Порочные круги постсоветской России т.1 - С.Г. Кара-Мурза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этой книге сказано: «По результатам подсчетов, за годы Великой Отечественной войны (в том числе и за кампанию на Дальнем Востоке против Японии в 1945 г.) общие безвозвратные демографические потери (убито, пропало без вести, попало в плен и не вернулось из него, умерло от ран, болезней и в результате несчастных случаев) советских Вооруженных сил вместе с пограничными и внутренними войсками составили 8 млн 668 тыс. 400 чел.». Соотношение по людским потерям Германии и ее союзников на Восточном фронте было 1:1,3 в пользу нашего противника.
Государство должно было не допустить заявлений по центральному телевидению, подобных заявлению В.В. Познера. Согласно европейским законам о телевидении он был обязан сначала сообщить аудитории официальные данные, а уже затем высказывать свое личное мнение с обоснованием своих сомнений в этих официальных данных.
На той телепередаче М.А. Гареев пытался сообщить известные и проверенные данные, но на них просто не обратили внимания, отмахнулись. Ему, главному эксперту по обсуждаемому вопросу, не дали говорить! Но показали видеоинтервью с писателем, который заявил, что «немцы в общей сложности потеряли 12,5 млн человек, а мы на одном месте потеряли 32 млн, на одной войне». Это подтвердил А.Н. Яковлев в интервью «Аргументам и фактам». Его спрашивают: «Сколько на самом деле погибло наших солдат в войне с Германией?». Он отвечает: «В войне с Германией погибло не менее 30 млн человек. И как за это можно хвалить великого полководца всех времен и народов Сталина? Это было преступление».
М.А. Гареев на реплику В.В. Познера вставляет слово: «Называли и цифру 60 млн. Вот Володарский [киносценарист] недавно сказал, что наши потери в войне составляют 56 млн. Ведь можно что угодно изобрести». В.В. Познер парирует: «Это вместе с гражданскими». Он прекрасно знает, что общие потери в войне вместе с гражданскими лицами оцениваются в 26,6 млн человек. Знает, но вставляет эту реплику. Разве можно допускать, чтобы на телевидении сидели люди, ведущие информационно-психологическую войну против «страны пребывания»! Другое важное направление — кино. Уже после 2000 г. был снят целый ряд фильмов с заведомой ложью о войне — и в основном на деньги из государственного бюджета! Ложь разоблачалась и военными специалистами, и непосредственными участниками событий, но эти разоблачения трибуны не получали.
Надо отметить, что сегодня атака на образ ВОВ ведется вне зависимости от отношения к СССР или советскому общественному строю. Миф о том, что «русские не умели воевать и пришлось завалить немцев трупами» — политический инструмент дезинтеграции нынешнего российского общества. Он производит аномию в основном в среде молодежи.
А.С. Панарин говорит о катастрофических изменениях во всем жизнеустройстве России и добавляет: «Но сказанного все же слишком мало для того, чтобы передать реальную атмосферу нашей общественной жизни. Она характеризуется чудовищной инверсией: все то, что должно было бы существовать нелегально, скрывать свои постыдные и преступные практики, все чаще демонстративно занимает сцену, обретает форму “господствующего дискурса” и господствующей моды» [49].
Это и есть источник аномии.
Подрыв культурных устоевФактором дезинтеграции общества стали в 1990-е гг. действия государства в сфере культуры. Нравственное чувство людей оскорбляла начатая еще во время перестройки кампания по внедрению в язык «ненормативной лексики» (мата). Его стали узаконивать в литературе и прессе, на эстраде и телевидении. Появление мата в публичном пространстве разъединяло людей, отравляло сознание. Для каждого средства языка есть своя ниша, оговоренная нравственными и эстетическими нормами. Разрушение этой системы вызывает тяжелую болезнь всего организма культуры. Опросы 2004 г. показали, что 80% граждан считали использование мата на широкой аудитории недопустимым [35]. Но ведь эта диверсия была частью культурной политики государства!
