Красный вервольф 4 - Саша Фишер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы кто такие хоть? — вдруг опомнилась Нюра и, нахмурившись, посмотрела сначала на меня. Потом на Яшку.
— Друзья, — подмигнул я. — Меня зовут Саня Волков. А этот обалдуй — Яшка.
— Волков… — эхом повторила она. — Однофамильцы, значит.
— Ага, — усмехнулся я. — Однофамильцы.
Я забрал у Нюры вещмешок и закинул его себе на плечо. Она нежно подхватила сверток с младенцем, и мы снова вышли в промозглую темноту улицы.
До лоханки мы добрались, когда ночная тьма уже чуть посветлела, превращаясь в серую хмарь утра. Стало еще холоднее, к редким каплям дождя добавилась снежная крупа. Дохнуло уже практически зимним холодом, хотя листья с деревьев еще не все облетели.
— Успеем отъехать чутка, пока совсем не рассвело, — сказал я. — Вы уж простите, Анна, машинка не очень удобная, зато по лесным дорогам скачет — будь здоров.
Бабушка ничего не сказала. Наградила меня долгим усталым взглядом. Мне даже немного стыдно стало. Даже представить страшно, как ей сейчас трудно, а она ничего, держится. Дорогу по холодному мокрому лесу отшагала, ни разу не попросив отдохнуть. Даже Яшка больше ноет, но он-то не рожал вот только что.
— Через Каменку тогда поедем, — заговорил Яшка, забираясь на водительское сидение. — Там мостик взорвали еще давно, но я знаю хитрый брод, лоханка наша справится. А дорога почти заброшена.
— Не болтай, Яшка, лучше поехали! — сказал я, забираясь в машину.
Машина двинулась с места, вот только «не болтать» оказалось выше яшкиных сил. У него, когда волнуется, прямо-таки резьбу срывает, и заткнуть его фонтан красноречия становится совершенно невозможно.
— У моего друга в Калюжном этом самом зазноба была, — почти заглушая шум мотора рассказывал Яшка. — Он к ней при любом случае норовил приехать, а когда приехать не получалось, даже пешком ходил. А она девка капризная была, хвостом крутила. Он к ней и так, и эдак. Подарочки всякие возил, крышу на родительском доме помог покрыть, сена воз привез однажды. А ей все мало кажется. То привези, это привези… Подумать мне надобно, не могу вот так сразу, я девушка приличная… Один раз меня вот попросил тоже подвезти. А до Калюжного дорога плохая, да и то не везде. Путь неблизкий. А у меня машина казенная. Ну как испорчу чего, век же не расплачусь… А он насел, как банный лист, и не отстает. В общем, согласился я. Едем мы, значит. И вроде даже все неплохо. А потом — глядь! — дерево поперек дороги трухлявое. Буря была, повалила, видать. Выворотень свежий. И ни вперед, ни назад. Не развернуться там было никак. Что делать, взялись за топор, чтобы дорогу расчистить. Тюк-тюк. А тут из леса рычание. Медведь! Осень была тогда ранняя, медведи сытые, но все одно не хотелось нам с Потапычем встречаться. Задали мы стрекача по кустам и колючками. Часа два, наверное, просидели. Потом вернулись с оглядкой. Я за голову сразу схватился — мишка на двери машины такенные царапины оставил. А мне начальник автопарка строго-настрого заявил, чтобы я из города не выезжал, мол, не для того у нас машины, чтобы на охоту на них ездить. Но это было еще полбеды… Вредный зверь не просто поцарапал машину. Он еще внутри навалил здоровенную вонючую кучу…
Неумолкающая трескотня никак не мешала Яшке весьма профессионально вести машину. Опасные ямы он объезжал, швыряя легкую лоханку то вправо, то влево. Когда небо стало совсем уж серым, свернул с относительно широкой дороги на узкую лесную стежку и запетлял между деревьями.
При упоминании медведя Анна вздрогнула и стала озираться по сторонам внимательнее. И крепче прижала к себе младенца. Тот, кстати, вел себя на удивление прилично. На тряскую дорогу вообще никак не реагировал, вякнул разок, когда тряхнуло совсем уж немилосердно, но моя бабушка безо всякого стеснения оголила грудь и принялась его кормить. И он буквально через минуту снова засопел.
— Надо останавливаться, — сказал я Яшке, когда удалось вставить в его бесконечный монолог хоть слово. — Днем можем на немецкий патруль нарваться.
— Еще десять минут, дядя Саша, — отозвался Яшка, вцепившийся в руль. — Там будет распадок удобный, в котором можно схорониться.
