Шоу в жанре триллера - Антон Леонтьев

– Жить дальше, – тихо ответил священник. – И не роптать на всевышнего!

Женщина, мотнув головой, всхлипнула и бросилась вон из церкви. Отец Сильвестр подошел к мне и с печальной улыбкой на устах произнес:

– Я не в силах изменить ход событий, и никто не в силах, кроме нашего Творца. И действительно, что я могу предложить безутешной матери? Ничего… В этом вся беда… Я в который раз чувствую свое бессилие и духовную немощь…

Поговорив немного с отцом Сильвестром, который был глубоко удручен настроением скорбящей матери, я отправилась к морю. Волны лениво накатывали на берег, туман начал рассеиваться. На набережной было всего несколько человек.

Я задумалась – отчего кто-то решается на убийство? В самом ли деле виновата мифическая тень Каина, которая толкает нас на роковой шаг, или это – наше добровольное решение?

Когда я вернулась в особняк, то застала утреннюю суету. Марк вчера во всеуслышание заявил, что сегодня предстоит важный эпизод и работа намечена на первую половину дня.

Шел девятый час, но никто и не собирался идти в павильоны. Несколько актеров о чем-то шушукались в большой гостиной. Завидев меня, они моментально оборвали беседу и вытаращились так, как будто перед ними предстала не живая, хотя и несколько проголодавшаяся Серафима Ильинична Гиппиус, а реинкарнация Маты Хари.

Раздался вкрадчивый голос Зои, которая, как обычно, подкралась неслышно и в самый неподходящий момент:

– Серафима Ильинична, Марк Казимирович хочет вас видеть. Кстати, вы же не откажетесь от завтрака? Хотя как я могла забыть, вы на диете, а у нас свежие булочки, яичница, джем и конфитюр…

У меня засосало под ложечкой. Решив, что начать здоровый образ жизни можно и с завтрашнего дня (еще лучше – с нового месяца), я спросила:

– А что стряслось?

Зоя ничего не ответила, хотя по выражению ее лица было понятно, что она в курсе последних событий.

– Прошу вас, столовая прямо по коридору, Марк Казимирович ожидает вас, – произнесла Зоя и удалилась.

Марк меня ожидает! Звучит так, как будто я перешла в разряд его прислуги! Он что, забыл, я всего-навсего его бывшая жена? Видимо, Михасевич на практике начал внедрение своих монархических идей – он с Юлианой были августейшей четой, вокруг которых и вертелась жизнь не только съемочной труппы, но и всего городка.

Я попала в столовую, окутанную ароматом молотого кофе, свежей сдобы и духов Юлианы. Во главе большого прямоугольного стола, покрытого тяжелой белоснежной скатертью и уставленного соблазнительными и калорийными вкусностями, восседал сам режиссер, мрачный и явно чем-то раздраженный. Марк был в сафьяновом халате и узорчатой тюбетейке – ну вылитый барин из идиллического романа конце девятнадцатого века!

Понятовская, наоборот, лучилась и сияла. В легком крепдешиновом платье цвета топленого молока, с блестящими украшениями, она была воплощением красоты и всепобеждающей молодости. Что же, могу понять, отчего Марк решил взять ее в жены. Между супругами сидела Настя и апатично размазывала по тарелке какую-то бурду, больше похожую на обойный клейстер.

Юлиана поздоровалась и приветливо пригласила меня к столу. Я не заставила повторять ее дважды, и сдобная булочка с маком захрустела у меня на зубах.

– Серафима Ильинична, попробуйте этот мед, он чудесный, гречишный, Варжовцы славятся своим медом… Вам что налить – кофе, чай или, быть может, сок? Зоя сказала, что вы на диете и питаетесь исключительно обезжиренным молоком и морковью, но я не поверила – она известная вруша.

Я остановила свой выбор на кофе со сливками с тремя ложками сахара. Это не то, что мне надо есть по утрам, но сладкое, как известно, улучшает работу мозга!

Марк в раздражении сказал:

– Серафима, я обыскался тебя, где ты была?

– Знакомилась с вашим чудным городком, – отправляя в рот вторую булочку, заявила я. – О, мед в самом деле превосходный! Юлианочка, детка, подайте мне, пожалуйста, ветчинки!

– Серафима, мне надо с тобой поговорить! Немедленно!

– Марк, – капризно заметила Юлиана, намазывая себе тонкий слой масла на румяный тост, – в чем дело? Я не в курсе каких-то событий? Почему отменили сегодняшнюю съемку? Ведь должна идти сцена заговора…

– Декорации не готовы, – отрывисто пояснил Михасевич.

– Еще вчера они были готовы, – возразила Юлиана. – Настя, почему ты не ешь кашу? Она полезна тебе!

Девочка с гримасой отвращения отодвинула от себя тарелку, в которой дымилась овсяная каша, и ответила:

– Мам, а где оладья с малиновым вареньем? Я не хочу кашу, она в животе колется!

