Красный вервольф 4 - Саша Фишер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Опять карты свои раскладывала? — неожиданно резко огрызнулся Яшка. — Я же тебя просил…
— Помолчи, Яков, сама знаю, что мне делать, а чего не делать, — оборвала его Мария. Сегодня она была одета не в ту вчерашнюю хламиду, а в обычное такое серое платье и фартук. Пуговицы сверху кокетливо расстегнуты, так что вся верхняя половина могучего бюста напоказ. Она уперла кулак в массивное бедро. — Говорю вам, никуда не пойдете! Плохо кончится. И друг твой продрог весь. Так что спускайтесь в подвал, а я пока похлебки сварю. Иначе, сляжет он завтра, как пить дать.
— Так ежели мы не дойдем, то как он сляжет-то? — Яшка хихикнул.
— Оставь, Яшка, — я махнул рукой. С одной стороны, во всякие там приметы и предсказания я не особенно верил, с другой — неоднократно видел, как вся эта мистика работает. Ну и в чем-то Мария была права, меня, и правда, начало слегка знобить. Будто простудился слегка. Значит ночевка в сухом и теплом месте мне точно не повредит. Свалюсь с воспалением легких, и толку от меня будет? — Отдохнем еще. Завтра, так завтра.
— Но дядя Саша… — Яшка набрал, было, в грудь воздуха, но потом махнул рукой. — Эх, ладно. Полезли тогда вниз что ли…
В этот момент в дверь тихонько поскреблись.
— Марья! Марья! — раздался надтреснутый старческий голос. — Марья, ты не спишь еще?
Хозяйка шагнула к двери, зыркнув глазами в сторону подпола. Намек был без слов понятен. Я скользнул к яме в полу и нырнул вниз. Сверху практически сразу скатился Яшка. Задвинул дощатый щит. Мы затаились, практически не дыша.
Скрипнула входная дверь.
— Чего тебе, Фрол Григорьевич? — сварливо спросила хозяйка.
— Нюрка-то рожать вздумала, — громким шепотом сообщил ночной гость. — А Прасковья от нее отплевалась еще тогда. Мол, близко не подойдет к немецкой подстилке.
— Ну и чего? — буркнула Марья.
— Так как чего? — удивленно воскликнул дед. — Нешто ее одну теперь бросать? Наша девка все-таки, с рождения, почитай что, знаем.
— Чего сразу не привели, говорю! — прикрикнула Марья.
— Дак как ее вести-то? — ошалело проговорил дед.
— Ногами! — огрызнулась Марья. — Ноги-то у нее не сломаны покамест. Вот и пусть переставляет. Правая-левая, правая-левая.
— А ежели пока мы ее ведем младенец и выпадет? — с присвистом выпалил дед.
— Ежели будешь еще тут лясы точить, то так все и будет, — фыркнула Марья. — Палку в зубах пусть зажмет, чтобы не заорать ненароком. Да шевелись ты, старая тетеря!
Дверь тихонько захлопнулась, наверху раздались торопливые шаги, потом звон посуды, потом еще какой-то грохот.
«Да уж, вряд ли она мне похлебку варит…» — мысленно усмехнулся я. И только потом меня прошиб холодный пот. Нюра! Это же получается, мой отец сейчас родиться должен?
Вообще-то, день рождения отца мы всегда справляли зимой, девятнадцатого декабря, можно сказать, репетиция нового года. Но он как-то под добрый стих и пару рюмок чая рассказывал, что понятия не имеет, когда точно родился, а баба Нюра на эту тему говорить всегда отказывалась. Мол, не помню ничего, времена страшные, память отшибло напрочь. А метрики тогда не велись, вот она и записала сына на Николу зимнего.
— Ох… — завозился рядом в темноте подпола Яшка. — Как неудачно сложилось-то… Бедная девка…
Я промолчал. Не хотелось ничего говорить, чтобы нервным голосом себя как-то не выдать. А нервяк я словил прямо изрядный, руки тряслись так, что их пришлось в карманы сунуть. В голове бешено бегали какие-то обрывки мыслей, ни одной связной. Что делать-то? А вдруг это не случайно все вот так получилось, что я оказался именно в это время и в этом месте? Сделаю что не так, и перестану существовать вовсе. Как будто меня и не было никогда…
—…указ был, чтобы роженицы всех младенцев отдавали, — говорил Яшка. Первую часть фразы я прослушал, пока пытался себя в руки взять. — И детишек там всячески измеряют и изучают. И ежели они на арийцев похожи, то оставляют себе, чтобы потом воспитать как надо, а ежели нет, то — плюх! — в колодец сбрасывают.
