Одержимость романами - Кейтлин Бараш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слегка покраснев, брат благодарит меня и принимается за кофе со льдом.
Отец поворачивается ко мне:
– Кстати, ты все еще работаешь над рецензией?
О, черт.
Я и забыла, как несколько недель назад говорила ему, что надеюсь начать писать книжные рецензии в журналы. Я рассудила, что было бы разумно получить дополнительную известность, больше публикаций, даже если это не художественная литература. Отец одобрил это, заметив, что глубокие размышления о структуре современных романов помогут мне в конечном итоге создать свой собственный. Родители не сомневаются: однажды я опубликую свой роман, но я не знаю, оправдана ли их вера в меня.
– Да, в процессе, – вру я. – Дам знать, если мне понадобится взгляд со стороны.
На данном этапе Розмари – мысли о ней, тексты о ней, наблюдение за ней – занимает большую часть моего времени и энергии. Жаль, что я не могу рассказать об этом им. Я никогда не ожидала, что стану такой искусной лгуньей, по крайней мере в реальной жизни; мне то и дело хочется открыться, но я заранее знаю, как они отреагируют, а мне не хочется выслушивать их возражения. По крайней мере, пока.
Приносят еду. На протяжении нескольких минут мы жуем в комфортной тишине. Когда от моего омлета с луком и шпинатом остается половина, отец протягивает мне через стол конверт. На нем красивым косым почерком написано мое имя.
– Это от бабушки, – объясняет он. – Не потеряй. Может быть, у тебя получится вскоре навестить ее?
– Мы разговаривали по телефону в мой день рождения, – отвечаю я немного оборонительным тоном. – Хорошо пообщались. – Открываю конверт и обнаруживаю пять хрустящих стодолларовых купюр, которые не символизируют ничего, кроме простого факта моего рождения.
Прошло уже не менее двух месяцев с тех пор, как я навещала ее в последний раз. У меня нет никаких оправданий. Молча пролистываю свой недельный график смен в книжном магазине, выискивая окно, пока официантка ставит передо мной на стол шоколадный кекс с двумя горящими свечками. Моя семья начинает исполнять «С днем рождения», причем Ноа с мамой делают это профессионально.
Зачем тратить столько усилий, не получая ничего взамен?
В поезде по дороге домой открываю «Инстаграм» Розмари. Это стало привычкой – я легко переключаюсь между моим личным аккаунтом и анонимным. Когда я выкладываю посты в последнем, то использую нейтральные подписи; аккаунт вполне может принадлежать боту, хорошо разбирающемуся в хештегах. Оставаться ненавязчивым – вот в чем суть игры.
Свежая история Розмари заставляет меня поволноваться. На снимке – велосипедная дорожка вдоль реки Гудзон, геотег указывает на Вашингтон-Хайтс, а подпись гласит: «14 миль спустя», сопровождаемая эмодзи велосипеда и черепа со скрещенными костями.
Рука сжимается, когда я пристальнее вглядываюсь в фотографию в поисках второго велосипеда, изгиба спицы, ботинка, локона темных волос, мужской тени. Разве может быть совпадением то, что Розмари решила проехать четырнадцать миль из своего района в район Калеба?
Я пишу ему. «Привет, только что закончили бранч с семьей, они по-прежнему с нетерпением ждут встречи с тобой, хаха. Чем занимаешься? Как продвигается подготовка к презентации?»
Через десять минут он отвечает: «Я тоже с нетерпением жду знакомства с ними! Подготовка идет нормально, возможно, понадобится еще несколько часов, но я приеду сегодня вечером, если получится».
«Буду ждать», – пишу, вставив наушники. Выбираю случайный порядок воспроизведения песен и увеличиваю громкость.
* * *
На следующее утро, когда я просыпаюсь, во рту горчит.
Калеб пришел вчера вечером около девяти. Его волосы хорошо пахли, как будто он только что принял душ. Мы дважды занимались сексом и выпили по чашке чая. Я приняла свои гормоны и не задавала ему наводящих вопросов о велосипедной дорожке или геотеге. Я одновременно боялась поймать его на лжи и повести себя, как назойливый параноик. Никому не нужен назойливый параноик. Потом я заснула, не почистив зубы.
Теперь его присутствие – еще одно тело в моей постели – больше не кажется редким подарком или сюрпризом. Он остается здесь четыре-пять раз в неделю. Это стало казаться нормальным; возможно, я заслуживаю это, заслуживаю его.
Калеб еще спит, поэтому я одеваюсь как можно быстрее и тише, надеваю золотые серьги-кольца, которые бабушка подарила мне на двадцать первый день рождения, оловянно-серое вязаное платье, которое она однажды похвалила. Перед тем как выйти, касаюсь голой спины Калеба, нежно прижимаясь к выступающему позвонку.
Он быстро перекатывается, едва не раздавив мою руку.
– Который час?
– Девять тридцать. Я навещаю бабушку, помнишь?
– Точно. – Он трет глаза. – Это так мило. У вас действительно особенные отношения.
– Это так, – обрадованно соглашаюсь я. – Надеюсь, вы скоро с ней познакомитесь.
– Мне бы этого хотелось. Увидимся позже?
– Да, но ты должен лежать именно в этой позе, когда я вернусь, или пеняй на себя.
Смеясь, он обнимает меня за талию и целует на прощание. В это время его телефон на подоконнике жужжит, и экран загорается от входящего сообщения. Не могу расшифровать имя, но уверена, что в нем есть буква «и».
– Кто пишет тебе в такую рань? – Я стараюсь прозвучать буднично.
– Наверняка групповой чат «Синергии», – зевает Калеб. – Джордан и Хиллари вечно шлют мемы.
«Синергия» – это его компания, а Джордан и Хиллари – коллеги. Звучит правдоподобно. В конце концов, имя Хиллари оканчивается на «и».
– Ха, – смеюсь я тонким голосом. – Ладно, увидимся позже.
Центр для престарелых находится на севере, до него можно добраться на поезде за час. От станции я беру такси и по прибытии расписываюсь в журнале посещений, прежде чем подняться на лифте на третий этаж. Чтобы не поддаться искушению, кладу телефон в карман и даю себе слово не прикасаться к нему до самого отъезда.
Проходя по залитому флуоресцентным светом линолеуму в коридоре – здесь всегда чувствуешь себя как в больнице, – я миную пожилую женщину: она сидит в инвалидном кресле и смотрит на кормушку для птиц, подвешенную к карнизу прямо за окном.
– Хулиган, – ругается она. Ее лицо темнеет, а голос, глубокий и хриплый, тревожит меня. – Он прогоняет воробьев и съедает всю их еду. Жаль, что он мне так не нравится. Он очень красивый.
Я бормочу: «О да, как грустно», но не задерживаюсь поболтать.
Двигаясь по коридору, стучусь в дверь номера 308. Медленно тянутся секунды, ответа нет. Приоткрыв незапертую дверь, просовываю внутрь голову.
– Бабушка? – кричу я.
Наконец-то услышав мой голос, она изумленно поворачивается, чтобы посмотреть на меня из откинутого кресла перед телевизором. Тот работает на