– Не капризничай, – заявил Марк. – Ешь, что подают!

– Марк, в чем дело? – Юлиана отпила кофе из фарфоровой чашки. – Ты сегодня кипишь, срываешь на мне и дочери злобу.

Появился Кирилл, который молча, ни с кем не здороваясь, уселся как можно дальше от отца. Марк уставился на сына и сказал, словно в пустоту:

– Так, а ты почему еще не в школе? Уже десятый час, а занятия у вас начинаются в половине девятого!

– Нам сегодня ко второму уроку, – нехотя ответил подросток, схватил булку и скрылся, явно во избежание дальнейших вопросов.

– Скажи своему сыну, чтобы вел себя, как подобает. – Юлиана поцеловала Настю. – А то он весь в тебя, такой же мрачный и беспардонный. И научи его, наконец, говорить «Доброе утро!».

– Мамочка, почему ты не любишь Кирюшу? – с детской непосредственностью спросила Настя. – Он мой старший братик…

– Живо кушай кашу, – ответила, поморщившись, Понятовская, оставив вопрос дочери без ответа.

Мне было дозволено съесть три булочки и выпить две чашки кофе. Марк с мрачной миной наблюдал за мной. Я в легком замешательстве протянула ему надкушенную булочку и спросила:

– В чем дело, Марк, ты хотел съесть ее?

– Серафима, пошли, – Михасевич поднялся из-за стола. – У меня есть к тебе серьезный разговор.

Обычно я никому не позволяю разговаривать с собой в подобном тоне – еще бы, я, сама Серафима Ильинична Гиппиус, никому не подчиняюсь, и никто не может, как собачку, позвать меня за собой. Никто – за исключением моего бывшего супруга Марка Михасевича.

Я повиновалась. Мы проследовали по холлу, и режиссер привел меня к зимнему саду. Мы вошли туда, Марк прикрыл за собой дверь, повернул ключ. Меня обволокли тяжелые, насыщенные запахи тропического леса: цвели орхидеи, влажность была максимальной, температура выше тридцати.

– По крайней мере здесь, Фима, я могу быть уверен, что нас не услышат посторонние, – сказал Михасевич, прохаживаясь вдоль высаженных в грунт растений. Сад был достаточно большим по площади, из мраморной чаши в виде цветка лотоса бил небольшой, искусно подсвеченный фонтанчик. – В моем доме слишком много ушей. Смотри, что сегодня утром пришло на имя Юлианы. Только с тобой я и могу поговорить об этом откровенно. Новое послание!

Я взяла протянутый конверт.

– Читай, – проговорил режиссер и повернулся к огромному цветку орхидеи. Тот уже начал увядать, странно было наблюдать, как красота стремительно превращается в тлен.

На этот раз никаких угроз не было. Все те же буквы, вырезанные из журнала «Секреты Евы», расположенные идеально ровно вверху листа, составляли всего одно слово. Пугающее слово.

«Сегодня».

– Ты понимаешь, Серафима? – Голос известного режиссера задрожал. – Он хочет сегодня… Убить Юлиану! Поэтому я и отменил съемки.

– Марк, – я попыталась успокоить Михасевича, который находился на грани истерики.

Пожалуй, в таком состоянии я не видела его никогда, даже в тот день незадолго до официального расторжения нашего брака, когда он узнал, что ему не достанется ни автомобиль, ни югославский гарнитур из красного дерева, ни финская сантехника.

– Обычно анонимщики никогда не переходят от угроз к действиям. Они получают наслаждение от мучений и страха жертв и их близких. Ты сказал об этом Юлиане?

– Разумеется, нет! У нее такое хорошее настроение, я и не хочу лишний раз пугать ее. Так что же делать, Фима!

– Ты поступил правильно, отменив съемку. По крайней мере на сегодня, – сказала я. – Но вечно так продолжаться не может. Советую тебе не показывать тревогу, иначе анонимщик, понимая, что его угрозы достигли цели, придумает нечто более изощренное.

Михасевич сорвал орхидею и сильными пальцами смял пятнистый экзотический цветок.

– Ты права, Серафима. Я не боюсь этого сукина сына. И он должен это почувствовать!

– Его не нужно бояться, но стоит опасаться, – сказала я.

– Да, да, – Марк на несколько секунд погрузился в свои мысли. – И еще. Поговори с Юлианой. Я не хочу скрывать от нее, она будет обижена, если узнает, что я сам, без учета ее мнения, принимаю решение.

– Марк, – чуть поколебавшись, произнесла я. Мне было понятно, что, следуя своей привычке, я лезу не в свое дело, но с Михасевичем надо поговорить на эту тему. – Разреши дать тебе один совет. Не забывай, что у тебя есть не только жена и дочь, но и сын. И Кириллу требуется чуточка внимания.