Вообще, конечно, не сказать, чтобы ночью ехать было особенно безопаснее. Шум машины слышно дальше. Да и фары иногда включать приходится… Так что может и нет нужды останавливаться. Особенно если проскочим самый опасный участок, где нужно тракт пересечь…
Яшка резко вывернул руль, направляя машину в кусты, одновременно с моим предостерегающим окликом. Двигатель заглох. Яшка круглыми глазами посмотрел на меня. От резкого движения младенец проснулся и захныкал. Нюра побледнела, прижала его к себе и принялась торопливо укачивать.
— Здесь оставайтесь, — скомандовал я, выбираясь из машины. Закрывать дверь не стал, чтобы не хлопать.
И скользнул вдоль кустов в ту сторону, откуда слышался стрекот генератора и немецкая речь.
Глава 15
Что это еще за явление такое?
На поляне раскинулся маленький, но весьма обустроенный лагерь — брезентовая палатка типа штабной, сколоченный из досок стол, лампочки светятся, как на новогоднем утреннике. Сложенные в штабель ящики, катушки с кабелями, какие-то металлические штуки… Вот, бл*ха! Объезжать что ли надо? Сколько же тут народу?
Ага, а вот и обитатели!
—…опять про Роммеля? Какое нам вообще дело до Африки? Про Москву опять ничего?
— Ты же сам все слышал.
— Слышал. Надеялся, что может проспал.
— Скажи спасибо, что мы здесь, а не там.
— Вот уж спасибо герру Штернхофферу… Удружил, можно сказать.
Двое фрицев вывернули из-за палатки. У одного в зубах — курительная трубка. Второй держит в руках планшетку. Услышав имя Штернхоффер, я стал слушать их треп внимательнее. Это ведь тот самый тип, который на стройке возле монастыря главный. И которого все, кто его упоминал, как-то не особенно любят.
Но кто вот эти?
Катушки, металлические штыри… Какая-то геологическая разведка? Или коммуникации тянут? Впрочем, по хрен. Сейчас мне меньше всего было дело до того, чем они занимаются в этой глухомани. Гораздо больше меня волновал вопрос сколько их. Палатка довольно большая, при желании в нее можно напихать десяток человек. Но сейчас я видел троих. Двое болтали, а третий молча колдовал над котелком. Судя по доносившемуся запаху — варил кофе. Эх, зависть… Кофейку бы я сейчас хлебанул с удовольствием… Может тогда не отвлекался бы на левые мысли.
У всех троих — нашивки инженерных войск. Тот, который кофе варит — унтер-офицер, двое других — простые солдаты. У того, что с планшеткой — железный крест. Отличился, видать, где-то. Машины не видать, мотоцикла тоже. Значит…
Ни черта это ничего не значит. Может, остальные из их лагеря как раз на машине сейчас куда-то и укатили, а может их здесь всего трое. Или еще в палатке, может, кто спит. Лагерь могли выгрузить, поставить, оставить их работать и уехать.
Если их всего трое, то положу я их, как не фиг делать. По рожам видно — расслабленные, никого не ждут. Кобуры застегнуты. Пара винтовок стоит рядом со столом, но пока они до них дотянутся…
С другой стороны, хотелось послушать, что скажут. Вдруг рядом за деревьями десяток фрицев с пулеметами притаилась.
—…ну помнишь, та рыженькая, в бордельхаузе, когда мы еще в Плескау стояли?
— В красном платье? На рояле играла которая?
— Да-да, она!
— И что? Хочешь сказать, тебе перепало? Она же только с офицерами спит.
— Эх, нет… Да я не про то! Я вообще туда случайно, можно сказать, попал. Меня герр гауптман послал найти Гейнца.
— И что она?
— Сейчас расскажу! Короче, там сидел Шнайдер из комендатуры. Брюхо свою развалил, пиво сосет и на Гольду слюни пускает. Потом говорит: «Я бы тебя всю ночь трахал!» А она села к нему на колени, улыбнулась во все зубы и отвечает: «Как ты в своем пузе инструмент-то находишь, жирный…»
— Ха-ха, прямо так и сказала?
— Ага.
— По-немецки?
— Нет, по-русски. Шнайдер ни черта не понял и в улыбке довольной расплылся. А я стою с каменной рожей и думаю: «Только бы не заржать! Только бы не заржать!» А потом вижу лицо Гейнца, а его точно так же перекосило, тоже понял, что она сказала.
— И ты откуда русский знаешь?
— Так у меня сосед русский, еще от коммунистов сбежал. Он и научил. А Гейнц, наверное, уже здесь выучил, он всегда интересовался…
— И вы ему не сказали ничего?
— Да ты что⁈ Шнайдер же тогда