Роковое завещание - Людмила Мартова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Игорь Игнатьевич, на каких условиях вы развелись с Ренатой Николаевной?
– В каком смысле? Про какие условия вы говорите?
– Сейчас поясню. Видите ли, в моем прошлом тоже был развод. При разделе имущества я смогла поменять принадлежащую мне однокомнатную квартиру, доставшуюся от бабушки, на трехкомнатную. Также я получила алименты на содержание нашего с мужем несовершеннолетнего ребенка. У вас с Ренатой Николаевной детей не было. После развода она вернулась в однушку, подаренную ей Александром Васильевичем Гордеевым, и свои жилищные условия за полгода после развода так и не улучшила. При этом она много лет не работала и после развода никуда не устроилась, но все-таки на что-то жила, имея возможность приглашать на дом массажиста. Вот я и спрашиваю, на каких условиях вы развелись?
– Вы считаете, что эти условия были для меня настолько тяжелыми, что я предпочел убить Ренату, чтобы их не выполнять? – Максимов улыбнулся. – Видите ли, Евгения Алексеевна, у вас сложилось неверное представление о том, каким человеком была Рената.
– У меня вообще нет о ней никакого представления, – покачала головой Женя. – Мы не успели познакомиться.
– Главным ее качеством была легкость. Всегда. Во всем. Это именно то, что неимоверно притягивало к ней мужчин. Она ни из чего не делала трагедии, понимаете? Мы развелись без надрыва, криков и скандалов. Она не просила раздела имущества, лишь забрала свою машину. Квартира у нее была, и она уверяла, что ей ее вполне достаточно. Жила она на деньги, которые я ей платил. Она с самых первых дней нашей совместной жизни была оформлена в моей фирме, в офисе которой, разумеется, ни разу не появилась. Деньги на хозяйство я ей давал, а зарплата, которую она получала, была карманными расходами на всякие женские мелочи. Когда мы развелись, я просто удвоил эту сумму, вполне посильную для меня и моего бизнеса. Ренату она тоже вполне устраивала.
Адвокат Евгения Волина отчетливо понимала, насколько это глупо. После двадцати лет официального брака Рената Максимова имела законное право на половину всего имущества своего супруга, но довольствовалась лишь скромной суммой ежемесячного пособия, которое моментально бы прекратилось в случае, скажем, смерти ее бывшего мужа.
– Простите, а Рената Николаевна упомянута в вашем завещании?
– У меня его нет. Если я узнаю о неизлечимой болезни, то, возможно, об этом подумаю, а в случае моей внезапной кончины все, чем я владею, достанется моей жене, ребенку и родителям.
– Понятно. Но тогда ваша бывшая жена развелась с вами на весьма невыгодных для себя условиях.
– Еще раз повторю, что Рената – очень легкий человек. Была. Она никогда и ни в чем не искала выгоды. Только комфорт, удовольствие и безмятежность.
– Простите, но это не очень вяжется с поданным в суд иском против моего клиента о признании незаконным его права на наследство. Да еще спустя двадцать лет.
– Признаться, этот ее поступок меня удивил, – сказал Максимов. – Это действительно совершенно не похоже на Ренату. Она жила со стариком Гордеевым не из-за его денег. И когда он умер, ничего ей не оставив, отнеслась к этому совершенно спокойно. Как к данности.
– Вы тогда уже были знакомы?
Гордеев со слов Галины Серафимовны Корнеевой сказал Жене, что Рената и Максимов стали любовниками еще при жизни Александра Васильевича. Однако в старой женщине могла просто говорить ревность.
– Да. Мы начали встречаться с Ренатой за пару месяцев до смерти старика.
– А как вы познакомились?
– Она приехала на одну из моих заправок, а я как раз был там. У нее заклинило крышку бензобака. Я увидел красивую женщину, решил помочь, слово за слово, так все и вышло.
– Она собиралась уйти от Гордеева к вам?
– Нет. Рена не собиралась его бросать.
– Потому что рассчитывала на наследство? Или потому что он обеспечивал ей высокий уровень жизни?
– Я тоже уже довольно крепко стоял на ногах. Дело не в этом. Рената действительно хорошо к нему относилась. Кроме того, она уверяла, что в сексе он дает ей то, на что я не способен.
– Что?! – Женя впервые видела мужчину, который прямо и открыто говорил о подобном.
Максимов рассмеялся.
– В этом не было ничего обидного для оценки моих мужских качеств. Видите ли, Александр Васильевич был уже очень немолодым человеком, поэтому Рената и начала встречаться со мной. Я был более сильным и выносливым. А он – более нежным и изобретательным, если вы понимаете, о чем я. Я, признаться, действительно в нее влюбился тогда и был готов сделать предложение, а она объяснила, что мы нужны ей оба. Каждый по-своему. И что она не хочет ни лишаться Гордеева, ни его обижать.
– И вы с этим смирились?
– Я не то чтобы сильно спешил с женитьбой. Я тогда подсел на Ренату, как на наркотик, мне не хотелось ее терять, в качестве любовницы она меня вполне устраивала, так что я просто пустил ситуацию на самотек. Спустя несколько месяцев старик умер, Рената стала свободной, а так как он ничего ей не оставил, то никакая самостоятельность ей была не нужна, и она согласилась стать моей женой.
– Ее расстроило отсутствие завещания Гордеева?
– Нет. Я же вам говорю, что Рената не была расчетливой и корыстной. У нее была подаренная стариком квартира. И у нее был я. Ей не нужно было думать о хлебе насущном, она и не думала.
– И она так же легко отнеслась к вашему разводу?
– Представьте себе, да. Ренату огорчало, что она не может подарить мне детей. У нее имелись проблемы со здоровьем, последствия неудачного аборта в юности. Это было единственное, из-за чего она переживала. Когда стало понятно, что время неумолимо уходит, она сама предложила мне завести ребенка с какой-нибудь другой женщиной. Так получилось, что вскоре я встретил Марину, мою нынешнюю жену. Она забеременела, и Рената, узнав об этом, сама отпустила меня в новые отношения, сказав, что я заслужил полноценную семью.
– Удивительно, – искренне поразилась Женя.
То, что рассказывал Максимов, плохо укладывалось в голове, а уж если вспомнить про иск в суд, и подавно.
– У вашей бывшей жены был кто-то?
– Любовник? Насколько я знаю, пока мы были женаты, нет. А уже после развода появился кто-то, это точно.
– Откуда вы знаете?
– Она сама мне сказала. Чтобы снять чувство вины, которое я все-таки испытывал
