Исследование Апокалипсиса - Юрий Миранович Антонян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как уже отмечалось выше, Апокалипсис демонстрирует полное и безоговорочное отрицание любой другой культуры, все нехристиане достойны лишь презрения, осуждения и даже уничтожения. Никакой компромисс или диалог с ними немыслим, управлять ими можно только с помощью террора. Иными словами, христианство устами Откровения призывает поступать с нехристианами так, как с христианами поступали римские власти. Не случайно, по-видимому, в этой книге ни один апостол не упоминается по имени, в том числе главный проповедник христианства Павел. Эфесская церковь, которая, по преданию, была основана им, удостаивается похвалы за то, что испытала «тех, которые называют себя апостолами, а они не таковы и… они лжецы» (262). В этом можно усмотреть прямое порицание Павла.
Между тем, как справедливо отмечал П. А. Кропоткин, главное отличие христианства и буддизма от предшествующих им религий было в том, что вместо жестоких, мстительных богов, велениям которых должны были покоряться люди, эти две религии выдвинули — в пример людям, а не в устрашение — идеального богочеловека, причем в христианстве любовь божественного учителя к людям — ко всем людям без различия племен и состояний, а особенно к низшим, — дошла до самого высокого подвига, до смерти на кресте, ради спасения человечества от власти Зла.
Вместо страха перед мстительным Иеговой или перед богами, олицетворявшими злые силы природы, проповедовалась любовь к жертве насилия, и нравственным учителем в христианстве было не мстительное божество, не жрец, не человек духовной касты и даже не мыслитель из числа мудрецов, а человек из народа. Если основатель буддизма Гуатама был еще царский сын, добровольно ставший нищим, то основателем христианства являлся плотник, оставивший дом и родных и живший, как живут «птицы небесные», в ожидании близкого пришествия «Грозного суда». Идеалом христианства были не спокойная жизнь греческого мудреца и не военные или гражданские подвиги героев Древней Греции и Рима, а проповедник, восставший против безобразий современного ему общества и готовый идти на смерть за проповедь своей веры, состоящей в справедливости ко всем, в признании равноправия всех людей, в любовном отношении ко всем, как своим, так и чужим, и, наконец, в прощении обид — в противовес всеобщему тогда правилу обязательного отмщения обид[50].
Такого проповедника и такой проповеди мы в Апокалипсисе не найдем. Этика Апокалипсиса — этика побеждающего, почти победившего христианства, во всяком случае, такой религии, которая нисколько не сомневается в своей победе. В первых веках христианства с построением церкви известные этические основы этой религии, особенно равноправие и прощение, — скоро стали стираться, а потом и вовсе забылись. Отказ от первоначальных этических основ христианства канонически закреплен в Апокалипсисе, затем пришедшая к власти церковь сделала все, чтобы это отступление закрепить.
Итак, мы видим, что этика христианства в Апокалипсисе изменила себе, сделав шаг назад к извечному способу решения всех мыслимых ситуаций — угрозе, страху, насилию. О том, что этот шаг будет сделан, можно было предполагать давно, поскольку в условиях гонений (пусть даже информация о них преувеличена) не могло же христианство выжить только благодаря кротости и непротивления злу. Последние больше нужны были в качестве новой глобальной идеи для мира, уставшего от насилия и переставшего верить в то, что только с его помощью можно найти решение важнейших жизненных проблем. К тому же эта идея вначале предназначалась социальным низам, в арсенале которого если и была сила, то лишь в виде стихийного и слепого бунта. Данный общественный слой тогда в основном мог надеяться на любовь и прощение. Однако по мере распространения христианства и укрепления его позиций оно все больше стало опираться на ненависть и насилие.
Апокалипсис закрепил еще одну очень важную тенденцию в христианстве. Если проследить его историю, то мы увидим, что Христос постепенно вытеснил Яхве, что осталось почти незамеченным не только теологами (что вполне закономерно), но и учеными. Этот процесс, если иметь в виду священные тексты, в полной мере начат именно в Откровении. Христос во всех книгах Нового Завета называл себя лишь сыном божьим и неизменно подчеркивал, что только выполняет волю своего отца. В Откровении же Иисус открыто именует себя Альфой и Омегой, началом и концом, Первым и Последним, даже вседержителем, а это уже настоящее и ничем не прикрытое посягательство на творца вселенной и человека — бога-отца. Даже внешне он неотличим от отца: «Глава его и волосы белы, как белая волна, как снег» (1:14). Так описывает его Иоанн.
Апокалиптический «великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною» (12:9) наделяется рядом отрицательных черт, что, впрочем, вполне естественно. Однако главное, что он делает, это обольщение народов и склонение их к поклонению себе, а также клевета на Бога: «И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца. И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе. И дано ему было вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом, и народом, и языком, и племенем. И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира» (13:5-8). Но несмотря на эти богопротивные дела, дьявол никого, как ни странно, не убивает, все плохое осуществляется им лишь на вербальном уровне.
А вот агнец, т. е. Христос, совершенно другой — он устрашает морем крови. Так, когда «Он снял вторую печать, вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга… И когда Он снял четвертую печать… и я взглянул, и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли — умерщвлять мечом, и голодом, и мором, и зверями земными… И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие… И когда Он снял шестую печать … произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. И звезды небесные пали на землю… И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих»