Возвращение из мрака - Анатолий Афанасьев

Едва пропустили по первой чарке, попенял младшему побратиму:

– Зубехи надо вставить. Некрасиво так ходить. Примета плохая.

– Надо, – грустно согласился старлей. – Знаешь, сколько стоит одна коронка? И потом, я заметил, без зубов как-то люди ко мне стали добрее. Особенно дамы. Жалеют, что ли?

– Могу одолжить. Сколько надо? Тысячи хватит?

– Смотря какие делать. Может не хватит. Все равно я взаймы не беру. Тут дело принципа.

– Как не берешь? – от изумления Сидоркин машинально разлил по второй, хотя обычно контролировал выпивку Петрозванов. – Ты же лично мне уже должен пять кусков.

– После ранения, – объяснил Петрозванов. – Я многие вещи переосмыслил. Пуля в позвоночнике – это не шутка. Было время подумать. Назанимать легко, а тут как раз пристукнут. Кто будет отдавать? Неэтично. Не по-гвардейски… Кстати, Антон. У тебя я, пожалуй, могу еще призанять деньжат. Ты вроде на очереди первый у Магомая. А мне похоронить тебя не на что будет. У тебя бабки с собой?

Сидоркин не клюнул на наживку, Магомай подождет. Сперва ему хотелось узнать, как Петрозванов вылетел из конторы, почему вдруг оказался в охранной фирме «Кентавр», и что за всем этим кроется. То, что Сережа наболтал по междугородке, было, конечно, заморочкой, кто из них станет всерьез давать такую информацию по телефону. У них у всех в крови вирус бдения, повышенной осторожности, почти инстинктивной и поэтому необременительной. Суть в том, что ангелок и богатырь Сережа Петрозванов взращен из государственной молочной бутылочки, в него вложены немалые средства, как в подводную лодку, и такими кадрами никакая схожая контора в мире не бросается, их холят и берегут до последней возможности, и, в том числе, судьба их не зависит от каприза какого-нибудь оборзевшего начальника, вроде их нынешнего Паши Крученюка. Тут что-то другое.

Оказалось, да, другое, но не совсем. После истории с Ганюшкиным, после трагической смерти олигарха, полковник на Сережу шибко осерчал и начал его по-всякому трамбовать и допекать, используя хитрые, задевающие самолюбие штучки, которым, видно, обучился на каких-то своих прежних, никому неведомых должностях. Трогал за уши по любому поводу, не больно, но как-то чрезвычайно обидно. Видно, Крученюк сам сильно прокололся на тайной связи с покойным магнатом, и по мелкости натуры хоть на ком-то, хоть на младшем чине отводил душу. И постоянно, кстати и некстати, поминал майора Сидоркина, которого почему-то именовал не иначе как дезертиром. Говорил: ничего, дескать, набегается этот дезертир, вернется в отдел, никуда не денется, и тогда он устроит им обоим, старлею и майору, настоящий суд офицерской чести, другим в науку.

– Конкретно-то что? – поинтересовался Сидоркин.

– Конкретно – ничего. Говорю же, одни намеки. Но все очень подлые.

– Кто бы ему поверил, – засмеялся Сидоркин. – Это он, поганец, нас Ганюшкину сдал.

– Конечно, сдал. Все знают. Но поди докажи.

Оба ненадолго загрустили, еще и потому, что первая бутылка как-то быстро опустошилась.

– И дальше что? – спросил Сидоркин, налегая на пивко.

– В каком смысле?

– Как ты оказался в «Кентавре»? Уж конечно не из-за Крученюка. Что он тебе мог сделать? Крученюки приходят и уходят, сыск вечен. Давай, Сережа, колись, не тяни.

Петрозванов сиротливо заглянул в пустую рюмку, уныло объяснил:

– Я же на консервации. На поправке здоровья. Вызвал дед…

– Сам? – не удержался, перебил Сидоркин. – Тебя?

– Ну, – скромно потупился Петрозванов. – А чего такого? Вызвал, да… Причем, к себе на дачу… Угостил копченым осьминогом… Хорошо посидели, по-товарищески…

У Сидоркина отвисла челюсть, и он понял, что одной бутылкой не обойтись.

– Старик советовался со мной, – застенчиво продолжал старлей. – Между прочим, тобой интересовался. Он уж всегда в курсе, чего ни коснись. Спросил, в порядке ли у тебя психика. Наверное, читал твои рапорты о вампирах и пришельцах.

– И что ты сказал?

– Ты же знаешь. С виду, говорю, производит впечатление нормального, но с другой стороны…

– Проехали, – одернул Сидоркин. – Значит, дед лично отправил тебя в «Кентавр»?

– Ну да… проваливай, говорит, из конторы, чтобы духу твоего не было. Я спросил, надолго ли? А это, говорит, не твоего ума дело. У нас, говорит, у всех очень длинные стали языки. Даже осьминога не дал толком распробовать… Вот я уже вторую неделю в «Кентавре». Учти, на хорошем окладе. Двести баксов в месяц, плюс почасовая надбавка, если на задании.