— Да помолчи ты уже, — беззлобно шикнул я, прислушиваясь к грузным торопливым шагам Марии. Она что-то передвинула, затопила буржуйку. Хлопнула крышка сундука.
— Давай-давай, Нюра, еще немного осталось, — снова раздался надтреснутый голос Фрола Григорьевича. — Подсоби, Никитка, видишь, тяжело девке.
— Да я пытаюсь же… — раздался второй мужской голос. Неуверенный басок, молодой совсем, голос как будто только что сломался.
— Сажайте ее, — скомандовала Мария. — Да не на стул, остолопы, вот сюда, где я постелила!
Раздался тоненький звук, будто собака скулила.
— Воды давно выплеснула? — быстро спросила Марья. — Да не скули ты, раньше надо было скулить!
— На закате, — тихо ответил девичий голос.
— Юбку задери выше жопы, а то уляпаешься вся, — деловито проговорила Марья. — Никитка, за дверью будешь караулить, ежели кого заметишь, стучи немедля. Понял?
— Так я думал, мы домой… — залепетал Фрол Григорьевич.
— А я, по-вашему, одна тут должна справляться? Я ведь не повитуха и не врач! — огрызнулась Марья. Раздался сдавленный стон Нюры. — Палку в зубы возьми, дурында! Нельзя тебе орать, понимаешь-нет⁈
— Марья, так я же ничего не умею, какой из меня помощник…? — продолжал отмазываться старик.
— Хватит! — рыкнула Марья. — Будет надо, скажу, что делать, а пока просто стой на подхвате и не мешайся.
— Понял, — пролепетал старик.
— Дядя Саша, может того… в дальнюю комнату пойдем? — прошептал мне в самое ухо Яшка.
— Ты иди, — ответил я.
— А ты чего? — удивился он.
— Тут побуду, — сказал я. — Если вдруг фрицы придут, быстрее выскочу. Не отдавать же ребенка живодерам.
Я взобрался по лестнице почти до самого верха. Так, чтобы можно было одним движением отбросить крышку люка в сторону и выпрыгнуть.
И замер, сжав окостеневшими от напряжения пальцами верхнюю ступеньку.
Глава 14
— Не смей орать, иначе всех нас погубишь! — шипела Марья.
— Больно… — тихо простонала Нюра.
— А миловаться с немцем не больно было? Хорошо было, да? Вот и терпи теперь!
Задушенный стон.
— Молчи, я сказала!
Мне хотелось сразу двух вещей — заткнуть уши и сбежать к Яшке, там точно ничего слышно не было или выскочить наверх, взять Нюру за руку, сказать, что все будет хорошо, как-то… поддержать. Помочь. Но я не двигался с места. Просто стоял, вцепившись в верхнюю ступеньку лестницы и слушал, как будто боясь пропустить хоть один звук.
Сколько все длилось, я даже не представлял. Кровь стучала в висках так сильно, что заглушала вообще все звуки.
Кроме одного — плача младенца. Почему-то я думал, что мальчик заорет как оглашенный, но звук был тихий, похожий скорее на кошачье мяуканье.
— Мальчик! — объявила Марья. — Фрол Григорьевич, тряпку давай, чего стоишь столбом.
Марья отдавала деловитые команды, Фрол что-то протестующе поскуливал, но, похоже, выполнял. А столбом стоял как раз я. Технически я, конечно, представлял себе, что такое роды, в школе учился, да и самообразование никто не отменял. Но пока что это были знания скорее теоретические. Это было что-то про больницу, врачей, сложную, замысловатую и малопонятную процедуру.
И вот сейчас это происходило совсем рядом. Да еще как-то… буднично так. Ни тебе мистического таинства появления на свет новой жизни. И уж точно совершенно далекое от медицины.
Но больше всего меня вышибало из колеи то, что там наверху прямо сейчас родился мой отец. Натурально, в башке не укладывалось. Бл*ха. Младенец наверху — моя батя. Я даже прошептал эту фразу несколько раз, но она все равно так и осталась каким-то бредом.
— Фриц сюда топает! — раздался вдруг голос Никиты, которого за дверь караулить отправили.
— Облава? — с ужасом воскликнул Фрол.
— Да не… Один… И вроде пьяный, ноги еле переставляет… — дверь снова тихонько хлопнула.
— Фрол, Нюрка, быстро вниз! — громким шепотом скомандовала Марья. Дощатый щит над моей головой приподнялся. Я тут же скатился вниз, уступая дорогу. — Пошевеливайтесь, живо!
Всхлипывающая Нюра с вякающим свертком в руках. Бормочущий что-то ноющее Фрол. Следом полетели мокрые окровавленные тряпки. Щит