Культурное ядро общества разрушалось вестернизацией кинематографа. Мало того, что рынок проката был сдан Голливуду, по голливудским штампам стали сниматься отечественные фильмы. Главный редактор журнала «Искусство кино» Д.Б. Дондурей говорил: «Рейтинг фильмов, снятых в ельцинскую эпоху, т. е. после 1991 г., у советских граждан в 10-15 раз ниже, чем у выпущенных под эгидой отдела пропаганды ЦК КПСС. Созданная нашими режиссерами вторая реальность массовой публикой отвергается. Наши зрители сопротивляются той тысяче игровых лент “не для всех”, которые были подготовлены в 1990-е годы, герои которых по преимуществу преступники, наркоманы, инвалиды, проститутки, номенклатурная дрянь с отклонениями в поведении» [36].
Именно «тысяча игровых лент 1990-х годов» продуцирует аномию, а противодействуют ей фильмы, «выпущенные под эгидой отдела пропаганды ЦК КПСС», — вот кризис культуры, а не нехватка денег. Из духовного пространства России удалены целые пласты культуры: Блок и Брюсов, Горький и Маяковский, многие линии в творчестве Льва Толстого и Есенина, революционные и большинство советских песен и романсов. Каков масштаб ампутации! То опустошение культурной палитры, которое произвел «новый режим» за 20 лет — национальная катастрофа. Это механизм воспроизводства аномии.
Исследователи отмечают, что рост подавляющего числа патологических социальных явлений обуславливается не только экономическими и политическими потрясениями, но и культурными факторами, в частности воздействием СМИ. Так, с начала перестройки они целенаправленно развращали молодежь. Социологи из МВД пишут: «Отдельные авторы взахлеб, с определенной долей зависти и даже восхищения, взяв за объект своих сочинений наиболее элитарную часть — валютных проституток, живописали их доходы, наряды, косметику и парфюмерию, украшения и драгоценности, квартиры и автомобили и пр., а также места их “работы”, каковыми являются перворазрядные отели, рестораны и бары. Эти публикации вкупе с известными художественными и документальными фильмами создали красочный образ “гетер любви” и сделали им яркую рекламу, оставив в тени трагичный исход жизни героинь.
Массированный натиск подобной рекламы не мог остаться без последствий. Самое печальное, что она непосредственным образом воздействовала на несовершеннолетних девочек и молодых женщин. Примечательны результаты опросов школьниц в Ленинграде и Риге в 1988 г., согласно которым профессия валютной проститутки попала в десятку наиболее престижных, точнее — доходных, профессий» [37].
Телевидение много лет крутило игровые шоу типа «Слабое звено», «За стеклом», «Последний герой». Их идейный стержень — утверждение социал-дарвинизма как закона жизни в России. Неспособные уничтожаются, а приспособленные выживают в «естественном отборе». Умри ты сегодня, а я завтра! Социологи пишут: «Акцент делается на возможностях победы над противником через подкуп, сговор, активизацию темных, находящихся в глубине души инстинктов. Практически во всех программах прослеживается идея, что для обладания материальным выигрышем, т. е. деньгами, хороши любые средства. Таким образом, программы ориентируют зрителя на определенный вариант жизни, стиль и способ выживания» [38].
Но ведь превращение телевидения в генератор аномии было тогда культурной политикой государства!
Культурной диверсией стала и вестернизация потребностей, которая производит аномию буквально «по учебнику». Запад создал целую индустрию производства потребностей на экспорт. Доктрина этого экспорта была отработана еще в «опиумных войнах» против Китая. Это стало мощным средством господства. Различные народы по-разному закрывались от этого экспорта, сохраняя баланс между структурой потребностей и теми ресурсами для их удовлетворения, которыми они располагали. При ослаблении этих защит происходит, по выражению К. Маркса, «ускользание национальной почвы» из-под производства потребностей, и они начинают полностью формироваться в центрах мирового капитализма. Такие народы он сравнил с аборигенами, чахнущими от европейских болезней. Западных источников дохода нет, западного образа жизни создать невозможно, а потребности западные.
В течение последних 20 лет граждане России были объектом мощной программы по внедрению в сознание новой системы потребностей. Сначала культурный слой и молодежь, а потом и основную массу граждан втянули в «революцию притязаний», добились сдвига к принятию стереотипов западного общества потребления.
Масса людей стала вожделеть западных стандартов потребления и считать их невыполнение в России невыносимым нарушением «прав человека». Так жить нельзя! — вот клич человека, страдающего от неутоленных притязаний. Чтобы получить шанс на обладание вещами «как на Западе», надо было сломать многие нравственные и правовые ограничения. Это, по оценке Р. Мертона, и есть главный механизм аномии в рыночном обществе.