– И чем занимаешься?

– Фактически ничем. У меня и места рабочего нет, сижу дома на телефоне… Антон, еще здесь закажем или в магазин слетать?

Новости Петрозванова означали одно: дед по-старому пекся о них, не забывал своих «соколиков», помнил, кто они все есть на самом деле – одна большая, сиротская горсть, часовые пространства, – и озаботился, увел Сережу в тенек, укрыл от злого пригляда, но, увы, за этим отеческим поступком просматривалась неуверенность в себе. Дед уже, видимо, не имел возможности распорядиться открыто, чтобы исподличевшегося Крученюка сдуло с насиженного места, как ветром, и, спасая верного солдатика, ему приходилось идти на неуклюжие уловки. Кто поверил бы в такое еще пять-десять лет назад? Эра предательства продолжалась. Дело меченого живет и процветает. Те, кто служит отечеству, вынуждены изощренно маневрировать, скрывать свои истинные взгляды, прикидываясь циниками американскими, зато подобные Крученюку ничего не боятся, правят бал, диктуют свои условия, и каждый раздулся от наглости, как клопина от дурной крови. Когда Сидоркин задумывался об этих материях, то всегда приходил к спасительной мысли, что задумываться как раз не надо, иначе сбрендишь. Для незамысловатого россиянина путь без размышлений ясен: как сказано в Писании, делай, что должен, и пусть будет, что будет.

– Санин как? Одобрил?

– Я молодой инвалид, – гордо ответил Петрозванов. – С поврежденным позвоночником. Для Санина я выбраковка. Ты сам давно его видел?

– В прошлом году.

– Говорят, очень изменился. Забурел со своим «Вараном». Придумал для ребят какие-то диковинные проверки на живучесть. Его теперь все боятся, даже свои.

– В чем же заключаются проверки?

– Никто не знает. Кто прошел, молчат в тряпочку. Может, зарок дали. А кто на подходе, трепещут… Да зачем мне к Санину? Мне в «Кентавре» хорошо. Прокантуюсь месячишко, другой, там видно будет… Знаешь, кто у нас главный?

– Кто?

– Яня Мендельсон. Помнишь, который расковырял алмазное дело, а его подвели под статью. Целый год на следствии прикидывался идиотом, пока не комиссовали. Гениальный человек. Я перед ним преклоняюсь. Его и дед уважает. С Мендельсоном шутки плохи. Он, пока прикидывался, на самом деле свихнулся. Да чего я рассказываю, ты лучше меня знаешь.

Да, Сидоркин знал. На раскрутке алмазного дела ему тоже изрядно досталось. Они тогда по оплошности замахнулись на святая святых, на собственность олигархов, среди которых было аж два члена правительства. Сидор-кину повезло, на предварительном следствии никто из фигурантов, и в первую голову сам Мендельсон, ни разу не упомянул его фамилию. Кстати, советник юстиции Мендельсон к их ведомству напрямую не принадлежал, выдвинулся по линии прокуратуры, но все равно крепкий оказался орешек, многие об него зубы обломали, пока не загнали за Можай. Но ведь за Можай, а не в могилу.

Отвлеклись на заказ: подошел Коляна Сивопал, который был в этом заведении человеком за все про все – официантом, и вышибалой, и частичным держателем акций. Обслуживал он лично далеко не всех, а по строгому выбору. У него был глаз-алмаз, он сразу определял рукопашников. Впрочем в «Затейнике Яше» меню небогатое – гамбургеры, шамбургеры, лямбургеры и – голос родины – курица в гриле. Но пивко подавали отменное, без новомодных примесей, бочковое, доморощенное, с ядреным солодовым заквасом. Называлось: «Яшина чесотка».

– Давненько не захаживали, ребята, – поздоровался Коляна, пальцем ткнул в пустую «Гжелку». – А вот это напрасно. У нас водочка со слезой, а это паленка.

– С чего взял? – обиделся Петрозванов. – В надежном месте куплена. В «Седьмом континенте».

Коляна презрительно повел многажды перебитым нося-рой.

– Сережа, братан, теперь надежное место только на кладбище. Погляди насечку на горле. Эту посудину под домашний комбайн ставили.

Петрозванов повертел бутылку перед глазами, но не обнаружил особых примет. Однако Коляне следовало верить, в этих делах он большой дока, как и в некоторых других.

– Ладно, принеси нам своей чистенькой пузырек. И пивка еще пару графинчиков.

– Из пожрать чего возьмете?

Петрозванов посмотрел на майора, тот витал в облаках.

– Давай по порции куренка. Отечественный или залетный?

– Обижаешь, Серый. У нас весь товар отечественный. С Клинским комбинатом контракт.