Исследование Апокалипсиса - Юрий Миранович Антонян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Булгаков полагает, что еще не настало время правильно истолковывать апокалиптические видения и образы, это дело будущего, а поэтому призывает к благоговению и скромности. Общий смысл этих образов, по Булгакову, достаточно ясен: здесь говорится о действенном вмешательстве демонических сил в человеческую жизнь, которое промыслительно попускается, хотя и ограничивается промыслом божьим[34]. С этим, конечно, никак нельзя согласиться, поскольку людей убивают не какие-то демонические силы, а христианские боги. Создается впечатление, что они способны обеспечить свое царство только над мертвыми, на земле не обещая людям ничего.
Особые состояния психики (экстаза, опьянения, сна и др.) с древнейших времен привлекали к себе повышенное внимание. Такие состояния были совсем не понятны и уже по этой причине вызывали страх. Поскольку же они были из ряда вон выходящими, вполне логично было предположить, что вызываются потусторонними силами и что именно в их рамках происходит общение с подобными силами. Поэтому в древности была широко распространена вера в то, что боги являются человеку в сновидениях и объявляют ему свою волю. В Древней Греции и Риме люди искали во сне совета и утешения богов или обоготворенных людей.
Автор (авторы) Апокалипсиса проявляет одержимость как религиозное переживание, которая придает им определенное величие. Как и во многих других древних духовных идеологиях, речь в этой новозаветной книге идет о воплощении духа, о сверхъестественных силах, иными словами, о том, чтобы сделать духовный мир присутствующим, живым и «реальным». Как раз по этой причине в Откровении избран особо насыщенный эмоциональный стиль и язык, необычайно живописные образы и символы. Подобная одержимость, вероятно, очень древнее религиозное явление, но оно во многом отличается от тех переживаний, которые характерны, например, для шаманизма. Однако и общего между ними немало: шаман путешествует в верхний и нижний мир, духи могут владеть его телом. Схожие путешествия совершает и апокалиптический странник, его возносит на самый верх, к творцу вселенной, Христу, ангелам и пророкам. Они, правда, не завладевают его телом, но дух (душу) захватывают целиком. Утверждение Иоанна: «Я был в духе в день воскресный» (1:10) — следует понимать именно как пребывание в экстатическом состоянии и как мистическое переживание внутреннего света, которое возникает в этом состоянии.
Но здесь же можно усмотреть и другую мысль: дух Иоанна не знает границ, духу подвластно видеть все. Он видит не глазами, а всем своим существом, точнее — своей духовной мистической сущностью. Это видение очень близко к тому, о котором говорят шаманы во время транса:
Все мое тело — сплошные глаза.
Посмотрите на них! Не пугайтесь!
Я смотрю на все стороны![35]
Видения Иоанна дают все основания говорить о том, что Откровение является самой мистической книгой Нового Завета. Конечно, Иоанн не единственный фанатически верующий, кому «в духе» приходит видение, как раз такие люди всегда были особо ценимы сообществом. Следующие выводы М. Элиаде о шаманах вполне относимы ко всем подобным персонажам. Он называет их «специалистами по священному», людьми, способными видеть духов, возноситься на небо и встречаться с богами, спускаться в ад и бороться с демонами, болезнями и смертями. Принципиальная роль шамана в защите психической целостности в обществе зиждется прежде всего на уверенности людей в том, что один из них сможет им помочь в критической ситуации, вызванной обитателями невидимого мира. Чрезвычайно утешительной и укрепляющей является убежденность, что один из членов общества может видеть то, что закрыто и невидимо для остальных, а также приносить непосредственные и точные сообщения из сверхъестественных миров[36].
Я думаю, что эти утверждения Элиаде, хотя они и высказаны по другому поводу, в немалой степени помогают понять, почему Книга Откровения Иоанна, несмотря на серьезные колебания в ее оценке в первые века существования христианства, все-таки была признана каноническим произведением.
То, что экстатические видения могут носить болезненный характер, подтверждает, например, состояние здоровья пророка Даниила после очередных видений. Он «изнемог и болел несколько дней; потом встал и начал заниматься царскими делами» (Дан., 8:27).
Очень важно отметить, что видения Иоанна представляют собой существенный вклад в познание смерти, хотя об индивидуальной посмертной судьбе человека немало говорилось и в других библейских, в том числе новозаветных книгах. Наряду с ними Апокалипсис значительно, даже резко акцентирует на этом внимание. Многие элементы посмертной географии, как и отдельные темы христианской мифологии смерти, почерпнуты из Откровения, что, в частности, нашло отражение в большом числе религиозных живописных произведений. Благодаря всему этому неизвестный и страшный мир смерти приобретает некоторую определенность, более ясные формы и структуры, становится более видимым, соответствующие картины, следовательно, призваны снизить страх перед ней. Мир усопших в глазах верующих становится познаваемым, а сама смерть приобретает значимость перехода к новому способу бытия, несравненно лучшему, чем земной.
В Апокалипсисе довольно мало земного, ему отведены в основном вторая и третья главы, что неудивительно для священного текста, да еще такого, который призван дать откровение верующему уму. В этих двух главах Иоанн сначала называет себя, давая весьма краткие сведения о том, кто он и где он находится, в чем его миссия. После чего следуют обращения к семи церквам, на чем относительно реалистическая часть заканчивается, но она выглядит несколько чужеродным телом в этом в целом мистическом сочинении. Не очень, на первый взгляд, понятно, с какой целью отношения с церквами вообще описаны в книге, тем более что здесь в основном рассмотрены, так сказать, служебные вопросы. Между тем первые три главы отлично вписываются в общую эмоциональную тональность книги и ее содержание: я имею в виду многочисленные апокалиптические ужасы, глобальные катастрофы, расправы. Угрозы в адрес отдельных церквей плавно и логично перетекают в угрозы всему человечеству, словно предваряя их. По-существу, масштабные видения начинаются с четвертой главы и не прекращаются до конца.
Видения Иоанна чрезвычайно динамичны, сверхъестественные явления проносятся стремительно и в то же время мощно. О некоторых из них ему сообщает голос, но в большинстве случаев он видит их, причем катастрофы и разгромы иногда вызывают у него эмоциональный отклик, чаще всего завуалированный, но ни в коем случае не осуждение — только одобрение. Богослов воспринимает их — и все, этим его задача исчерпывается, не считая, конечно, того, что он обязан сообщить об этом читателю. Но почему видения, почему не избрана иная
