, но у меня вдруг аппетит пропал, я даже булочку не доел, а такой был голодный…

* * *

…Не знаю, что бы вы сделали на моем месте, и вы тоже не знаете, я вот готов с вами поспорить, что не знаете, все думают, что знают, я и сам думал, а потом пошел поужинать в ресторан и ушел не то что несолоно хлебавши, а вовсе не хлебавши, даже глотка пива не отпил, хотя и заплатил за него, конечно, так бы они мне и позволили уйти, не заплатив, и вот представьте, выхожу я, не сказать, что неудовлетворенный, но очень какой-то весь взбудораженный, взвинченный какой-то, и в руке ведерко голубое, пластмассовое, а в ведерке маленький живой краб, его как достали из аквариума, он еще меньше оказался, то ли сдулся, то ли стекло у них там, в аквариуме, обманывает, и вот я несу краба в ведерке и думаю, что же я делаю, зачем, думаю, мне краб, не умею я с крабами, у меня даже рыбок никогда не было, в детстве я хотел лягушку белую, родителей просил, но они отказались, особенно мама была ни в какую, не нужен, говорила, тебе этот ужас, у нее же все внутренности наружу, так и не купили, кошка вот у меня была, хорошая кошка, толстая, мягкая, все на кровати лежала, на моей половине, пропала вдруг, день нету, два, жена с девочкой ее искали, на улицу ходили, объявления развешивали, так и не нашлась, девочка очень плакала, говорила, краб ее съел, а как такой маленький краб может съесть большую кошку, смешно, я так девочке и сказал, она не поверила, конечно, сами знаете, дети, если что себе вобьют в голову, а потом она сама тоже куда-то делась, до сих пор ума не приложу, куда, ладно, кошка, кошки иногда так прячутся, что сами не понимают, куда они так спрятались и как им теперь найтись, но чтобы целая девочка, довольно, к тому же, крупная для своего возраста, очень неприятно было, жена кричала, так кричала, тарелки била, тоже потом пропала, знаете, даже удивительно сейчас об этом вспоминать, то была-была, шумела и вдруг нету, краб, тот всегда на виду, хоть и маленький, я аквариум ему купил, не такой огромный, как в ресторане, но тоже хороший, дорогой, с толстыми стеклами, камешков туда накидал, лесенку поставил, чтобы он выбирался подышать, и он если не в аквариуме, то в ведерке в своем любимом сидит или по комнате за мной ходит, ножки у него маленькие, частые, помните, я говорил, он ими смешно так цокает, тык-тык-тык по паркету, слышно всегда, где он, в гостиной, или в ванной, или в детской, игрушки складывает, очень хозяйственный краб оказался, все у него всегда прибрано, все сложено, все блестит, жена только вид делала, что убирает, а сама постоянно беспорядок устраивала, то платье снимет и на стул кинет, и оно, как тряпка, со спинки свисает, и еще рукав у него на обратную сторону отвратительно вывернут, швом наружу, то крышка от кастрюли не стоит в шкафу на подставочке, а на столе валяется, про девочку даже говорить не хочется, как придет из школы, как разбросает вещи, я все время за ней подбирал, теперь-то хорошо, все сложено, все на местах, все чистенько, из кухни пахнет вкусно, вот принюхайтесь, я даже не знаю, что это так благоухает, спрашивать бесполезно, все равно не ответит, очень любит сюрпризы устраивать, может, вы останетесь на ужин, нет, правда, оставайтесь, мы с крабом были бы очень рады, к нам так редко сейчас заходят, раньше постоянно кто-нибудь обедал или чай пил, а сейчас не заманишь никого, такое ощущение, будто избегают, хотел бы я знать, почему…

Утешение

Когда Терезе говорили, что она выглядит значительно моложе своих лет, – это была неправда, Тереза выглядела на все свои тридцать девять, но у нее была старательно подтянутая фигура и фаянсово-гладкое белое лицо, скорее невыразительное, чем приятное, – она улыбалась совершенно ей не идущей кривоватой улыбкой и говорила, что же делать, приходится, и в голосе ее не было ни кокетства, ни удовольствия, а только тоскливое недоумение, Тереза не понимала, за что ей выпало жить в эти странные времена, когда почти сорокалетняя женщина не может себе позволить спокойно стариться, ее матушка, сухая узловатая дона Идалина, похожая на замшелый обрубок оливкового дерева, выглядела в Терезины годы крепкой старухой, покрывала обильно седеющие волосы черным вдовьим платком, носила плотные хлопчатые чулки и полушерстяную юбку до середины икры и была этим довольна, Тереза же должна во что бы то ни стало казаться моложе и сексуальней – сексуальней!

Тереза была уверена, что это слово не только произносить, думать грешно и грязно, но вокруг нее никто этой уверенности не разделял, даже одиннадцатилетний сын, ангел Диогу, сказал одобрительно о новой учительнице – секси! и Тереза покупала себе тонкие чулки с кружевной резинкой, надевала туфли на каблуке, и расстегивала две верхних пуговки на блузке, и все время мучительно стеснялась, и ее гладкое лицо комкалось от неловкости. сегодня ей было особенно не по себе, протискиваясь после обеда к своему столу, начальник департамента похлопал ее по плосковатому заду, сказал, вот Тереза у нас молодец, упругая такая, прелесть, и причмокнул влажными синеватыми губами, и Тереза почувствовала, что внутри у нее все корчится, как каракатица на гриле, что, что с вами, испугался начальник, вам плохо? – он был незлой и не особенно противный, невысокий, пухленький, как младенец, улыбчивый, Тереза ему нравилась, а он ей нет, но она боялась отказать и уступить боялась тоже, – может, вам уйти пораньше домой, может, вам вызвать врача? Тереза только вздрагивала, в «может, вам уйти