Исследование Апокалипсиса - Юрий Миранович Антонян

верил в свое мессианское предназначение. Другое дело, что он, отвечая самым острым ожиданиям времени, был мифологизирован, возможно, еще при жизни. Как мы теперь очень хорошо знаем, мифологизация есть постоянная и неистребимая потребность ума, которая порождается бессознательным ощущением несовершенства людской природы и поисками идеального. Близость к Христу-мифу, который полностью вытеснил Иисуса-человека, придавала любому лицу особую весомость. В этом отношении Иоанн Богослов никак не мог быть исключением.

Э. Ренан отмечал, что Апокалипсис, явившийся под прикрытием весьма почитаемого среди христиан имени, произвел очень сильное впечатление в азийских церквах. Множество подробностей были ясны современникам. Рискованные предсказания близкого потрясения не могли удивить, а решительные речи Иисуса находили доверчивый прием. Притом в течение года мировые римские события могли казаться удивительным подтверждением книги, доказательством, что судьба Рима свершилась в соответствии с предсказаниями Откровения. Разочарование началось только после взятия римлянами Иерусалима, разрушения храма и окончательного утверждения династии Флавиев. Но религиозная вера не отказывается от своих надежд, притом что многие положения книги допускали различные толкования. Ее автор возвестил, что римская империя не восстановится и Иерусалимский храм не будет разрушен. Надо было найти лазейки для этих двух пунктов.

Различными богословами искомые лазейки были, конечно, найдены. Однако после примирения империи с церковью в IV столетии судьба Апокалипсиса подверглась, как не без оснований считал Ренан, большой опасности. Греческие и латинские ученые, не отделявшие будущности христианства от судеб империи, не могли считать боговдохновенной мятежную книгу, суть которой заключалась в ненависти к Риму и предсказании его гибели. Почти вся просвещенная часть духовенства Восточной Церкви, получившая эллинистическое образование, полная отвращения к милленаристским и иудео-христианским произведениям, объявила Апокалипсис апокрифом. Однако книга заняла такое прочное положение в Новом Завете, что изгнать ее было невозможно.

В наши дни Откровение заняло высокое место, принадлежащее ему среди священных писаний. Апокалипсис в известном смысле — завершение пророчеств, последнее слово Израиля. У старых пророков, например, у Иоиля, есть описание тех великих судов, которые учреждает время от времени Верховный судия дел человеческих, чтобы восстановить порядок, беспрестанно нарушаемый людьми, — в нем можно найти зародыш Патмосского видения. Всякая революция, всякое историческое потрясение превращалось в воображении еврея, упорно стремящегося обойтись без бессмертия души и установить царство справедливости на земле, в дело провидения, в прелюдию к еще более торжественному и окончательному суду. При всяком событии являлся пророк, восклицавший: «Трубите трубою на Сионе: ибо наступил день Господень; ибо он близок» (Иоиль, 2:1). Апокалипсис — продолжение и увенчание этой странной литературы, составляющей славу Израиля. Его автор — последний великий пророк; он уступает своим предшественникам только там, где подражает им; та же душа, тот же ум. Апокалипсис представляет собой почти единственный пример гениальной компиляции, оригинального подражания. Если исключить две-три детали, изобретенные самим автором и удивительно прекрасные, то в целом поэма состоит из черт, заимствованных у прежней пророческой и апокалиптической литературы, в особенности у Иезекииля, у автора книги Даниила, у обоих Исаий. Христианский ясновидец, истинный ученик этих великих людей, он знает наизусть их произведения и извлекает из них крайне логические выводы. Процесс теоретической разработки заключался в смелом перемещении, приложении к царству мессии и Иисуса всякой фразы древних писаний, в которой можно было усмотреть смутное отношение к темному идеалу[42].

Все эти рассуждения относятся к генезису Откровения, объясняют его истоки, но в то же время, как ни печально, свидетельствуют о продолжении в христианстве традиций крайне жестокого отношения к отступникам, о непрекращающемся торжестве более чем суровых нравов и обычаев. Такое ни в коем случае не прибавляет славы религиозному учению, которое провозгласило своими главными целями прощение, любовь и милосердие. Жизнестойкость Откровения объясняется также и тем, что оно пытается удовлетворить одну из главных потребностей человечества — знать, чем завершится вся эта жизнь. Апокалипсис жив и своими удивительными художественными достоинствами, став несомненным наследником древней и блестящей иудейской духовной литературы.

Поскольку Апокалипсис утверждает новый образ Христа (об этом подробно будет сказано ниже) и, соответственно, новые этические ценности, поневоле возникают сомнения в том, что эту книгу писал тот же человек, что и четвертое Евангелие, и апостольские послания — они резко отличаются от последней библейской книги. Совсем не исключено, что авторитетное имя автора трех предыдущих новозаветных произведений было использовано для обеспечения высокого статуса Откровения. Между тем этому произведению, которое Э. Ренан называл Книгой Нерона, все-таки не удалось занять в христианстве то же место, что и другим новозаветным сочинениям, в первую очередь евангелиям. Патмосский тайновидец, кто бы он ни был и какими бы талантами ни обладал, не смог превратить христианство в учение кошмара и ужасов. Апокалиптические кошмары и ужасы отступают перед любовью и прощением, во всяком случае в христианской теории, если ее понимать в качестве некого высшего идеала, нравственного эталона, к которому необходимо стремиться. Поэтому, можно сказать, что христианство смогло выдержать мощный удар, который само себе же и нанесло. Но Откровение, подобно евангелиям, тоже останется вечной книгой, психологическим свидетельством того, что человек не смог сдержать себя, вытеснить из себя имманентное и спонтанное стремление к насилию, в том числе с целью защиты от реальных и виртуальных врагов.

В этом смысле Откровение — открытая книга. В ней нет лицемерия или обмана, все обнаружено и обнажено, предельно ясно и ничего не скрыто. Каждый может узнать, что его ожидает, но не только за гранью жизни, хотя это и самое главное, но и в ее пределах в случае повиновения или, напротив, непослушания и отказа следовать за сравнительно новой религией. С полным на то основанием Апокалипсис можно назвать Программой, по которой будет жить человечество. Это дает возможность установить его общность, например, с тоталитарным большевизмом, который обожал составлять различные программы («Манифест Коммунистической партии» тоже является программой).

Можно ли Апокалипсис считать и прогнозом? Думается, что нет, если исходить из современного понимания прогноза, который всегда носит вероятностный характер. Предвидимые же Откровением события и весь ход мировой истории произойдут не скорее всего, а во что бы то ни стало.

Вопрос о времени написания Апокалипсиса относится к числу дискуссионных. Ф. Энгельс, например, считал, что он написан в 68 г., оперируя следующими соображениями.

Иоанн видит поднимающегося из моря зверя с семью головами и десятью рогами: «И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела». Этот зверь должен был получить власть над землей, враждебную богу и агнцу, на сорок два месяца (половина священных семи лет), и все люди должны были в течение этого