Дневникъ паломника - Джером Джером

— Да полно вамъ, — говорить Б. — Это старыя почтенныя леди. Я встрѣтилъ ихъ вчера на лѣстницѣ. Совершенно безвредныя старушки.

— Почемъ знать?… — отвѣчалъ я. — Мы вѣдь одни одинешеньки. Почти вся деревня въ театрѣ. Жаль что у насъ нѣтъ хоть собаки.

Б. успокоиваетъ меня и я продолжаю.

— Простые крестьяне съумѣли изобразить нѣкоторыя изъ величайшихъ фигуръ въ исторіи міра съ такимъ спокойнымъ достоинствомъ и значительностью, какихъ только можно было ожидать отъ самихъ оригиналовъ. Должно быть въ характерѣ этихъ горцевъ есть какое-то врожденное благородство. Они нигдѣ не могли перенять эту манеру au grand seigneur, которой проникнуты ихъ роли.

— Единственная плохо сыгранная роль — роль Іуды. Достойный фермеръ, пытавшійся изобразить его, очевидно недостаточно знакомъ съ пріемами и образомъ дѣйствія дурныхъ людей, или недостаточно опытенъ въ этомъ отношеніи. Повидимому ни одна черта въ его характерѣ не согласуется съ испорченностью, которую онъ долженъ понять и изобразить. Его старанія быть негодяемъ просто раздражали меня. Можетъ быть это только тщеславіе, — но мнѣ кажется, что я бы лучше изобразилъ предателя.

— Да, да — продолжалъ я, переведя духъ, — онъ совсѣмъ, совсѣмъ невѣрно сыгралъ свою роль. Настоящій негодяй смотритъ совершенно иначе. Я знаю, какъ онъ долженъ дѣйствовать. Мой инстинктъ подсказываетъ мнѣ.

— Этотъ актеръ очевидно ни аза не смыслитъ въ мошенничествѣ. Я готовъ отправиться къ нему и научить его. Я чувствую, что есть извѣстные оттѣнки, извѣстныя мелочи, въ которыхъ сказывается натура мошенника и которые превратили бы его деревяннаго Іуду въ живое лицо. Но его исполненіе было не убѣдительно и его Іуда возбуждалъ скорѣе смѣхъ, чѣмъ дрожь.

— Всѣ остальные, отъ Майера до осла, казались созданными для своихъ ролей, какъ ноты къ мелодіи великаго маэстро. Профессіональный актеръ сошелъ бы съ ума отъ зависти, глядя на нихъ.

— Да, это настоящіе актеры, — бормочетъ Б., — всѣ, вся деревня; и они живутъ счастливо въ своей долинѣ, и не пытаются перерѣзать другъ друга. Это удивительно!

Въ эту минуту раздается рѣзкій стукъ въ дверь, которая отдѣляетъ нашу комнату отъ помѣщенія сосѣдокъ-дамъ. Мы вздрагиваемъ, блѣднѣемъ и смотримъ другъ на друга. Б. первый овладѣваетъ собою. Устранивъ, сильнымъ напряженіемъ воли, всякій слѣдъ нервической дрожи изъ своего голоса, онъ спрашиваетъ удивительно спокойнымъ тономъ:

— Что такое? что нужно?

— Вы еще въ постели? — раздается голосъ по ту сторону двери.

— Да, — отвѣчаетъ Б., — а что?

— О! намъ очень совѣстно безпокоить васъ, но не можете ли вы встать? Мы не можемъ сойти внизъ иначе, какъ черезъ вашу комнату. Тутъ только одна дверь. Мы ждемъ два часа, а нашъ поѣздъ уходитъ въ три.

О, Господи! Такъ вотъ почему бѣдныя старушки возились у двери и перепугали насъ на смерть.

— Сейчасъ мы встанемъ. Жаль, что вы не сказали раньше.

Пятница 30 или суббота 31. Не знаю навѣрно, что именно

Тревоги агента по части туристовъ. — Его взгляды на туристовъ. — Англичанка за границей. — И дома. — Самый безобразный соборъ въ Европѣ. — Старые и новые мастера. — Нѣмецкій оркестръ. — «Bier Garten». — Женщина, которая не вскружитъ голову мужчинѣ. — Обѣдъ подъ музыку. — Почему нужно закрывать свои кружки.

Я думаю, что сегодня суббота. Б. увѣряетъ — пятница; но я положительно увѣренъ, что три раза бралъ утреннія ванны съ тѣхъ поръ, какъ мы оставили Оберъ-Аммергау, а мы уѣхали оттуда въ среду утромъ. Если сегодня пятница, то значитъ я взялъ двѣ утреннія ванны въ одинъ день. Во всякомъ случаѣ завтра мы рѣшимъ этотъ вопросъ: увидимъ, будутъ ли открыты лавки.

Мы ѣхали изъ Оберъ-Аммергау съ агентомъ по части туристовъ и онъ разсказывалъ мнѣ о своихъ тревогахъ. Повидимому агентъ по части туристовъ такой же человѣкъ, какъ и всѣ, и имѣетъ такія же чувства, какъ мы. Мнѣ и въ голову не приходило это раньше. Я сказалъ ему объ этомъ.

— Да, — отвѣчалъ онъ, — это никогда не приходитъ въ голову вамъ, туристамъ. Вы относитесь къ намъ, какъ будто мы Провидѣніе, или даже само правительство. Когда все идетъ ладно, вы спрашиваете, — какой отъ насъ прокъ? — съ презрѣніемъ, а если что ни такъ, предлагаете тотъ же вопросъ съ негодованіемъ. Я работаю шестнадцать часовъ въ сутки, чтобы доставить вамъ всяческія удобства, а вы хоть бы взглянули ласково. А случись поѣзду опоздать, или хозяину гостинницы содрать лишнее, вы разносите меня. Если я смотрю за вами, вы называете меня несноснымъ; если же я предоставляю васъ самимъ себѣ, вы говорите, что я пренебрегаю своими обязанностями. Вы съѣдетесь сотнями въ жалкую деревушку въ родѣ Оберъ-Аммергау, даже не предувѣдомивъ насъ о своемъ пріѣздѣ, а потомъ грозитесь пропечатать нашего брата въ «Таймсъ» за то, что каждому изъ васъ не приготовлена квартира и обѣдъ.

— Вы требуете лучшую квартиру въ мѣстечкѣ, а когда ее достанешь, чортъ знаетъ съ какими хлопотами, начинаете артачиться изъ-за цѣны. Вы всѣ напускаете на себя видъ переодѣтыхъ герцоговъ и герцогинь. Никто изъ васъ и слышать не хочетъ о вагонахъ второго класса, — даже не знаетъ объ ихъ существованіи. Вамъ подай отдѣльное купе перваго класса на каждаго. Омнибусъ вы видѣли только издали и всегда недоумѣвали, что это за штука. Предложить вамъ проѣхаться въ такомъ плебейскомъ экипажѣ, — да вы два дня не опомнитесь отъ подобнаго оскорбленія. Вамъ подавай коляску съ ливрейнымъ лакеемъ, чтобы везти васъ въ горы. Вы, всѣ безъ исключенія, должны занимать самыя дорогія мѣста въ театрѣ. Мѣста въ восемь и шесть марокъ почти также хороши какъ мѣста въ десять марокъ, которыя имѣются лишь въ ограниченномъ количествѣ; но посадить васъ не на самое дорогое мѣсто, значило бы нанести вамъ кровное оскорбленіе. Еслибъ крестьяне были поумнѣе, и содрали-бъ съ васъ десять марокъ за восьмимарочное мѣсто, вы бы остались довольны; но они слишкомъ просты для этого.

Надо сознаться, что люди, владѣющіе англійскимъ языкомъ, которыхъ мы встрѣчаемъ на континентѣ, пренепріятный народъ. Услыхавъ на континентѣ англійскій языкъ, вы почти навѣрняка услышите воркотню и брюжжанье.

Хуже всего женщины. Иностранцамъ приходится сталкиваться съ худшими образчиками женской породы, какіе только могутъ найтись у насъ, англосаксовъ. Путешественница англичанка или американка — груба, самоувѣренна и въ тоже время безпомощна и труслива до комизма. Она до крайности себялюбива и знать не хочетъ о другихъ; ворчлива до невозможности и безусловно неинтересна. Мы возвращались въ омнибусѣ изъ Оберъ-Аммергау съ тремя образчиками этой породы, ѣхавшими въ сопровожденіи какого-то несчастнаго господина, котораго онѣ просто-таки заѣли. Всю дорогу онѣ ворчали на него за то, что онъ посадилъ ихъ въ омнибусъ. Такого оскорбленія имъ еще никогда не приходилось испытать. Онѣ довели до свѣдѣнія всѣхъ остальныхъ пассажировъ, что у нихъ дома есть собственная карета и что онѣ заплатили за билетъ перваго класса. Онѣ возмущались также своими хозяевами, которые вздумали пожать имъ руки на прощанье. Онѣ не для того пріѣхали въ Оберъ-Аммергау, чтобы терпѣть фамильярное обращеніе со стороны нѣмецкихъ мужиковъ.